свой рог, мои мышкимузыканты отказываются играть на флейтах. А
большинство моих друзей-невидимок перебрались на север.
Все гости долины волнуются, они простудились, сидя целый день
подо льдом. А Юнк прячется в шкафу до самой темноты. Кто-то должен
сказать Хемулю, чтобы он уходил.
-- Я не решаюсь это сделать, -- сказал Мумитролль. -- Он так
уверен в том, что мы его любим.
-- Тогда нужно обманом заставить его уйти, -- посоветовала
Туу-тикки. -- Скажи ему, что холмы в Пустынных горах -- гораздо выше и
лучше, чем здесь.
-- Но там ведь нет холмов, где можно кататься на лыжах, --
укоризненно возразил Муми-тролль. -- Там одни лишь пропасти да
зубчатые скалы, даже не покрытые снегом.
Крошка Саломея задрожала, слезы выступили у нее на глазах.
-- Хемуль нигде не пропадет, -- продолжала Туутикки. -- Неужели
лучше ждать того часа, когда он сам поймет, что мы его не любим. Сам
посуди.
-- Послушай, а может, ты сама скажешь ему обо всем? -- жалобно
попросил Муми-тролль.
-- Он ведь живет в твоем саду, -- ответила Туу-тикки. -- Освободи
от него сад. Всем станет лучше. И ему тоже.
Потом разговор стих, и Туу-тикки вылезла в окошко.
Крошка Саломея лежала без сна и смотрела в темноту. Так вот оно
что! Они собираются прогнать Хемуля вместе с его медным рогом! Они
хотят, чтобы он упал вниз, в пропасть. Оставалось одно: предупредить
его о Пустынных горах. Но предупредить осторожно. Чтобы он не понял,
как все хотят от него отделаться. А иначе он огорчится.
Всю ночь крошка Саломея не спала и раздумывала. Ее маленькая
головка не привыкла к таким сложным размышлениям, и под самое утро она
имела неосторожность заснуть. Она проспала и утренний кофе, и обед, и
никто, вообще-то говоря, о ней даже и не вспомнил.
Выпив кофе, Муми-тролль поднялся на холм, с которого катались на
лыжах.
-- Привет! -- воскликнул Хемуль. -- Здорово, что ты пришел сюда!
Можно я научу тебя делать совсем маленький простой поворот, ну совсем
неопасный?
-- Спасибо, только не сейчас, -- ответил Мумитролль, чувствуя
себя ужасно несчастным. -- Я пришел поболтать.
-- Вот здорово! -- воскликнул Хемуль. -- Вы ведь не очень-то
болтливы, как я посмотрю. Стоит мне появиться, как вы замолкаете и
удираете прочь.
Муми-тролль быстро взглянул на него, но на морде Хемуля были
написаны лишь любопытство и радость. Тогда, облегченно вздохнув,
Муми-тролль сказал:
-- Дело в том, что в Пустынных горах попадаются совершенно
удивительные холмы.
-- Вот как? -- спросил Хемуль.
-- Да, да! Необыкновенные! -- возбужденно продолжал Муми-тролль.
-- Они тянутся то вверх, то вниз и просто необыкновенны!
-- Надо бы поглядеть. Но путь туда неблизкий. Если я отправлюсь в
Пустынные горы, может статься, мы не встретимся нынешней весной. А
жаль, не правда ли?
-- Ага! -- соврал Муми-тролль и густо покраснел.
-- Но подумать об этом во всяком случае стоит, -- продолжал
размышлять вслух Хемуль. -- Это была бы жизнь на диких пустошах.
Большие, сложенные из бревен костры по вечерам и новые победы над
горными вершинами каждое утро! Долгие пробежки в ущельях и лощинах,
покрытых мягким, нетронутым снегом, который скрипит, когда его
разрезают лыжи... -- Хемуль погрузился в мечты. -- Как любезно с твоей
стороны, что ты беспокоишься обо мне и о том, как я катаюсь на лыжах,
-- с благодарностью сказал он.
Муми-тролль посмотрел на него. Нет, больше так нельзя.
-- Но холмы в Пустынных горах опасны! -- воскликнул он.
-- Только не для меня! -- ответил Хемуль. -- Как мило, что ты
боишься за меня, но я люблю холмы!
-- Ведь эти холмы просто ужасны! -- воскликнул Муми-тролль. --
Они спускаются прямо в пропасть и даже не покрыты снегом! Я сказал
неправду! Теперь я вдруг вспомнил, что там совсем нельзя кататься!
-- Ты уверен в этом? -- удивленно спросил Хемуль.
-- Поверь мне! -- умолял Муми-тролль. -- Милый Хемуль, останься с
нами. Я как раз думал научиться ходить на лыжах.
-- Ну ладно! -- согласился Хемуль. -- Если вам так хочется
удержать меня здесь, я останусь.
Беседа с Хемулем страшно взволновала Мумитролля, и он не мог идти
домой. Вместо этого он спустился с холма и пошел вдоль морского
берега, сделав большой крюк вокруг купальни.
Он шел, испытывая все большее и большее облегчение. Под конец он
почти развеселился, посвистывал и, пиная, гнал перед собой кусок льда.
И тут вдруг начал медленно падать снег.
Муми-тролль никогда прежде не видел снегопада и потому очень
удивился.
Снежинки одна за другой ложились на его теплый нос и таяли. Он
ловил их лапой, чтобы хоть на миг восхититься их красотой, он задирал
голову и смотрел, как они опускаются на него; они были мягче и легче
пуха, и их становилось все больше и больше.
"Так вот как, оказывается, это бывает, -- подумал Муми-тролль, --
а я-то считал, что снег растет снизу, из земли".
Воздух сразу потеплел. Кругом ничего, кроме падающего снега, не
было видно, и Муми-тролль впал в такой же восторг, как бывало летом,
когда он переходил вброд озеро. Сбросив купальный халатик, он во всю
длину растянулся в снежном сугробе.
"Зима! -- думал он. -- Ведь ее тоже можно полюбить!"
За окном уже стемнело, когда крошка Саломея в страхе проснулась:
она что-то прозевала. И сразу вспомнила Хемуля.
Она спрыгнула с комода сначала на стул, а потом на пол. Гостиная
была пуста, потому что все были внизу, в купальне, и обедали. Саломея
вылезла в окошко и, задыхаясь от слез, ринулась через снежный туннель
из дому.
Не было ни луны на небе, ни северного сияния! Только густо
падающий снег -- он залеплял глаза и одежду, идти становилось все
труднее. Крошка Саломея приковыляла к снежному дому Хемуля и заглянула
туда. В доме было темно и пусто.
Тут Саломею охватил страх, и вместо того чтобы подождать, она
кинулась навстречу вьюге.
Она звала своего обожаемого Хемуля, но это было совершенно
напрасно -- все равно что пробовать докричаться через подушки, набитые
перьями. А ее едва заметные следы мгновенно засыпал падающий снег.
Поздно вечером снегопад прекратился.
Снег опустился на землю, и горизонт, словно кто-то отдернул
легкую занавеску, очистился до самого моря. И уже там, над ним,
темно-синяя гряда облаков закрыла заходящее солнце.
Муми-тролль смотрел на надвигающуюся с моря непогоду. Казалось,
будто перед последним трагическим актом пьесы поднялся занавес. Сцена,
белоснежная и пустынная, простиралась до самого горизонта, а над
берегом быстро спускалась морозная темнота. Муми-тролль, никогда не
видевший снежной вьюги, думал, что бушует гроза. Он решил во что бы то
ни стало не пугаться, когда раздадутся первые глухие раскаты грома.
Но гром не загремел. Даже молнии не засверкали. Зато с белой
макушки одной из скал, тянувшихся вдоль берега, метнулся ввысь слабый
снежный вихрь.
Легкие порывы беспокойного ветерка поспешно перебегали
взад-вперед по льду и, уносясь вдаль, шептались в прибрежном лесу.
Темно-голубая гряда облаков росла, ветер становился все сильнее.
Внезапно Муми-троллю показалось, будто распахнулась какая-то
огромная дверь, ветер ворвался в нее, тьма разинула свою пасть, и все
наполнилось летящим мокрым снегом.
Снег уже не падал сверху, а с невероятной силой носился над
землей, он завывал, он толкал, валил с ног, словно живое существо.
Потеряв равновесие, Муми-тролль упал. Снег залепил ему глаза,
набился в уши. Муми-троллю стало страшно.
Время и весь мир куда-то исчезли, не за что было ухватиться, и
ничего не было видно, остался лишь заколдованный вихрь пляшущей
влажной мглы.
Если бы на берегу случайно оказался кто-нибудь сведущий и
разумный, он мог бы сказать, что наступает весна, которая будет долгой.
Но никого такого на берегу не оказалось; там был только
один-единственный растерявшийся Мумитролль, который, барахтаясь в
снегу, полз на четвереньках навстречу ветру, совсем не в ту сторону,
куда ему было нужно.
Он все полз и полз, и снег уже целым сугробом лежал на его
мордочке. Теперь Муми-тролль ни капельки не сомневался в том, что зима
придумала эту метель: ведь ей надо раз и навсегда доказать, что от нее
все равно не спастись.
И надо же было сначала обмануть его роскошным хороводом медленно
падающих пушистых снежинок, а потом устроить вьюгу и бросить весь этот
красивый снег ему в мордочку. И как раз тогда, когда он думал, что
начинает любить зиму.
Мало-помалу Муми-тролль разозлился.
Он поднялся и попытался было кричать на ураган. Он бил снег и
слегка повизгивал -- ведь все равно никто не мог его услышать.
А потом устал и повернулся к снежному бурану спиной. Ветер тут же
унялся, и только тогда Мумитролль почувствовал: ветер был теплый! Он
увлек Муми-тролля за собой, сделал его таким легким, что Муми-троллю
казалось, будто он летит.
"Я одно целое с ветром и непогодой, я частица снежной бури, --
подумал растроганный Муми-тролль. -- Это почти как летом. Борешься с
волнами, а потом поворачиваешься, позволяешь швырнуть себя прямо в
прибой и отправляешься в плавание, словно бутылочная пробка; в пене
морской играют сотни маленьких радуг, а ты, чуть испуганный, смеясь,
причаливаешь к пустынному берегу".
Муми-тролль распростер лапы и полетел.
"Пугай себе, зима, сколько влезет, -- в восторге думал он. --
Теперь я тебя раскусил. Ты не хуже всего остального, только тебя надо
узнать. Теперь тебе меня больше не обмануть!"
А зима неслась вместе с ним далеко-далеко по всему берегу, пока
Муми-тролль не уткнулся носом в сугроб на заснеженном причале и не
увидел слабый свет, падавший из окошка купальни.
-- Вот оно что, я спасен, -- сказал озадаченный Муми-тролль.
Как жаль, что все самое интересное кончается тогда, когда его
перестаешь бояться и когда тебе, наоборот, уже становится весело.
Он открыл дверь, и навстречу снежной буре хлынула волна теплого
пара. Муми-тролль с трудом разглядел, что купальня битком набита
народом.
-- Вот явился! Это один из их компании! -- крикнул кто-то.
-- А кто еще из нашей компании? -- спросил Мумитролль, протирая
глаза от залепившего их снега.
-- Крошка Саломея заблудилась в снежном буране, -- серьезно
сказала Туу-тикки.
Стакан подогретого сока словно сам по себе повис в воздухе.
-- Спасибо! -- кивнул Муми-тролль мышкам-невидимкам и сказал: --
Но ведь крошка Саломея никогда не выходит из дому?
-- Мы тоже никак не можем этого понять, -- сказал Хомса-старший.
-- А искать ее не стоит, пока буря не уймется. Крошка Саломея может
быть где угодно, и скорее всего ее засыпало снегом.
-- А где же Хемуль? -- спросил Муми-тролль.
-- Он отправился ее искать, -- сообщила Туу-тикки. И, ехидно
усмехнувшись, добавила: -- Вы с ним, кажется, говорили о Пустынных
горах?
-- Ну и что, -- пылко возразил Муми-тролль.
Туу-тикки ухмыльнулась еще сильней.
-- Ты умеешь замечательно уговаривать, -- сказала она. -- Хемуль
поведал нам, что холмы в Пустынных горах очень жалкие и кататься на
лыжах там просто невозможно. Он страшно рад, что мы так любим его.
-- Но я думал... -- начал было Муми-тролль.
-- Успокойся, -- примирительно сказала Туу-тикки. -- Может
статься, мы и полюбим его.
Вполне возможно, что Хемуль был толстокожим и не всегда понимал,
что нравится и что не нравится тем, кто его окружает. Зато нюх на
погоду был у него получше, чем у пса Юнка. (К тому же нюх Юнка как раз
теперь притупили тоска и раздумье.)
