его в плаванье!
И они сделали из газетной бумаги кораблик, посадили в него оловянного
солдатика, и он поплыл по водосточной канаве. Мальчишки бежали рядом и
хлопали в ладоши. Батюшки, какие волны ходили по канаве, какое стреми-
тельное было течение! Еще бы, после такого ливня!
Кораблик бросало то вверх, то вниз и вертело так, что оловянный сол-
датик весь дрожал, но он держался стойко - ружье на плече, голова прямо,
грудь вперед.
Вдруг кораблик нырнул под длинные мостки через канаву. Стало так тем-
но, будто солдатик опять попал в коробку.
"Куда меня несет? - думал он. - Да, да, все это проделки тролля! Ах,
если бы со мною в лодке сидела та барышня, тогда будь хоть вдвое темнее,
и то ничего!"
Тут появилась большая водяная крыса, жившая под мостками.
- Паспорт есть? - Спросила она. - Предъяви паспорт!
Но оловянный солдатик как воды в рот набрал и только еще крепче сжи-
мал ружье. Кораблик несло все вперед и вперед, а крыса плыла за ним вдо-
гонку. У! Как скрежетала она зубами, как кричала плывущим навстречу щеп-
кам и соломинам:
- Держите его! Держите! Он не уплатил пошлины! Он беспаспортный!
Но течение становилось все сильнее и сильнее, и оловянный солдатик
уже видел впереди свет, как вдруг раздался такой шум, что испугался бы
любой храбрец. Представьте себе, у конца мостика водосточная канава впа-
дала в большой канал. Для солдатика это было так же опасно, как для нас
нестись в лодке к большому водопаду.
Вот канал уже совсем близко, остановиться невозможно. Кораблик вынес-
ло из-под мостка, бедняга держался, как только мог, и даже глазом не
моргнул. Кораблик развернуло три, четыре раза, залило водой до краев, и
он стал тонуть.
Солдатик оказался по шею в воде, а кораблик погружался все глубже и
глубже, бумага размокала. Вот вода покрыла солдатика с головой, и тут он
подумал о прелестной маленькой танцовщице - не видать ему ее больше. В
ушах у него зазвучало:
Вперед стремись, воитель,
Тебя настигнет смерть!
Тут бумага окончательно расползлась, и солдатик пошел ко дну, но в ту
же минуту его проглотила большая рыба.
Ах, как темно было внутри, еще хуже, чем под мостком через водосточ-
ную канаву, да еще и тесно в придачу! Но оловянный солдатик не потерял
мужества и лежал растянувшись во весь рост, не выпуская из рук ружья...
Рыба заходила кругами, стала выделывать самые диковинные скачки.
Вдруг она замерла, в нее точно молния ударила. Блеснул свет, и кто-то
крикнул: "Оловянный солдатик!" Оказывается, рыбу поймали, привезли на
рынок, продали, принесли на кухню, и кухарка распорола ей брюхо большим
ножом. Затем кухарка взяла солдатика двумя пальцами за поясницу и при-
несла в комнату. Всем хотелось посмотреть на такого замечательного чело-
вечка - еще бы, он проделал путешествие в брюхе рыбы! Но оловянный сол-
датик ничуть не загордился. Его поставили на стол, и - каких только чу-
дес не бывает на свете! - он оказался в той же самой комнате, увидал тех
же детей, на столе стояли те же игрушки и чудесный дворец с прелестной
маленькой танцовщицей. Она попрежнему стояла на одной ноге, высоко вски-
нув другую, - она тоже была стойкая. Солдатик был тронут и чуть не зап-
лакал оловянными слезами, но это было бы непригоже. Он смотрел на нее,
она на него, но они не сказали друг другу ни слова.
Вдруг один из малышей схватил оловянного солдатика и швырнул в печку,
хотя солдатик ничем не провинился. Это, конечно, подстроил тролль, что
сидел в табакерке.
Оловянный солдатик стоял в пламени, его охватил ужасный жар, но был
ли то огонь или любовь - он не знал. Краска с него совсем сошла, никто
не мог бы сказать, отчего - от путешествия или от горя. Он смотрел на
маленькую танцовщицу, она на него, и он чувствовал, что тает, но
по-прежнему держался стойко, не выпуская из рук ружья. Вдруг дверь в
комнату распахнулась, танцовщицу подхватило ветром, и она, как сильфида,
порхнула прямо в печку к оловянному солдатику, вспыхнула разом - и нет
ее. А оловянный солдатик стаял в комочек, и наутро горничная, выгребая
золу, нашла вместо солдатика оловянное сердечко. А от танцовщицы оста-
лась одна только блестка, и была она обгорелая и черная, словно уголь.
СОЛОВЕЙ
В Китае, как ты, наверное, знаешь, и сам император китаец, и все его
подданные китайцы.
Давным-давно это было, но потому-то и стоит рассказать эту историю,
пока она еще не совсем позабыта.
Во всем мире не нашлось бы дворца лучше, чем у китайского императора.
Он весь был из драгоценного фарфора, такого тонкого и хрупкого, что и
дотронуться страшно. В саду росли диковинные цветы, и к самым лучшим из
них были привязаны серебряные колокольчики. Они звенели, чтобы никто не
прошел мимо, не заметив цветов. Вот как хитро было придумано!
Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что и сам садовник не знал,
где он кончается. За садом был чудесный лес с высокими деревьями и глу-
бокими озерами, и доходил он до самого синего моря. Большие корабли мог-
ли заплывать прямо под ветви, и здесь, у самого берега моря, жил соло-
вей. Пел он так дивно, что его заслушивался даже бедный рыбак, у которо-
го и без того дел хватало.
Со всех концов света приезжали в столицу императора путешественники;
все они дивились дворцу и саду, но, услышав соловья, говорили: "Вот это
лучше всего!" Вернувшись домой, они рассказывали об увиденном. Ученые
описывали в книгах столицу, дворец и сад императора и никогда не забыва-
ли о соловье - его хвалили особенно; поэты слагали чудесные стихи о со-
ловье, живущем в лесу у синего моря.
Книги расходились по всему свету, и некоторые дошли до самого импера-
тора. Он сидел в своем золотом кресле, читал и каждую минуту кивал голо-
вой - очень уж приятно было читать похвалы своей столице, дворцу и саду.
"Но соловей лучше всего!" - стояло в книге.
- Как! - сказал император. - Что за соловей? Ничего о таком не знаю!
Неужто в моей империи, и даже в моем собственном саду, есть такая птица,
а я о ней ничего не слыхал? И вот приходится вычитывать такое из книг!
И он послал за своим первым министром. Тот был такой важный, что если
кто-нибудь чином пониже осмеливался заговорить с ним или спросить о
чем-либо, он отвечал только: "П!" - что ровно ничего не значит.
- Говорят, у нас есть замечательная птица по имени соловей, - сказал
император. - Говорят, лучше ее нет ничего в моем государстве. Почему мне
ни разу о ней не докладывали?
- Никогда не слыхал такого имени, - сказал министр. - Наверное, она
не была представлена ко двору!..
- Желаю, чтобы она явилась во дворец и пела предо мной сегодня же ве-
чером! - сказал император. - Весь свет знает, что у меня есть, а я не
знаю!
- Никогда не слыхал такого имени! - повторил министр. - Будем искать,
разыщем!
А где ее разыщешь?
Министр бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но
никто из придворных, к которым он обращался, ничего не слыхал о соловье.
Тогда министр снова прибежал к императору и заявил, что сочинители, вер-
но, рассказывают сказки.
- Ваше императорское величество! Не верьте всему, что пишут в книгах!
Все это одни выдумки, так сказать, черная магия!
- Но ведь книга, в которой я прочел о соловье, прислана мне могущест-
венным императором Японии, в ней не может быть неправды! Хочу слышать
соловья! Он должен быть здесь сегодня вечером! Объявляю ему мое высочай-
шее благоволение! А если его не будет, весь двор, как отужинает, будет
бит палками по животу!
- Цзин-пе! - сказал первый министр и снова забегал вверх и вниз по
лестницам, по залам и коридорам, а с ним вместе забегала и половина
придворных - уж больно им не хотелось, чтобы их били палками по животу.
И все лишь об одном и спрашивали: что это за соловей, которого весь свет
знает и только при дворе никто не знает.
Наконец на кухне нашли одну бедную девочку. Она сказала:
- Господи! Как не знать соловья! Вот уж поет-то! Мне позволено отно-
сить по вечерам моей бедной больной матушке остатки от обеда. Живет она
у самого моря. И вот когда на обратном пути я устану и присяду отдохнуть
в лесу, я слушаю соловья. Слезы так и потекут из глаз, а на душе-то так
радостно, словно матушка целует меня!
- Девочка, - сказал министр, - я зачислю вас на должность при кухне и
исхлопочу вам позволение посмотреть, как кушает император, если вы про-
ведете нас к соловью. Он приглашен сегодня вечером к императору!
И вот все отправились в лес, в котором жил соловей. Шли они, шли, как
вдруг замычала корова.
- О! - сказал камер-юнкер. - Вот он! Какая, однако, сила у такого ма-
ленького создания! Мне определенно уже доводилось слышать его!
- Нет, это корова мычит! - отвечала маленькая кухарка. - А нам еще
далеко идти!
Вот в пруду заквакали лягушки.
- Восхитительно! Восхитительно! - сказал придворный священник. - Те-
перь я его слышу! Точь-в-точь как малые колокола!
- Нет, это лягушки! - отвечала маленькая кухарка. - Но теперь, пожа-
луй, скоро услышим и его!
И вот запел соловей.
- Вот он! - сказала девочка. - Слушайте! Слушайте! А вон и он сам!
И она указала на серенькую птичку среди ветвей.
- Возможно ли! - сказал министр. - Никак не воображал его себе таким!
Уж больно простоват на вид! Верно, он стушевался при виде стольких знат-
ных особ.
- Соловушка! - громко крикнула девочка. - Наш милостивый император
хочет, чтобы ты ему спел!
- С величайшим удовольствием! - отвечал соловей и запел так, что лю-
бо-дорого было слушать.
- Совсем как стеклянные колокольчики! - сказал министр. - Смотрите,
как он старается горлышком! Просто удивительно, что мы не слышали его
раньше! Он будет иметь огромный успех при дворе!
- Спеть ли мне еще для императора? - спросил соловей. Он думал, что
император был тут.
- Мой несравненный соловушка! - сказал министр. - Имею приятную честь
пригласить вас на имеющий быть сегодня придворный праздник. Не сомнева-
юсь, что вы очаруете его императорское величество своим восхитительным
пением!
- Меня лучше всего слушать в лесу! - сказал соловей, но все же охотно
подчинился воле императора и последовал за придворными.
А дворец-то как украшали! Фарфоровые стены и пол сверкали тысячами
золотых фонариков, в проходах были выставлены самые лучшие цветы с коло-
кольчиками. Беготни и сквозняку было куда как много, но все колокольчики
звенели так, что ничего не было слышно.
Посреди огромного зала, где сидел император, установили золотой шест
для соловья. Весь двор был в сборе, а маленькой кухарке дозволили стать
в дверях - ведь она уже была в звании придворной поварихи. Все надели
свои лучшие наряды, и все глядели на маленькую серую птичку, а император
кивнул ей головой.
И соловей запел так дивно, что у императора слезы набежали на глаза,
и тогда еще краше запел соловей, и песнь его хватала за сердце. Импера-
тор был очень доволен и хотел пожаловать соловью свою золотую туфлю на
шею. Но соловей с благодарностью отказался:
- Я видел на глазах императора слезы, и для меня нет ничего драгоцен-
нее! Слезы императора-это ведь настоящее чудо! Я награжден с избытком!
И он вновь запел своим дивным, сладостным голосом.
- Ах, очаровательнее кокетства и помыслить нельзя! - говорили прид-
ворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы булькать, когда с ними
кто-нибудь заговорит. Им казалось, что тогда они сами будут похожи на
соловья. Даже слуги и служанки объявили, что они довольны, а ведь это
немало - угодить им труднее всего. Да, соловей положительно имел успех.
Его определили при дворе, отвели ему собственную клетку и разрешили
