больше шестнадцати свечей. Всем видно было, что они очень торопятся уп-
равиться в срок с новым нарядом короля. Они делали вид, будто снимают
ткань со станков, они резали воздух большими ножницами, они шили иглой
без нитки и наконец сказали:
- Ну вот, наряд и готов!
Король вошел к ним со своими самыми знатными придворными, и обманщи-
ки, высоко поднимая руку, как будто держали в ней что-то, говорили:
- Вот панталоны! Вот камзол! Вот мантия! - И так далее. - Все легкое,
как паутинка! Впору подумать, будто на теле и нет ничего, но в этом-то и
вся хитрость!
- Да, да! - говорили придворные, хотя они ровно ничего не видели, по-
тому что и видеть-то было нечего.
- А теперь, ваше королевское величество, соблаговолите снять ваше
платье! - сказали обманщики. - Мы оденем вас в новое, вот тут, перед
большим зеркалом!
Король разделся, и обманщики сделали вид, будто надевают на него одну
часть новой одежды за другой. Они обхватили его за талию и сделали вид,
будто прикрепляют чтото - это был шлейф, и король закрутился-завертелся
перед зеркалом.
- Ах, как идет! Ах, как дивно сидит! - в голос говорили придворные. -
Какой узор, какие краски! Слов нет, роскошное платье!
- Балдахин ждет, ваше величество! - доложил оберцеремониймейстер. -
Его понесут над вами в процессии.
- Я готов, - сказал король. - Хорошо ли сидит платье?
И он еще раз повернулся перед зеркалом, ведь надо было показать, что
он внимательно рассматривает наряд.
Камергеры, которым полагалось нести шлейф, пошарили руками по полу и
притворились, будто приподнимают шлейф, а затем пошли с вытянутыми рука-
ми - они не смели и виду подать, что нести-то нечего.
Так и пошел король во главе процессии под роскошным балдахином, и все
люди на улице и в окнах говорили:
- Ах, новый наряд короля бесподобен! А шлейф-то какой красивый! А
камзол-то как чудно сидит!
Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это
означало бы, что он либо глуп, либо не на своем месте сидит. Ни одно
платье короля не вызывало еще такого восторга.
- Да ведь он голый! - сказал вдруг какой-то ребенок.
- Господи боже, послушайте-ка, что говорит невинный младенец! - ска-
зал его отец.
И все стали шепотом передавать друг другу слова ребенка.
- Он голый! Вот ребенок говорит, что он голый!
- Он голый! - закричал наконец весь народ.
И королю стало не по себе: ему казалось, что люди правы, но он думал
про себя: "Надо же выдержать процессию до конца".
И он выступал еще величавее, а камергеры шли за ним, неся шлейф, ко-
торого не было.
СВИНОПАС
Жил-был бедный принц. Королевство у него было совсем маленькое, но
какое-никакое, а все же королевство - хоть женись, и вот жениться-то он
как раз и хотел.
Оно, конечно, дерзко было взять да спросить дочь императора: "Пойдешь
за меня?" Но он осмелился. Имя у него было известное на весь свет, и
сотни принцесс сказали бы ему спасибо, но вот что ответит императорская
дочь?
А вот послушаем.
На могиле отца принца рос розовый куст, да какой красивый! Цвел он
только раз в пять лет, и распускалась на нем одна-единственная роза. За-
то сладок был ее аромат, понюхаешь - и сразу забудутся все твои горести
и заботы. А еще был у принца соловей, и пел он так, будто в горлышке у
него были собраны все самые чудесные напевы на свете. Вот и решил принц
подарить принцессе розу и соловья. Положили их в большие серебряные лар-
цы и отослали ей.
Повелел император принести ларцы к себе в большой зал - принцесса иг-
рала там в гости со своими фрейлинами, ведь других-то дел у нее не было.
Увидела принцесса ларцы с подарками, захлопала в ладоши от радости.
- Ах, если б тут была маленькая киска! - сказала она.
Но появилась чудесная роза.
- Ах, как мило сделано! - в голос сказали фрейлины.
- Мало сказать мило, - отозвался император, - прямотаки недурно!
Только принцесса потрогала розу и чуть не заплакала.
- Фи, папа! Она не искусственная, она настоящая.
- Фи! - в голос повторили придворные. - Настоящая!
- Погодим сердиться! Посмотрим сначала, что в другом ларце! - сказал
император.
И вот выпорхнул из ларца соловей и запел так дивно, что поначалу не к
чему и придраться было.
- Бесподобно! Великолепно! - сказали фрейлины; все они болтали
по-французски одна хуже другой.
- Эта птица так напоминает мне органчик покойной императрицы! - ска-
зал один старый придворный. - Да, да, и звук тот же, и манера!
- Да! - сказал император и заплакал, как ребенок.
- Надеюсь, птица не настоящая? - спросила принцесса.
- Настоящая! - ответили посланцы, доставившие подарки.
- Ну так пусть летит, - сказала принцесса и наотрез отказалась при-
нять принца.
Только принц не унывал; вымазал лицо черной и бурой краской, нахлобу-
чил на глаза шапку и постучался в дверь.
- Здравствуйте, император! - сказал он. - Не найдется ли у вас во
дворце местечка для меня?
- Много вас тут ходит да ищет! - отвечал император. - Впрочем, пос-
той, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней!
Так и определили принца свинопасом его величества и убогую каморку
рядом со свинарником отвели, и там он должен был жить. Ну вот, просидел
он целый день за работой и к вечеру сделал чудесный маленький горшочек.
Весь увешан бубенцами горшочек, и когда в нем что-нибудь варится, бубен-
цы вызванивают старинную песенку: Ах, мой милый Августин, Все прошло,
прошло, прошло!
Но только самое занятное в горшочке то, что если подержать над ним в
пару палец - сейчас можно узнать, что у кого готовится в городе. Слов
нет, это было почище, чем роза.
Вот раз прогуливается принцесса со всеми фрейлинами и вдруг слышит
мелодию, что вызванивали бубенцы. Стала она на месте, а сама так вся и
сияет, потому что она тоже умела наигрывать "Ах, мой милый Августин", -
только эту мелодию и только одним пальцем.
- Ах, ведь и я это могу! - сказала она. - Свинопас-то у нас, должно
быть, образованный. Послушайте, пусть ктонибудь пойдет и спросит, что
стоит этот инструмент.
И вот одной из фрейлин пришлось пройти к свинопасу, только она надела
для этого деревянные башмаки.
- Что возьмешь за горшочек? - спросила она.
- Десять поцелуев принцессы! - отвечал свинопас.
- Господи помилуй!
- Да уж никак не меньше! - отвечал свинопас.
- Ну, что он сказал? - спросила принцесса.
- Это и выговорить-то невозможно! - отвечала фрейлина. - Это ужасно!
- Так шепни на ухо!
И фрейлина шепнула принцессе.
- Какой невежа! - сказала принцесса и пошла дальше, да не успела сде-
лать и нескольких шагов, как бубенцы опять зазвенели так славно: Ах, мой
милый Августин, Все прошло, прошло, прошло!
- Послушай, - сказала принцесса, - поди спроси, может, он согласится
на десять поцелуев моих фрейлин?
- Нет, спасибо! - отвечал свинопас. - Десять поцелуев принцессы или
горшочек останется у меня.
- Какая скука! - сказала принцесса. - Ну, станьте вокруг меня, чтобы
никто не видел!
Загородили фрейлины принцессу, растопырили юбки, и свинопас получил
десять поцелуев принцессы, а принцессагоршочек.
Вот радости-то было! Весь вечер и весь следующий день стоял на огне
горшочек, и в городе не осталось ни одной кухни, будь то дом камергера
или сапожника, о которой бы принцесса не знала, что там стряпают. Фрей-
лины плясали от радости и хлопали в ладоши.
- Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Знаем, у кого каша
и свиные котлеты! Как интересно!
- В высшей степени интересно! - подтвердила обергофмейстерша.
- Но только держите язык за зубами, ведь я дочь императора!
- Помилуйте! - сказали все.
А свинопас - то есть принц, но для них-то он был по-прежнему свинопас
- даром времени не терял и смастерил трещотку. Стоит повертеть ею в воз-
духе - и вот уж она сыплет всеми вальсами и польками, какие только есть
на свете.
- Но это же бесподобно! - сказала принцесса, проходя мимо. - Просто
не слыхала ничего лучше! Послушайте, спросите, что он хочет за этот
инструмент. Только целоваться я больше не стану!
- Он требует сто поцелуев принцессы! - доложила фрейлина, выйдя от
свинопаса.
- Да он, верно, сумасшедший! - сказала принцесса и пошла дальше, но,
сделав два шага, остановилась. - Искусство надо поощрять! - сказала она.
- Я дочь императора. Скажите ему, я согласна на десять поцелуев, как
вчера, а остальные пусть получит с моих фрейлин!
- Ах, нам так не хочется! - сказали фрейлины.
- Какой вздор! - сказала принцесса. - Уж если я могу целовать его, то
вы и подавно! Не забывайте, что я кормлю вас и плачу вам жалованье!
Пришлось фрейлине еще раз сходить к свинопасу.
- Сто поцелуев принцессы! - сказал он. - А нет - каждый останется при
своем.
- Становитесь вокруг! - сказала принцесса, и фрейлины обступили ее, а
свинопас принялся целовать.
- Это что еще за сборище у свинарника? - спросил император, выйдя на
балкон. Он протер глаза и надел очки. - Не иначе как фрейлины опять
что-то затеяли! Надо пойти посмотреть.
И он расправил задники своих туфель - туфлями-то ему служили стоптан-
ные башмаки. И-эх, как быстро он зашагал!
Спустился император во двор, подкрадывается потихоньку к фрейлинам, а
те только тем и заняты, что поцелуи считают: ведь надо же, чтобы дело
сладилось честь по чести и свинопас получил ровно столько, сколько поло-
жено, - ни больше, ни меньше. Вот почему никто и не заметил императора,
а он привстал на цыпочки и глянул.
- Это еще что такое? - сказал он, разобрав, что принцесса целует сви-
нопаса, да как хватит их туфлей по голове!
Случилось это в ту минуту, когда свинопас получал свой восемьдесят
шестой поцелуй.
- Вон! - в гневе сказал император и вытолкал принцессу со свинопасом
из пределов своего государства.
Стоит и плачет принцесса, свинопас ругается, а дождь так и поливает.
- Ах я горемычная! - причитает принцесса. - Что бы мне выйти за прек-
расного принца! Ах я несчастная!..
А свинопас зашел за дерево, стер с лица черную и бурую краску, сбро-
сил грязную одежду - и вот перед ней уже принц в царственном облачении,
да такой пригожий, что принцесса невольно сделала реверанс.
- Теперь я презираю тебя! - сказал он. - Ты не захотела выйти за
честного принца. Ты ничего не поняла ни в соловье, ни в розе, зато могла
целовать за безделки свинопаса. Поделом тебе!
Он ушел к себе в королевство и закрыл дверь на засов. А принцессе
только и оставалось стоять да петь: Ах, мой милый Августин, Все прошло,
прошло, прошло!
ОЛЕ-ЛУКОЙЛЕ
Никто на свете не знает столько историй, сколько Оле-Лукойе. Вот мас-
тер рассказывать-то!
Вечером, когда дети смирно сидят за столом или на своих скамеечках,
является Оле-Лукойе. В одних чулках он подымается тихонько по лестнице,
потом осторожно приотворит дверь, неслышно шагнет в комнату и слегка
прыснет детям в глаза сладким молоком. Веки у детей начинают слипаться,
и они уже не могут разглядеть Оле, а он подкрадывается к ним сзади и на-
чинает легонько дуть им в затылок. Подует - и головки у них сейчас отя-
желеют. Это совсем не больно - у Оле-Лукойе нет ведь злого умысла; он
хочет только, чтобы дети угомонились, а для этого их непременно надо
уложить в постель! Ну вот он и уложит их, а потом уж начинает рассказы-
вать истории.
Когда дети заснут, Оле-Лукойе присаживается к ним на постель. Одет он
чудесно: на нем шелковый кафтан, только нельзя сказать, какого цвета, -
он отливает то голубым, то зеленым, то красным, смотря по тому, в какую
сторону повернется Оле. Под мышками у него по зонтику: один с картинками
