Кто-то примчался галопом на берег и стал в отчаянии метаться по
нему.
-- Вот этого, -- мрачно изрек Фредриксон, -- сейчас съедят.
-- Только не на глазах у муми-тролля! -- воскликнул я. -- Я спасу
его!
-- Не успеешь, -- охладил меня Фредриксон. Но я уже решился. Я
влез на перила и торжественно произнес:
-- Могилу безвестного искателя приключений не украшают венками,
но вы хотя бы поставьте мне гранитный памятник с изображением двух
плачущих Хемулих!
С этими словами я бросился в черную воду и нырнул под кастрюлю
Шнырька. Кастрюля булькнула.
Бам! С достойным восхищения самообладанием вывалил я из нее
жаркое. Затем быстро поплыл к берегу, подталкивая кастрюлю мордочкой.
-- Наберитесь мужества! -- кричал я. -- К вам плывет Муми-тролль!
Где это видано, чтобы морры безнаказанно поедали кого им вздумается?
С вершины горного склона с грохотом сорвались камни. Охотничья
песнь Морры снова смолкла, слышалось лишь жаркое пыхтенье -- все
ближе, ближе, ближе...
-- Прыгай в кастрюлю! -- крикнул я несчастной жертве.
И тут же что-то плюхнулось, а кастрюля по ручки погрузилась в
воду. Кто-то цеплялся в темноте за мой хвост... Я поджал его... Ха!
Славный подвиг! Герой-одиночка! Началось историческое отступление к
пароходу "Морской оркестр", где в тревожном ожидании томились мои
друзья.
Спасенный был тяжел, очень тяжел. Но я плыл со скоростью ветра.
Под жалобный вой Морры, которая, стоя в одиночестве на берегу, выла от
голода и злобы (как выяснилось, плавать она не умела), я одолел
пролив, взобрался на борт, сполз на палубу, и, тяжело дыша, вытряхнул
спасенного из кастрюли.
Фредриксон зажег керосиновую лампу -- поглядеть, кого это я спас.
Я абсолютно уверен, что этот миг был одним из самых страшных
моментов моей бурной молодости: передо мной на мокрой палубе сидела не
кто иная, как Хемулиха! Как говорили в те времена -- живая картина!
Я спас Хемулиху!
В первую минуту, испугавшись, я поднял хвост под углом в 45ь, но
вспомнив, что я вольный муми-тролль, беззаботно сказал:
-- Привет! Вот это да! Вот так неожиданность! Никогда бы не
подумал!
-- Не подумал о чем? -- спросила Хемулиха, выбирая куски жаркого
из своего зонтика.
-- Не подумал бы, что спасу вас, тетенька! -- взволнованно
произнес я. -- То есть что вы, тетенька, будете спасены мной. Получили
ли вы, тетенька, мое прощальное письмо?
-- Я тебе не тетенька! -- буркнула Хемулиха. -- И никакого письма
я не получала. Ты, наверное, не наклеил на конверт марку. Или написал
неправильный адрес. Или забыл отправить письмо. Если ты вообще умеешь
писать... -- И, поправив шляпку, снисходительно добавила: -- Но зато
ты умеешь плавать!
-- Вы знакомы? -- осторожно спросил Юксаре.
-- Нет, -- сказала Хемулиха. -- Я тетка той Хемулихи. -- И вдруг
спросила: -- Кто это размазал желе по всему полу? Эй ты, ушастый,
подай-ка мне тряпку, я приберу.
Фредриксон (потому что имелся в виду он) бросился за тряпкой и
принес пижаму Юксаре.
-- Я ужасно сердита, -- объяснила тетка Хемулихи, вытирая пижамой
палубу. -- А в таких случаях единственное что помогает -- уборка.
Мы молча стояли за ее спиной.
-- Ну разве я не говорил, что у меня -- Предчувствие? --
пробормотал Юксаре.
Тут тетка Хемулихи повернула к нему свою некрасивую морду и
рявкнула:
-- Молчать! Ты слишком мал, чтобы курить. Тебе надо пить молоко,
это полезно, и тогда лапы не будут дрожать, морда не пожелтеет, а
хвост не облысеет. - И, обращаясь к нам, добавила: -- Повезло вам, что
меня спасли. Теперь я наведу здесь порядок!
-- Взгляну-ка на анероид! -- заторопился вдруг Фредриксон и,
юркнув в навигационную каюту, запер за собой дверь.
Но анероид, в страхе перед теткой Хемулихи, никак не мог показать
правильное направление. Он исправился только после того, как кончилась
эта история с клипдассами. Но об этом я расскажу ниже.
А у нас, увы, не осталось ни малейшей надежды избавиться от тетки
Хемулихи, присутствия которой на корабле, по моему глубокому
убеждению, никто из нас не заслужил.
-- Про дальше я еще не успел написать, -- обычным своим тоном
сказал Муми-папа, вопросительно выглядывая из-за своих мемуаров.
-- Знаешь что, -- успокоил начинающего автора Муми-тролль, -- я
уже начинаю привыкать к тому, что ты употребляешь непонятные слова. А
эта кастрюля, должно быть, была ужасно большая... А когда ты кончишь
книгу, мы разбогатеем?
-- Ужасно разбогатеем, -- ответил Муми-папа.
-- Надеюсь, мы разделим это богатство на всех? -- спросил Снифф.
-- Ведь ты же написал про моего папу -- Шнырька? Ты его вывел в герои
этой книги? Он ведь у тебя -- главный?
-- А я считаю, что главный герой -- Юксаре, -- сказал Снусмумрик.
-- Это надо же, так поздно узнать, какой у тебя был замечательный
папочка! И до чего приятно, что он похож на меня.
-- Ваши несчастные папочки -- только фон! -- закричал
Муми-тролль, слегка пнув лапой Сниффа. -- Вы должны радоваться, что
они вообще попали в книгу!
-- Ты почему пнул меня? -- заорал Снифф, ощетинив усы.
-- Что тут делается? -- Муми-мама выглянула из гостиной. -- Вы
чем-то расстроены?
-- Папа читает вслух про свою жизнь, -- объяснил Муми-тролль
(подчеркнув слово "свою").
-- Ну как, нравится? -- спросила мама.
-- Захватывающе!
-- Ты совершенно прав, -- мама улыбнулась сыну и сказала,
обращаясь к папе: -- Не читай только того, что может дать малышам
неправильное представление об их родителях. Вместо этого говори:
"многоточие..." Дать тебе трубку?
-- Не разрешай ему курить! -- завопил Снифф. - Тетка Хемулихи
говорила, что от курения начинают дрожать лапы, желтеет морда и лысеет
хвост!
-- Ну-ну, не огорчайся! -- успокоила малыша Муми-мама. --
Муми-папа курил всю свою жизнь и не пожелтел, не облысел, да и лапы у
него не дрожат...
Она подала папе его пенковую трубку, отворила окна и, напевая,
вышла на кухню -- варить кофе.
В открытое окно веранды ворвался вечерний морской ветерок.
-- Как же вы могли забыть про Шнырька, когда спускали пароход на
воду? -- упрекнул Муми-папу Снифф. -- Навел он когда-нибудь порядок в
своей пуговичной коллекции?
-- Разумеется, он не раз наводил в ней порядок, -- отвечал папа.
-- И все время изобретал новую систему. Раскладывал пуговицы то по
цвету или по величине, по форме или по материалу, а иногда в
зависимости от того, насколько они ему нравились.
-- Вот здорово! -- мечтательно прошептал Снифф.
-- Меня лично крайне огорчает то, что моему папаше измазали всю
пижаму этим желе, -- никак не мог успокоиться Снусмумрик. -- В чем же
он потом спал?
-- В моих пижамах, -- разъяснил Муми-папа, пуская большие клубы
дыма в потолок.
Снифф зевнул:
-- Может, на летучих мышей поохотимся?
-- Давайте! -- поддержал его Снусмумрик.
-- Пока, папа! -- сказал Муми-тролль. Оставшись один, Муми-папа,
немного поразмыслив, принялся снова писать...
А что ему еще было делать в таком сплошном одиночестве?
На следующее утро тетка Хемулихи проснулась в зверски хорошем
настроении. Разбудив нас в шесть часов, она протрубила:
-- Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! Возьмемся за дело!
Сначала небольшое состязание -- штопаем носки: я только что заглянула
в ваши ящики. Затем в награду за усердие несколько воспитательных игр.
Это так полезно. А что там у нас для укрепления здоровья?
-- Кофе, -- на всякий случай сказал Шнырек.
-- Каша, -- сказала тетка. -- Кофе пьют только в старости и еще,
если страдают трясучкой.
-- А я знаю одного, который умер от каши, -- пробормотал Юксаре.
-- Она попала ему в горло, и он подавился.
-- Любопытно, что бы сказали ваши папы и мамы, если б видели, что
вы пьете кофе, -- фырчала тетка Хемулихи. -- Они бы заплакали! И
вообще, как обстоит дело с вашим воспитанием? Вы воспитанны или нет? А
может, вы так и родились трудновоспитуемыми?
-- Я родился при самом необыкновенном сочетании звезд, --
воспользовавшись паузой, вставил я. -- Меня нашли в маленькой ракушке,
дно которой было выстлано бархатом!
-- Не желаю, чтобы меня воспитывали, -- отчеканил Фредриксон. --
Я -- изобретатель и делаю, что хочу.
-- Извините, -- воскликнул Шнырек, -- но мои папа и мама уже не
смогут расплакаться. Они погибли во время генеральной уборки!
-- Ха! -- хмыкнул Юксаре, с угрожающим видом набивая свою трубку.
-- Терпеть не могу распоряжений. Они напоминают мне о стороже.
Тетка Хемулихи нас рассматривала и потом объявила:
-- С этого дня заботиться о вас буду я!
-- Тетенька, не надо! -- запротестовали мы хором. Но она, покачав
головой, с непреклонным видом произнесла:
-- Это мой Долг.
После этих страшных слов тетка исчезла, и, без сомнения, для
того, чтобы выдумать еще какую-нибудь новую воспитательную чертовщину.
Невероятно жалея друг друга, мы заползли в палатку на корме.
-- Клянусь своим хвостом -- никогда и никого больше не буду
спасать! -- воскликнул я.
-- Правильно, -- одобрил Юксаре. -- Эта тетка способна почти на
все. В любой момент она может вышвырнуть мою трубку за борт или
запрячь меня в работу! Она может придумать все что угодно!
-- Может, вернется Морра, -- с надеждой в голосе прошептал
Шнырек. -- Или кто-нибудь другой, кто будет так добр и съест ее?
Извините! Я нехорошо сказал?
-- Пожалуй, -- откликнулся Фредриксон, но немного погодя добавил:
-- В этом, однако, что-то есть.
Мы погрузились в молчание, глубоко соболезнуя самим себе.
-- Скорее бы стать взрослым! -- размечтался я. -- Взрослым и
знаменитым! Тогда можно будет запросто справиться с этой теткой.
-- А как стать знаменитым? -- спросил меня Шнырек.
-- По-моему, довольно легко! Нужно только сделать то, до чего
никто другой еще не додумался... Или что-то старое вывернуть на новый
лад...
-- Что, например? -- полюбопытствовал Юксаре.
-- Например, летающий речной пароход, -- пробормотал Фредриксон,
и его маленькие глазки засветились.
-- Не думаю, что быть знаменитым приятно, -- размышлял вслух
Юксаре. -- Может, только в самом начале, а потом это становится
совершенно обычным, а под конец от знаменитости голова кругом идет,
точь-в-точь как бывает, если долго катаешься на карусели.
-- А что такое карусель? -- спросил я.
-- Машина, -- сразу оживился Фредриксон. -- Вот так она работает.
-- И он достал ручку и бумагу.
Меня никогда не переставала удивлять преданность Фредриксона
машинам. Они околдовали его. Я же, наоборот, ничего такого в них не
находил. Водяное колесо -- это еще куда ни шло, но даже обыкновенная
застежка "молния" вызывает у меня недоверие. Юксаре знал одного, у
которого брюки застегивались на "молнию". И вот однажды "молнию"
заело, и она никогда больше не закрывалась. Вот ужас!
Я хотел было поделиться с друзьями своими размышлениями о
застежках "молниях", но в этот самый момент мы услышали какой-то очень
странный звук. Он напоминал глухое и отдаленное лязганье жестяной
трубы. Нас это насторожило.
Фредриксон выглянул из палатки и мрачно произнес
одно-единственное слово:
-- Клипдассы!
Здесь необходимо кое-что объяснить. Пока мы обсуждали последние
события, течение вынесло "Морской оркестр" в дельту реки, населенной
клипдассами. Клипдассы -- общительные животные, которые ненавидят
одиночество. На речном дне они вырывают клыками каналы и образуют там,
внизу, целые колонии. Их щупальцы оставляют после себя чуть клейкий
