также сослужила им добрую службу, и в конце концов они благополучно
спустились на пол. Но, взглянув на старый шкаф, они увидели там страшный
переполох. Резные олени вытянули вперед головы, выставили рога и вертели
ими во все стороны, а обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног
высоко подпрыгнул и крикнул старому китайцу:
- Они убегают! Убегают!
Пастушка и трубочист испугались и шмыгнули в подоконный ящик.
Тут лежали разрозненные колоды карт, был кое-как установлен кукольный
театр. На сцене шло представление.
Все дамы - бубновые и червонные, трефовые и пиковые - сидели в первом
ряду и обмахивались тюльпанами, а за ними стояли валеты и старались по-
казать, что и они о двух головах, как все фигуры в картах. В пьесе изоб-
ражались страдания влюбленной парочки, которую разлучали, и пастушка
заплакала: это так напомнило ее собственную судьбу.
- Сил моих больше нет! - сказала она трубочисту. - Уйдем отсюда!
Но когда они очутились на полу и взглянули на свой столик, они увиде-
ли, что старый китаец проснулся и раскачивается всем телом - ведь внутри
него перекатывался свинцовый шарик.
- Ай, старый китаец гонится за нами! - вскрикнула пастушка и в отчая-
нии упала на свои фарфоровые колени.
- Стой! Придумал! - сказал трубочист. - Видишь вон там, в углу,
большую вазу с сушеными душистыми травами и цветами? Спрячемся в нее!
Ляжем там на розовые и лавандовые лепестки, и если китаец доберется до
нас, засыплем ему глаза солью.
- Ничего из этого не выйдет! - сказала пастушка. - Я знаю, китаец и
ваза были когда-то помолвлены, а от старой дружбы всегда что-нибудь да
остается. Нет, нам одна дорога - пуститься по белу свету!
- А у тебя хватит на это духу? - спросил трубочист. - Ты подумала о
том, как велик свет? О том, что нам уж никогда не вернуться назад?
- Да, да! - отвечала она.
Трубочист пристально посмотрел на нее и сказал:
- Мой путь ведет через дымовую трубу! Хватит ли у тебя мужества за-
лезть со мной в печку, а потом в дымовую трубу? Там-то уж я знаю, что
делать! Мы поднимемся так высоко, что до нас и не доберутся. Там, на са-
мом верху, есть дыра, через нее можно выбраться на белый свет!
И он повел ее к печке.
- Как тут черно! - сказала она, но все-таки полезла за ним и в печку,
и в дымоход, где было темно, хоть глаз выколи.
- Ну вот мы и в трубе! - сказал трубочист. - Смотри, смотри! Прямо
над нами сияет чудесная звездочка!
На небе и в самом деле сияла звезда, словно указывая им путь. А они
лезли, карабкались ужасной дорогой все выше и выше. Но трубочист поддер-
живал пастушку и подсказывал, куда ей удобнее ставить свои фарфоровые
ножки. Наконец они добрались до самого верха и присели отдохнуть на край
трубы - они очень устали, и не мудрено.
Над ними было усеянное звездами небо, под ними все крыши города, а
кругом на все стороны, и вширь и вдаль, распахнулся вольный мир. Бедная
пастушка никак не думала, что свет так велик. Она склонилась головкой к
плечу трубочиста и заплакала так сильно, что слезы смыли всю позолоту с
ее пояса.
- Это для меня слишком! - сказала пастушка. - Этого мне не вынести!
Свет слишком велик! Ах, как мне хочется обратно на подзеркальный столик!
Не будет у меня ни минуты спокойной, пока я туда не вернусь! Я ведь пош-
ла за тобой на край света, а теперь ты проводи меня обратно домой, если
любишь меня!
Трубочист стал ее вразумлять, напоминал о старом китайце и обер-ун-
тер-генерал-кригскомиссар-сержанте Козлоного, но она только рыдала безу-
тешно да целовала своего трубочиста. Делать нечего, пришлось уступить
ей, хоть это и было неразумно.
И вот они спустились обратно вниз по трубе. Не легко это было! Ока-
завшись опять в темной печи, они сначала постояли у дверцы, прислушива-
ясь к тому, что делается в комнате. Все было тихо, и они выглянули из
печи. Ах, старый китаец валялся на полу: погнавшись за ними, он свалился
со столика и разбился на три части. Спина отлетела начисто, голова зака-
тилась в угол. Обер-унтер-генерал-кригскомиссарсержант стоял, как всег-
да, на своем месте и раздумывал.
- Какой ужас! - воскликнула пастушка. - Старый дедушка разбился, и
виною этому мы! Ах, я этого не переживу!
И она заломила свои крошечные ручки.
- Его еще можно починить! - сказал трубочист. - Его отлично можно по-
чинить! Только не волнуйся! Ему приклеят спину, а в затылок вгонят хоро-
шую заклепку, и он опять будет совсем как новый и сможет наговорить нам
кучу неприятных вещей!
- Ты думаешь? - сказала пастушка.
И они снова вскарабкались на свой столик.
- Далеко же мы с тобою ушли! - сказал трубочист. - Не стоило и тру-
дов!
- Только бы дедушку починили! - сказала пастушка. - Или это очень до-
рого обойдется?..
Дедушку починили: приклеили ему спину и вогнали в затылок хорошую
заклепку. Он стал как новый, только головой кивать перестал.
- Вы что-то загордились с тех пор, как разбились! - сказал ему
обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног. - Только с чего бы
это? Ну так как, отдадите за меня внучку?
Трубочист и пастушка с мольбой взглянули на старого китайца: они так
боялись, что он кивнет. Но кивать он уже больше не мог, а объяснять пос-
торонним, что у тебя в затылке заклепка, тоже радости мало. Так и оста-
лась фарфоровая парочка неразлучна. Пастушка и трубочист благословляли
дедушкину заклепку и любили друг друга, пока не разбились.
ДУРЕНЬ ГАНС
Жил в усадьбе старик хозяин, и было у него два сына, такие умные, что
и вполовину хватило бы. И решили они посвататься к королевне - отчего же
нет? Она сама объявила, что возьмет в мужья того, кто за словом в карман
не лезет.
Двое умников готовились целую неделю; больше времени у них не было,
да и того достаточно: начатки знаний у них были, а это главное. Один
знал наизусть весь латинский словарь и местную газету за три года, с на-
чала до конца и с конца до начала. Другой изучил всю цеховую премуд-
рость: что какому цеховому старшине полагается знать; стало быть, мог
рассуждать и о делах государственных - так, по крайней мере, он сам по-
лагал. Кроме того, он был франт и умел вышивать подтяжки, а это немалое
искусство.
- Королевна будет моей, - говорил и тот и другой.
И вот отец дал каждому чудесного коня; тому, который знал словарь и
газету, - вороного, а тому, который был цеховым знатоком и умел выши-
вать, - белого. Оба смазали себе уголки губ рыбьим жиром, чтобы пошеве-
ливались побыстрей. Все слуги высыпали во двор поглядеть, как они сядут
на коней. И вдруг прибежал третий брат. Всего-то их было трое, да
третьего никто и в расчет не принимал. Далеко ему было до своих ученых
братьев, и называли его попросту Дурень Ганс.
- Вы куда это собрались, что так распарадились? - спросил он.
- Ко двору. Хотим выговорить себе королевну. Или ты не слыхал, о чем
барабанили по всей стране? - И они рассказали ему, в чем дело.
- Эге, так и я с вами, - сказал Дурень Ганс.
Братья только засмеялись и тронулись в путь.
- Отец, давай и мне коня! - закричал Дурень Ганс. - И меня разбирает
охота жениться. Возьмет меня королевна - ладно, а не возьмет - я ее
возьму.
- Полно пустое болтать, - сказал отец. - Не дам я тебе коня. Ты и го-
ворить-то не умеешь. Вот братья твои - те молодцы.
- Не дашь коня - возьму козла, - сказал Дурень Ганс. - Козел мой
собственный и небось довезет меня. - И он уселся на козла верхом, всадил
ему пятки в бока и помчался по дороге во всю прыть.
- Го-го! Берегись! - крикнул он и запел во все горло.
А братья ехали себе потихоньку, не говоря ни слова: надо же было хо-
рошенько обдумать заранее все шутки и острые словечки, сразу-то ведь они
в голову не придут.
- Го-го! Вот и я! - закричал им Дурень Ганс. - Гляньте, что я на до-
роге нашел. - И он показал им дохлую ворону.
- Дурак, - сказали они. - Куда она тебе?
- Я ее королевне подарю.
- Подари, подари! - засмеялись они и поехали дальше.
- Го-го! Вот и я! Гляньте, что я еще нашел. Это не каждый день на до-
роге валяется.
Братья поглядели.
- Дурак, - сказали они. - Это же просто деревянный башмак, да еще без
передка. Ты и его королевне подаришь?
- Непременно, - сказал Дурень Ганс.
Братья засмеялись и уехали вперед.
- Го-го! Вот и я! - опять закричал Дурень Ганс. - Одно к одному. Вот
находка так находка.
- Ну, что ты там еще нашел? - спросили братья.
- О-о, - сказал Дурень Ганс, - просто и слов не подберешь. То-то ко-
ролевна обрадуется.
- Тьфу!.. - сказали братья. - Да это грязь из канавы.
- Верно, - сказал Дурень Ганс, - первейшего сорта. На ладони не удер-
жишь, так и ползет. - И он набил себе грязью карман.
А братья помчались от него во всю прыть; приехали целым часом раньше
и остановились у городских ворот, где женихи записывались в очередь и
получали номерки. Потом их всех выстроили по шести в ряд, да так тесно,
что и не шевельнуться. И хорошо, что так, а то они исполосовали бы ножа-
ми друг другу спины за то лишь, что одни очутились впереди других.
Все жители страны столпились у дворца и заглядывали в окна: всем хо-
телось видеть, как королевна принимает женихов. А женихи входили в залу
один за другим, и как кто войдет, так язык у него и отнимается.
- Не годен, - говорила королевна. - Следующий!
Вот вошел старший брат, который знал наизусть словарь. Но он уж поза-
был все, пока стоял в очереди, а тут - паркет скрипучий, потолок зер-
кальный, так что видишь самого себя кверху ногами, и у каждого окна по
три писца да по одному писаке, и все записывают каждое слово, чтобы сей-
час же тиснуть в газету да продать за два гроша на углу. Просто ужас! К
тому же печку в зале так натопили, что она раскалилась докрасна.
- Какая жара здесь, - сказал жених.
- Отцу моему вздумалось поджарить молодых петушков, - сказала коро-
левна.
- Э-э... - сказал жених: такого разговора он не ожидал и не нашелся,
что сказать в ответ - сказать-то ведь надо было что-нибудь остроумное. -
Э-э...
- Не годен, - сказала королевна. - Вон!
И пришлось ему убраться восвояси. Вошел второй брат.
- Ужасно жарко здесь, - сказал он.
- Да, мы сегодня поджариваем молодых петушков, - сказала королевна.
- Ка-ак? Ка... - сказал он.
И все писцы записали: "Ка-ак? Ка..."
- Не годен, - сказала королевна. - Вон!
Следующим был Дурень Ганс. Он въехал на козле прямо в зал.
- Ну и жарища тут, - сказал он.
- Это я молодых петушков поджариваю, - сказала королевна.
- Славно, - сказал Дурень Ганс. - Так и мне заодно можно зажарить мою
ворону?
- Отчего же нельзя, - сказала королевна. - А у вас есть в чем жарить?
У меня нет ни кастрюльки, ни сковородки.
- У меня найдется, - ответил Дурень Ганс. - Вот посудина, да еще с
ручкой. - И он вытащил старый деревянный башмак с отколотым передком и
положил в него ворону.
- Да это целый обед! - сказала королевна. - Только где же мы возьмем
подливки?
- У меня в кармане, - ответил Дурень Ганс. - У меня ее хоть отбавляй.
- И он зачерпнул из кармана горсть грязи.
- Вот это я люблю, - сказала королевна. - Ты за словом в карман не
лезешь. Тебя я и возьму в мужья. Но знаешь, каждое наше слово записыва-
ется и завтра попадет в газеты. Видишь, у каждого окна три писца да еще
старший писака. Всех хуже самый главный, он ведь ничего не понимает.
Это уж она припугнуть его хотела. А писцы заржали и посадили на пол
по жирной кляксе.
- Вот так компанийка! - сказал Дурень Ганс. - Сейчас я разуважу само-
го главного.
И он недолго думая выворотил карманы и залепил главному писаке все
