Но бельчонок так разволновался, что опять забыл, зачем он это
делал.
Малышка Мю фыркнула и совсем вылезла из картонки. Прикрыв крышкой
спящую в картонке сестру Мюмлу, она потрогала снег рукой.
-- Так вот ты какой! -- воскликнула она. -- Чего только не
придумают!
Она тут же слепила снежок и метко бросила его в бельчонка, после
чего вышла из пещеры, чтобы стать полновластной хозяйкой зимы.
Первое, что она сделала, это поскользнулась на обледенелой горке
и довольно сильно ударилась.
-- Вот как! Вот как оно бывает, -- рассердилась она.
Но тут вдруг подумала о том, до чего смешно она, Мю, выглядит с
задранными кверху ногами, и долго хохотала. Потом взглянула на горку,
немного поразмышляла и, воскликнув "ага!", съехала на хвостике с горки
вниз, подскакивая и хохоча и уносясь далеко-далеко по блестящему
скользкому льду.
Она скатилась с горки целых шесть раз и только тогда заметила,
что у нее замерз животик.
Тогда малышка Мю снова пошла в пещеру и вытащила из картонной
коробки свою спящую сестру. Мю наверняка никогда прежде не видела
санки, но чутье подсказало ей, что они вполне могут получиться из
картонной коробки.
Что же касается бельчонка, то он сидел в лесной чаще и рассеянно
поглядывал то на одно дерево, то на другое.
Он не мог, даже если бы пришлось пожертвовать своим хвостиком,
вспомнить, в дупле какого дерева он жил и вообще ради чего он
прискакал в лес и что там искал.
Муми-тролль еще совсем недалеко ушел от дома, как под деревьями
уже начала сгущаться мгла.
С каждым шагом лапы его все глубже увязали в снежных сугробах, а
снег уже не казался ему таким занятным, как раньше.
В лесу царила мертвая тишина. Там не видно было ни души. Время от
времени с ветвей срывались снежные шапки. Качнувшись на миг, ветви
вновь замирали, и в лесу опять становилось безжизненно и тихо.
"Весь мир погрузился в зимнюю спячку, -- подумал Муми-тролль. --
Один я тут брожу и никак не могу заснуть. Я один буду брести и брести
без конца все дни и все недели напролет, пока сам не превращусь в
сугроб, о котором никто даже знать не знает".
Но вот лес кончился, и внизу, под ногами Мумитролля, открылась
новая долина. По другую сторону он увидел Пустынные горы. Словно волны
устремились гребни гор -- один за другим -- к югу, и никогда еще не
казались эти горы такими пустынными.
Только теперь Муми-тролль начал мерзнуть по-настоящему. Вечерняя
мгла наползала из ущелья и медленно взбиралась на оцепеневшие от
холода гребни гор. Там, наверху, словно острые белые зубы на черной
скале, лежал снег. И повсюду, насколько хватал глаз, лишь белое да
черное, пустота да одиночество.
"Там, за горами, Снусмумрик, -- сказал самому себе Муми-тролль.
-- Где-то на юге он ест апельсины. Если бы я был уверен, что он знает,
как я ради него собираюсь перевалить через горы, я бы решился на такой
шаг. А иначе ничего у меня не выйдет".
И, повернувшись, Муми-тролль начал медленно по своим собственным
следам двигаться назад.
"Я заведу все часы в доме, -- подумал он. -- Тогда, быть может,
весна придет поскорее. А потом может ведь случиться так, что если я
нечаянно разобью какуюнибудь крупную вещь, кто-то проснется".
Но он знал, что никто из семейства не проснется.
Внезапно что-то случилось. Какой-то маленький след пересекал
следы Муми-тролля. Некоторое время Муми-тролль тихонько разглядывал
чужой след. Ктото живой осторожно крался по лесу, быть может, всего
каких-нибудь полчаса тому назад. И уйти далеко чужак не мог. Он шел по
направлению к долине и был, должно быть, меньше самого Муми-тролля.
Лапки чужака слегка погружались в снег.
Муми-тролля кинуло в жар.
-- Подожди! -- закричал он, чувствуя, что весь горит: от кончика
хвоста до ушей. -- Не уходи от меня!
Хныча и спотыкаясь, побрел Муми-тролль по снежному полю, и
внезапно на него нахлынул жуткий страх перед мраком и одиночеством.
Страх этот, должно быть, таился где-то с тех самых пор, как
Муми-тролль проснулся в спящем доме, но только теперь он дал ему волю.
Муми-тролль больше не кричал, боясь ничего не услышать в ответ.
Не отрывая мордочку от следа, который едва виднелся в темноте, и
непрестанно всхлипывая, Муми-тролль полз и полз по снегу.
И вдруг он увидел огонек. Совсем маленький, он озарял все вокруг
мягким, красноватым светом.
Муми-тролль сразу успокоился и, забыв про следы, медленно пошел
на свет. Он шел, пока не добрел до самого огонька и не увидел, что это
горит самая обыкновенная стеариновая свеча. Она была глубоко и надежно
воткнута в снег, а рядом с ней возвышалась остроконечная крыша домика,
сложенная из круглых снежков, прозрачных и красновато-желтоватых, как
абажур ночника в доме муми-троллей.
Неподалеку от этой необычной лампы кто-то лежал, глубоко
зарывшись в снег, и, глядя в суровое зимнее небо, тихонечко
насвистывал.
-- Что это за песенка? -- спросил Муми-тролль.
-- Это песенка обо мне, -- ответили из ямки. -- Песенка про
Туу-тикки, которая сложила из снежков снежный фонарь, но в припеве
говорится совсем о другом.
-- Понятно, -- сказал Муми-тролль и сел прямо в снег.
-- Ничего тебе не понятно, -- дружелюбно произнесла Туу-тикки и
высунулась из ямки, так что стала видна ее куртка в красно-белую
полоску. -- Потому что в припеве говорится как раз о том, чего нельзя
понять. А я думаю сейчас о северном сиянии. Неизвестно, есть оно на
самом деле или это одна видимость. Все очень неопределенно, и это-то
меня и успокаивает.
Туу-тикки снова нырнула в свою ямку и продолжала глядеть в небо,
успевшее за это время стать совсем черным.
Муми-тролль поднял мордочку кверху и увидел северное сияние,
которого никогда прежде до него не видел ни один муми-тролль. Оно было
бело-голубым и чуть-чуть зеленоватым и, казалось, обрамляло небо
длинными, колыхавшимися на ветру занавесками.
-- Я думаю, северное сияние есть на самом деле, -- сказал Муми-
тролль.
Туу-тикки не ответила. Она подползла к снежному фонарю и вытащила
оттуда свою свечку.
-- Возьмем ее домой, -- сказала она. -- А не то явится Морра и
сядет на нее.
Муми-тролль серьезно кивнул в ответ. Он видел Морру всего
один-единственный раз в жизни. Это было давным-давно, августовской
ночью. Холодная как лед, вся серая, Морра сидела в тени кустов сирени
и смотрела на них. И как смотрела! А когда она скрылась, то оказалось,
что на том месте, где она сидела, замерзла земля.
На какой-то миг Муми-тролль призадумался: может, и зима наступила
оттого, что десять тысяч морр уселись на землю. Но он решил поговорить
об этом с Туу-тикки, когда познакомится с ней поближе.
Пока они спускались по склону горы, в долине стало светлее, и
Муми-тролль понял, что взошла луна.
Туу-тикки повернула на запад и пошла напрямик через фруктовый сад.
-- Здесь раньше росли яблоки, -- заметил общительный Муми-тролль,
глядя на голые деревья.
-- А теперь здесь растет снег, -- равнодушно ответила Туу-тикки и
пошла дальше.
Они спустились к морю -- сплошной черной пелене мрака -- и
осторожно вышли на узкие мостки, ведущие к купальне.
-- Отсюда я обычно нырял в воду, -- тихонько прошептал
Муми-тролль и посмотрел на прошлогодние желтые сломанные камышины,
торчавшие из-под льда. -- Вода была очень теплая, и я всегда делал по
девять заплывов под водой.
Туу-тикки открыла дверь купальни. Войдя туда, она поставила свечу
на круглый столик, который папа Муми-тролля давным-давно выловил в
море.
В восьмиугольной семейной купальне муми-троллей ничего не
изменилось. Пожелтевшие веники на дощатых стенках, окошки с мелкими
зелеными и красными стекольцами, узкие скамейки и шкаф для купальных
халатов, надувной резиновый хемуль, которого никогда не удавалось как
следует надуть.
Все было таким же, как летом. И все-таки купальня как-то
таинственно изменилась.
Туу-тикки сняла шапочку, которая тут же сама собою влезла на
стенку и повисла на гвозде.
-- От такой шапчонки я бы тоже не отказался, -- вздохнул
Муми-тролль.
-- А тебе шапчонка ни к чему, -- возразила Туу-тикки. -- Чтобы
согреться, тебе надо помахать ушами, и сразу станет тепло. А вот лапам
твоим -- холодно.
И тут вдруг, откуда ни возьмись, на полу появилась пара шерстяных
чулок, которые важно легли у ног Муми-тролля.
Одновременно в трехногой железной печурке, стоявшей немного
поодаль, зажегся огонь и кто-то под столом начал осторожно играть на
флейте.
-- Они стесняются, -- объяснила Туу-тикки. -- Поэтому и играют
под столом.
-- А почему они не показываются? -- спросил Мумитролль.
-- Они так застенчевы, что стали невидимками, -- ответила
Туу-тикки. -- Это восемь совсем маленьких мышек-землероек, которые
живут вместе со мной в купальне.
-- Эта купальня папина, -- заявил Муми-тролль.
Туу-тикки серьезно взглянула на него.
-- Может, ты и прав, а может, и нет, -- сказала она. -- Летом она
папина, зимой -- Туу-тиккина.
Котелок, стоявший на печурке, закипел. Крышка сама собой
поднялась, а ложка начала помешивать суп. Другая ложечка всыпала в
котелок немного соли и аккуратно вернулась на подоконник.
Близилась ночь, и мороз крепчал, а лунный свет заглядывал во все
зеленые и красные стекольца.
-- Расскажи мне про снег, -- попросил Муми-тролль и уселся в
выгоревший на солнце папин шезлонг. -- Я не понимаю, что это такое.
-- Я тоже, -- ответила Туу-тикки. -- Думаешь, он холодный, а если
вылепить из него снежный домик, там становится тепло. Он кажется
белым, но иногда он розовый, иногда -- голубой. Он может быть мягче
всего на свете, а может быть тверже камня. О нем ничего нельзя знать
наверняка.
Вдруг, откуда ни возьмись, плавно прилетала по воздуху тарелка
ухи и встала прямо под носом Мумитролля.
-- Где твои мышки научились летать? -- спросил он.
-- Не важно, -- ответила Туу-тикки. -- Нельзя же обо всем
расспрашивать этот народец. Может, мышкам не хочется открывать свои
тайны. Не твоя это печаль, да и о снеге тоже не беспокойся.
Прихлебывая из тарелки уху и глядя на угловой шкаф, Муми-тролль
подумал о том, как приятно, оказывается, знать, что твой собственный
старый купальный халатик висит в этом шкафу. И что среди всего нового
и тревожного есть что-то надежное и привычное. Муми-тролль помнил, что
его купальный халатик - голубой, что на нем оторвана вешалка и что в
одном кармане, возможно, лежат солнечные очки. В конце концов он
произнес:
-- Мы храним здесь наши купальные халаты. Мамин халат висит в
самой глубине шкафа.
Туу-тикки протянула лапку и поймала прилетевший по воздуху
бутерброд.
-- Спасибо, -- поблагодарила она мышек-невидимок и попросила
Муми-тролля: -- Только никогда не открывай этот шкаф. Обещай мне
никогда его не открывать.
-- Не буду я ничего обещать, -- угрюмо ответил Муми-тролль, глядя
в свою тарелку.
Ему вдруг показалось, что самое главное в мире -- это открыть
дверцу шкафа и посмотреть, висит ли там на месте купальный халатик.
Огонь в печурке так разгорелся, что в трубе зашумело. В купальне стало
совсем тепло, а под столом флейта продолжала наигрывать свою
сиротливую мелодию.
Невидимые лапки убрали со стола опустевшие тарелки. В море
стеарина утонул фитилек свечи, и она погасла. И теперь в купальне
светился лишь красный глазок печурки да на полу -- узор из зеленых и
красных стеклышек, нарисованных лучами лунного света.
-- Я собираюсь ночевать сегодня дома, -- строго сказал Муми-
