лицо грязью.
- Ловко, - сказала королевна. - У меня бы так не вышло. Ну да поу-
чусь.
И стал Дурень Ганс королем: женился, надел корону и сел на трон. Мы
же взяли все это прямо из газеты главного писаки, а на нее ведь поло-
житься нельзя.
СТАРЫЙ УЛИЧНЫЙ ФОНАРЬ
Слыхали вы историю про старый уличный фонарь? Она не то чтобы так уж
занятна, но послушать ее разок не мешает. Так вот, жил-был этакий поч-
тенный старый уличный фонарь; он честно служил много-много лет и наконец
должен был выйти в отставку.
Последний вечер висел фонарь на своем столбе, освещая улицу, и на ду-
ше у него было как у старой балерины, которая в последний раз выступает
на сцене и знает, что завтра будет всеми забыта в своей каморке.
Завтрашний день страшил старого служаку: он должен был впервые
явиться в ратушу и предстать перед "тридцатью шестью отцами города", ко-
торые решат, годен он еще к службе или нет. Возможно, его еще отправят
освещать какой-нибудь мост или пошлют в провинцию на какую-нибудь фабри-
ку, а возможно, просто сдадут в переплавку, и тогда из него может полу-
читься что угодно. И вот его мучила мысль: сохранит ли он воспоминание о
том, что был когда-то уличным фонарем. Так или иначе, он знал, что ему в
любом случае придется расстаться с ночным сторожем и его женой, которые
стали для него все равно что родная семья. Оба они - и фонарь и сторож -
поступили на службу одновременно. Жена сторожа тогда высоко метила и,
проходя мимо фонаря, удостаивала его взглядом только по вечерам, а днем
никогда. В последние же годы, когда все трое - и сторож, и его жена, и
фонарь - состарились, она тоже стала ухаживать за фонарем, чистить лампу
и наливать в нее ворвань. Честные люди были эти старики, ни разу не об-
делили фонарь ни на капельку.
Итак, светил он на улице последний вечер, а поутру должен был отпра-
виться в ратушу. Мрачные эти мысли не давали ему покоя, и не мудрено,
что и горел он неважно. Впрочем, мелькали у него и другие мысли; он мно-
гое видел, на многое довелось ему пролить свет, быть может, он не усту-
пал в этом всем "тридцати шести отцам города". Но он молчал и об этом.
Он ведь был почтенный старый фонарь и не хотел никого обижать, а уж свое
начальство тем более.
А между тем многое вспоминалось ему, и время от времени пламя его
вспыхивало как бы от таких примерно мыслей:
"Да, и обо мне кто-нибудь вспомнит! Вот хоть бы тот красивый юноша...
Много лет прошло с тех пор. Он подошел ко мне с письмом в руках. Письмо
было на розовой бумаге, тонкой-претонкой, с золотым обрезом, и написано
изящным женским почерком. Он прочел его дважды, поцеловал и поднял на
меня сияющие глаза. "Я самый счастливый человек на свете!" - говорили
они. Да, только он да я знали, что написала в своем первом письме его
любимая.
Помню я и другие глаза... Удивительно, как перескакивают мысли! По
нашей улице двигалась пышная похоронная процессия. На обитой бархатом
повозке везли в гробу молодую прекрасную женщину. Сколько было венков и
цветов! А факелов горело столько, что они совсем затмили мой свет. Тро-
туары были заполнены людьми, провожавшими гроб. Но когда факелы скрылись
из виду, я огляделся и увидел человека, который стоял у моего столба и
плакал. - Никогда мне не забыть взгляда его скорбных глаз, смотревших на
меня!"
И много о чем еще вспоминал старый уличный фонарь в этот последний
вечер. Часовой, сменяющийся с поста, тот хоть знает, кто заступит его
место, и может перекинуться со своим товарищем несколькими словами. А
фонарь не знал, кто придет ему на смену, и не мог рассказать ни о дожде
и непогоде, ни о том, как месяц освещает тротуар и с какой стороны дует
ветер.
В это-то время на мостик через водосточную канаву и явились три кан-
дидата на освобождающееся место, полагавшие, что назначение на должность
зависит от самого фонаря. Первым была селедочная головка, светящаяся в
темноте; она полагала, что ее появление на столбе значительно сократит
расход ворвани. Вторым была гнилушка, которая тоже светилась и, по ее
словам, даже ярче, чем вяленая треска; к тому же она считала себя пос-
ледним остатком всего леса. Третьим кандидатом был светлячок; откуда он
взялся, фонарь никак не мог взять в толк, но тем не менее светлячок был
тут и тоже светился, хотя селедочная головка и гнилушка клятвенно уверя-
ли, что он светит только временами, а потому не в счет.
Старый фонарь сказал, что ни один из них не светит настолько ярко,
чтобы служить уличным фонарем, но ему, конечно, не поверили. А узнав,
что назначение на должность зависит вовсе не от него, все трое выразили
глубокое удовлетворение - он ведь слишком стар, чтобы сделать верный вы-
бор.
В это время из-за угла налетел ветер и шепнул фонарю под колпак:
- Что такое? Говорят, ты уходишь завтра в отставку? И я вижу тебя
здесь в последний раз? Ну, так вот тебе от меня подарок. Я проветрю твою
черепную коробку, и ты будешь не только ясно и отчетливо помнить все,
что видел и слышал сам, но и видеть как наяву все, что будут рассказы-
вать или читать при тебе. Вот какая у тебя будет свежая голова!
- Не знаю, как тебя и благодарить! - сказал старый фонарь. - Лишь бы
не попасть в переплавку!
- До этого еще далеко, - отвечал ветер. - Ну, сейчас я проветрю твою
память. Если бы ты получил много таких подарков, у тебя была бы приятная
старость.
- Лишь бы не попасть в переплавку! - повторил фонарь. - Или, может,
ты и в этом случае сохранишь мне память? - Будь же благоразумен, старый
фонарь! - сказал ветер и дунул.
В эту минуту выглянул месяц.
- А вы что подарите? - спросил ветер.
- Ничего, - ответил месяц. - Я ведь на ущербе, к тому же фонари ни-
когда не светят за меня, всегда я за них.
И месяц опять спрятался за тучи - он не хотел, чтобы ему надоедали.
Вдруг на железный колпак фонаря капнула капля. Казалось, она скати-
лась с крыши, но капля сказала, что упала из серых туч, и тоже - как по-
дарок, пожалуй даже самый лучший.
- Я проточу тебя, - сказала капля, - так что ты получишь способность
в любую ночь, когда только пожелаешь, обратиться в ржавчину и рассы-
паться прахом.
Фонарю этот подарок показался плохим, ветру - тоже.
- Кто даст больше? Кто даст больше? - зашумел он что было сил.
И в ту же минуту с неба скатилась звезда, оставив за собой длинный
светящийся след.
- Что это? - вскрикнула селедочная головка. - Никак, звезда с неба
упала? И кажется, прямо на фонарь. Ну, если этой должности домогаются
столь высокопоставленные особы, нам остается только откланяться и уб-
раться восвояси.
Так все трое и сделали. А старый фонарь вдруг вспыхнул особенно ярко.
- Вот это чудесный подарок! - сказал он. - Я всегда так любовался яс-
ными звездами, их дивным светом! Сам я никогда не мог светить, как они,
хотя стремился к этому всем сердцем. И вот они заметили меня, жалкий
старый фонарь, и послали мне в подарок одну из своих сестриц. Они одари-
ли меня способностью показывать тем, кого я люблю, все, что я помню и
вижу сам. Вот это поистине удовольствие! А то и радость не в радость,
если нельзя поделиться ею с другими.
- Почтенная мысль, - сказал ветер. - Но ты, верно, не знаешь, что к
этому дару полагается восковая свеча. Ты никому ничего не сможешь пока-
зать, если в тебе не будет гореть восковая свеча. Вот о чем не подумали
звезды. И тебя, и все то, что светится, они принимают за восковые свечи.
Ну, а теперь я устал, пора улечься, - сказал ветер и улегся.
На другое утро... нет, через день мы лучше перескачем - на следующий
вечер фонарь лежал в кресле, и у кого же? У старого ночного сторожа. За
свою долгую верную службу старик попросил у "тридцати шести отцов горо-
да" старый уличный фонарь. Те посмеялись над ним, но фонарь отдали. И
вот теперь фонарь лежал в кресле возле теплой печи и, казалось, будто
вырос от этого - он занимал чуть ли не все кресло. Старички уже сидели
за ужином и ласково поглядывали на старый фонарь: они охотно посадили бы
его с собой хоть за стол.
Правда, жили они в подвале, на несколько локтей под землей, и чтобы
попасть в их каморку, надо было пройти через вымощенную кирпичом прихо-
жую, зато в самой каморке было тепло и уютно. Двери были обиты по краям
войлоком, кровать пряталась за пологом, на окнах висели занавески, а на
подоконниках стояли два диковинных цветочных горшка. Их привез матрос
Христиан не то из Ост-Индии, не то из Вест-Индии. Это были глиняные сло-
ны с углублением на месте спины, в которое насыпалась земля. В одном
слоне рос чудесный лук-порей - это был огород старичков, в другом пышно
цвела герань - это был их сад. На стене висела большая масляная картина,
изображающая Венский конгресс, на котором присутствовали разом все импе-
раторы и короли. Старинные часы с тяжелыми свинцовыми гирями тикали без
умолку и вечно убегали вперед, но это было лучше, чем если бы они отста-
вали, говорили старички.
Итак, сейчас они ужинали, а старый уличный фонарь лежал, как сказано
выше, в кресле возле теплой печки, и ему казалось, будто весь мир пере-
вернулся вверх дном. Но вот старик сторож взглянул на него и стал припо-
минать все, что им довелось пережить вместе в дождь и в непогоду, в яс-
ные, короткие летние ночи и в снежные метели, когда так и тянет в под-
вальчик, - и старый фонарь словно очнулся и увидел все это как наяву.
Да, славно его проветрил ветер!
Старички были люди работящие и любознательные, ни один час не пропа-
дал у них зря. По воскресеньям после обеда на столе появлялась какая-ни-
будь книга, чаще всего описание путешествия, и старик читал вслух про
Африку, про ее огромные леса и диких слонов, которые бродят на воле.
Старушка слушала и поглядывала на глиняных слонов, служивших цветочными
горшками.
- Воображаю! - приговаривала она.
А фонарю так хотелось, чтобы в нем горела восковая свеча, - тогда
старушка, как и он сам, наяву увидела бы все: и высокие деревья с переп-
летающимися густыми ветвями, и голых черных людей на лошадях, и целые
стада слонов, утаптывающих толстыми ногами тростник и кустарник.
- Что проку в моих способностях, если нет восковой свечи? - вздыхал
фонарь. - У стариков только ворвань да сальные свечи, а этого мало.
Но вот в подвале оказалась целая куча восковых огарков. Длинные шли
на освещение, а короткими старушка вощила нить, когда шила. Восковые
свечи теперь у стариков были, но им и в голову не приходило вставить
хоть один огарок в фонарь.
- Ну, вот и стою я тут со всеми моими редкими способностями, - гово-
рил фонарь. - Внутри у меня целое богатство, а я не могу им поделиться!
Ах, вы не знаете, что я могу превратить эти белые стены в чудесную обив-
ку, в густые леса, во все, чего вы пожелаете!.. Ах, вы не знаете!
Фонарь, всегда вычищенный и опрятный, стоял в углу, на самом видном
месте. Люди, правда, называли его старым хламом, но старики пропускали
такие слова мимо ушей - они любили старый фонарь.
Однажды, в день рождения старого сторожа, старушка подошла к фонарю,
улыбнулась и сказала:
- Сейчас мы зажжем в его честь иллюминацию!
Фонарь так и задребезжал колпаком от радости. "Наконец-то их осени-
ло!" - подумал он.
Но досталась ему опять ворвань, а не восковая свеча. Он горел весь
вечер и знал теперь, что дар звезд - чудеснейший дар - так и не приго-
дится ему в этой жизни.
И вот пригрезилось фонарю - с такими способностями не мудрено и гре-
зить, - будто старики умерли, а сам он попал в переплавку. И страшно
ему, как в тот раз, когда предстояло явиться в ратушу на смотр к "трид-
