И тогда его мама проснулась.
Она не слыхала залпов канонады во время ледохода, не слыхала она
и снежного бурана, завывавшего в изразцовой печи. Ее дом был полон
шумных гостей, а будильники звонили всю зиму, так ни разу и не
разбудив ее.
Теперь же она открыла глаза и, окончательно проснувшись,
посмотрела в потолок.
Потом, усевшись на кровати, она сказала:
-- Ну вот, ты и простудился.
-- Мама, -- стуча зубами, ответил Муми-тролль, -- если б я только
был уверен в том, что это тот самый бельчонок, а не какой-нибудь
другой.
Мама тут же направилась в кухню подогреть сок.
-- Там грязная посуда! -- несчастным голосом закричал Муми-тролль.
-- Ничего, -- сказала мама. -- Все уладится.
Она нашла несколько поленьев за помойным ведром. А из своего
потайного шкафа вытащила смородиновый сок, какой-то порошок и
фланелевый шейный платок.
Когда вода закипела, она смешала порошок -- сильное средство от
простуды -- с сахаром, имбирем и ломтиками высохшего лимона, который
лежал за грелкой для кофейника, почти на самой верхней полке.
Но грелки для кофейника теперь уже больше не было. Не было даже
кофейника. Однако Муми-мама этого не заметила. На всякий случай она
пробормотала маленький волшебный стишок над лекарством от простуды.
Стишку этому она выучилась у своей бабушки, маминой мамы. Потом она
пошла в гостиную и сказала:
-- Выпей лекарство, пока оно теплое.
Муми-тролль выпил лекарство, и нежное тепло заструилось в его
промерзший живот.
-- Мама, -- сказал он. -- Я должен тебе столько всего объяснить...
-- Сначала ты должен выспаться, -- прервала его мама, обмотав ему
вокруг шеи фланелевый платок.
-- Только одно, -- сонно сказал он. -- Обещай, что ты не затопишь
печь, там живет наш предок.
-- Конечно, не затоплю, -- ответила мама.
Внезапно ему стало совсем тепло, и он почувствовал, что спокоен и
ни за что больше не должен отвечать. Тихонько вздохнув, он зарылся
носом в подушку. И тут же уснул, позабыв обо всем на свете.
Мама сидела на веранде и жгла киноленту увеличительным стеклом.
Лента дымилась и горела, а едкий приятный запах щекотал маме нос.
Солнце было жарким, так что от мокрой веранды шел пар, но в тени
за крыльцом стоял ледяной холод.
-- Вообще-то надо бы просыпаться чуть раньше по весне, --
заметила мама.
-- Это так правильно! -- согласилась с ней Туу-тикки. -- Он еще
спит?
Мама кивнула.
-- Ты бы видела, как он прыгал по льдинам! -- гордо сказала
малышка Мю. -- Это он-то, который прохныкал ползимы и приклеивал к
стенам глянцевые картинки.
-- Знаю, я их видела, -- ответила мама. -- Наверно, ему было
страшно одиноко.
-- А потом он пошел и отыскал какого-то древнего предка, --
продолжала малышка Мю.
-- Пусть сам расскажет все, когда проснется, -- решила Муми-мама.
-- Вижу, здесь произошло немало событий, пока я спала.
С кинолентой было уже покончено, а кроме того, мама умудрилась
выжечь на веранде круглую черную дыру.
-- Следующей весной я должна проснуться раньше всех, -- повторила
мама. -- Чтобы пожить немного спокойно и делать все, что захочется.
Когда Муми-тролль наконец проснулся, горло у него больше не
болело.
Он увидел, что мама сняла с люстры тюлевый чехол и повесила
занавески. Мебель стояла на своих прежних местах, а вместо разбитого
стекла был вставлен лист картона. Все хлопья пыли исчезли.
Но хлам, который предок набросал возле печки, лежал нетронутым.
На красочном плакате мама написала: "Трогать запрещается!"
Из кухни доносился успокаивающий звон посуды, которую мыла мама.
"Рассказать ей о том, кто живет под кухонным столиком? -- подумал
Муми-тролль. -- А может, не надо..." Он раздумывал, надо ли ему еще
немножко притворяться больным -- пусть за ним поухаживают. Но потом
решил, что будет еще интереснее позаботиться о маме, развлечь ее.
Тогда он вышел на кухню и сказал:
-- Пойдем, я покажу тебе снег.
Мама тотчас же бросила мыть посуду, и они вышли на солнце.
-- Снега осталось не так уж много, -- объяснил Муми-тролль. -- Но
ты бы видела, сколько его зимой! Весь дом был завален сугробами! Можно
было провалиться до самого носа. Понимаешь, снежинки падают с неба,
словно маленькие-премаленькие холодные звездочки, а наверху, в черном
небе, висят голубые и зеленые занавески, которые так и колышутся.
-- Как красиво! -- сказала мама.
-- Да, а потом можно еще кататься по снегу, -- продолжал
Муми-тролль. -- Это называется -кататься на лыжах. Съезжаешь прямо
вниз, как молния, в огромном облаке снега, и если быть невнимательным,
можно даже разбиться насмерть!
-- Что ты говоришь?! -- удивилась мама. -- И для этого-то
пользуются подносами?
-- Нет, на них лучше кататься по льду, -- обиженно пробормотал
глубоко задетый Муми-тролль.
-- Подумать только, подумать только, -- сказала мама, щурясь от
солнца. -- Жизнь все-таки по-настоящему волшебная. Думаешь, что
серебряный поднос годится только для одного дела, а оказывается, для
чего-то другого он еще удобнее. И все мне твердили: "Незачем варить
столько варенья", -- а оказалось, что оно все съедено.
Муми-тролль покраснел.
-- Мю рассказала тебе... -- начал он.
-- Конечно, -- сказала мама. -- Спасибо! Хорошо, что ты
позаботился о гостях, так что мне не пришлось краснеть за тебя. И
знаешь, дом стал теперь гораздо просторней без всех этих ковров и
безделушек. Кроме того, не придется так часто убирать.
Взяв немного снега, мама слепила снежок. Она бросила его, как
обычно это делают мамы, довольно неуклюже, и он -- бац! -- плюхнулся
неподалеку от них.
-- Вот так так! -- рассмеялась мама. -- Юнк и то сделал бы лучше.
-- Мама, я ужасно тебя люблю, -- признался Мумитролль.
Они медленно двинулись дальше по склону к мосту, но в почтовом
ящике было пусто, письма еще не пришли. Длинные вечерние тени ложились
на долину, и повсюду царили мир и удивительная тишина.
Мама села на перила моста и сказала:
-- А теперь наконец я хочу чуточку больше услышать о нашем предке.
На другой день все семейство разом проснулось. И проснулось точно
так же, как просыпалось всегда с наступлением весны, -- от громких и
веселых звуков шарманки.
Туу-тикки в своей вывернутой наизнанку небесноголубой шапочке
стояла под весенней капелью и вертела ручку шарманки, а небо было
таким же голубым, как ее шапочка. И солнце отсвечивало в серебряной
оковке шарманки.
Рядом с Туу-тикки сидела малышка Мю -- ужасно гордая, но к
гордости ее примешивалась и доля смущения, потому что она собственными
лапками пыталась заштопать грелку кофейника и начистила серебряный
поднос песком. Ни грелка, ни поднос нисколько лучше от этого не стали,
но, быть может, добрые намерения важнее результата.
Далеко-далеко на холме брела сонная Мюмла, тащившая за собой
ковер из гостиной, на котором она проспала всю зиму. Сегодня весна
решила быть не столько поэтичной, сколько шумной и веселой. Она
выпустила в небо стайку беспорядочных редких облачков, она смела
последний снег с крыш, она разрисовала повсюду холмы -- словом, весна
вовсю играла в апрель.
-- Я проснулась! -- полная радостного ожидания, воскликнула
фрекен Снорк.
Дружески потеревшись мордочкой о ее носик, Муми-тролль сказал:
-- Счастливой весны!
А сам тут же задумался: сможет ли он когда-нибудь рассказать ей
про свою зиму так, чтобы она все поняла?
Он увидел, как фрекен Снорк побежала к шкафу, чтобы вытащить
оттуда зеленую весеннюю шляпу.
Он увидел, как его папа, взяв анемометр и лопату, выходит на
веранду.
Туу-тикки без устали играла на шарманке, а солнечные лучи
струились в долину, словно силы природы просили прощения за то, что
еще совсем недавно были так недружелюбны к своим собственным созданиям.
"Сегодня должен прийти Снусмумрик, -- подумал Муми-тролль. --
Сегодня очень подходящий день для возвращения".
Стоя тихонько на веранде, он видел, как суетится на холме все его
семейство, окончательно проснувшееся и, как всегда, радостное.
Он поймал взгляд Туу-тикки. Доиграв вальс до конца, она
засмеялась и сказала:
-- Ну, теперь купальня свободна!
-- Я думаю, что единственно, кто и дальше может жить в купальне,
это сама Туу-тикки, -- сказала Муми-мама. -- Да и, кроме того, иметь
купальню -- буржуазный предрассудок. А плавки и купальники можно с
таким же успехом надевать прямо на пляже.
-- Большое спасибо, -- сказала Туу-тикки. -- Я подумаю.
И, продолжая играть на шарманке, она отправилась дальше в долину,
чтобы разбудить всех спящих малышей.
А фрекен Снорк меж тем нашла первый росток крокуса. Он пробился
на волю из теплого клочка земли под окном на южной стороне и еще даже
не зазеленел.
-- На ночь мы прикроем его стаканом, -- сказала фрекен Снорк, --
чтобы он не погиб ночью, когда станет холодно.
-- Не надо, -- рассердился Муми-тролль. -- Пусть справляется
собственными силами. Я думаю, он вырастет крепче, если ему придется
трудновато!
Внезапно Муми-троллю стало так радостно, что ему захотелось
остаться одному, и он медленно поплелся к дровяному сараю.
И когда никто уже не мог его видеть, Муми-тролль пустился бежать.
Он бежал по тающему снегу, а солнце жгло ему спину. Он бежал только
потому, что был счастлив и вообще ни о чем не думал.
Он добежал до самого берега, выбежал на причал и промчался через
пустую купальню, где гулял ветер.
Потом он уселся на крутую лесенку купальни, к которой подкатывали
волны весеннего моря.
Сюда уже едва доносились звуки шарманки, игравшей далеко-далеко в
долине.
Муми-тролль закрыл глаза и попытался вспомнить, как это было,
когда море, покрытое льдом, сливалось с темным небом.
Туве Янссон.
Мемуары папы Муми-тролля
Перевод Л.Ю.Брауде, Н.К.Беляковой
ПРОЛОГ
Однажды, когда Муми-тролль был совсем маленький, его папа в
разгар лета, в самую жару, умудрился простудиться. Пить горячее молоко
с луковым соком и сахаром он не захотел. Даже в постель не лег, а сидя
в саду на качелях, без конца сморкался и говорил, что это от ужасных
сигар. По всей лужайке были разбросаны папины носовые платки.
Муми-мама собирала их в маленькую корзиночку.
Когда насморк стал еще сильнее, папа перебрался на веранду и,
устроившись в кресле-качалке, закутался в одеяло. Мама принесла ему
большой стакан коктейля с ромом, но ром показался папе таким же
невкусным, как и молоко с луком, и тогда, совсем отчаявшись, он
поднялся в северную мансарду и лег там в кровать. Он никогда раньше не
болел и теперь совсем упал духом.
А когда заболело еще и горло, папа велел маме позвать
Муми-тролля, Снусмумрика и Сниффа. Они обступили папину кровать, и
Муми-папа обратился к ним с прощальной речью: пусть, мол, никогда не
забывают, что на их долю выпало жить вместе с ним -- настоящим
искателем приключений. Под конец папа так охрип, что когда он попросил
Сниффа принести трамвайчик из пенки, стоявший на комоде в гостиной,
никто не мог понять, что с ним такое происходит.
Все стали наперебой утешать папу, потом закутали его в одеяла и,
разложив на тумбочке леденцы, аспирин и увлекательные книжки, вышли на
солнышко.
А папа посердился-посердился да и заснул. Когда, уже под вечер,
он проснулся, горло болело чуточку меньше, но папа все еще был не в
духе. Он позвонил в колокольчик, стоявший на прикроватной тумбочке,
мама тут же поднялась в мансарду и спросила заботливо:
