маленького, неопытного, обидели жестоко, а ведь он хотел всего-навсего
наловить малость рыбки в мутной водичке, заработать столько, чтобы
жить вольно и безбедно. Он не думал, что во всякое время человек,
желающий жить вольно и безбедно, должен считаться со своими соседями,
учитывая их интересы тоже, а уж интересы соседей-мошенников - в первую
очередь! Не думал он также, что опасно ссориться с соседом, способным
раздавить тебя походя, и не в силу своей злобности, а так, как
здоровенный конь, не глядя, наступает копытом на какого-нибудь жука. О
многом Мач, обычно весьма сообразительный, не подумал - и извинить его
можно было не только юными годами.
Парень привык быть самым бойким среди своих ровесников. Более того
- привык, что его лихие проказы считаются среди соседей остроумными. И
он искренне думал, что весь белый свет относится к нему примерно так
же, как соседи. Кроме того, он был и неплохим работником, знал и умел
почти все, что полагается знать и уметь хозяину хутора, работы не
боялся. Это за ним все соседи признавали. Мачатынь искренне был
уверен, что всех его умений должно за глаза хватить для свободной
жизни!
А теперь вот брел, грызя любимое свое лакомство "скланду раусис",
лепешку-тарелочку с картофельным и морковным слоями начинки, но не
ощущая его вкуса, брел и бередил себе душу, еще и еще раз вспоминая,
как его, не сделавшего людям зла, втравили в жуткую историю. Но даже
на секунду он не усомнился в своей правоте, даже на полсекунды не
заподозрил, что сам он добровольно во всю эту склоку втравился.
Близился вечер, ночью по городским улицам шастать было опасно. Как
раз бы к Рубцову и привели... Вместе с рыночными торговками Мач вышел
из ворот.
Можно было по летнему времени переночевать на пепелище.
Пристроиться за печкой - и проснуться с рассветом.
А дальше куда?
- Эй, паренек, далеко собрался?
На девушке был непривычный наряд - широкая красная юбка, пришитая
к коротенькому, прикрывавшему лишь грудь жилетику. Мач видел такой
наряд лишь на ярмарках, потому что кое-где в Курляндии его женщины
носили, но не знал, что у него русское название "сарафан".
И эта девушка улыбалась ему, как старому приятелю.
Между тем Мач видел ее впервые в жизни.
- Да ты язык проглотил, что ли? - удивилась девушка. - Ну, коли ты
немой, так и разговору нет. Ступай себе своей дорогой!
Она подхватила немалый узел, который для передышки поставила у
своих ног прямо в золу, закинула его за плечо и бодро пошагала, имея
по левую руку заходящее солнышко, а впереди - поля и пастбища
пригородных мыз.
Мач слыхивал, что бесстыдные городские девицы так и кидаются на
неосмотрительного сельского жителя. Но пока бесстыдства большого не
приметил - может, девушке просто не хотелось идти одной, может, она
даже побаивалась - ведь дело шло к ночи, а куда она собралась - одному
Богу ведомо.
А с виду была она очень даже приятная - лет семнадцати или
восемнадцати, круглолицая, сероглазая, румяная, с длинной косой, с
белой шейкой, сложения крепенького, но очень симпатичного, и
свеженькая, словно ее только что с грядки сорвали. И двигалась легко -
как будто и не было на спине этого неуклюжего узла.
Вероятно, именно по этой совокупности причин не обремененный
поклажей парень быстро догнал ее.
- Донести, что ли? - спросил он, имея в виду узел.
- Донеси, коли не шутишь, - охотно позволила хорошенькая девушка.
- А ты куда собрался? Нам по дороге?
- По дороге, - сказал Мач. - Мне теперь куда глаза глядят - туда и
по дороге.
- Меня Таней зовут, - сразу же представилась девушка. - А тебя
как?
- Матис. Лучше - Мач.
Таня звонко расхохоталась.
- Мач и Кача собирались, прямо в Ригу отправлялись! - запела она
дразнилку. - Мач кошачий жир повез, Кача - мышьих шкурок воз!
Тут бы и Мачу рассмеяться вместе с вострушкой, но некстати
помянула Танюша Качу. Хотя в песенках Мач и Кача были неразлучной
парой, но в жизни почему-то все получилось совсем не так.
- Ну, что надулся? - бесцеремонно спросила Таня. - Не понравилось?
Тогда ты про меня спой!
Как ни странно, после дразнилки Мач почувствовал себя с девушкой
как-то вольготнее. Это была не городская барышня, точно так же вели
себя и его соседки с ближних хуторов. Правда, не с чужими. При чужих
деревенская девица могла замолкнуть основательно...
- Вот три загадки отгадаешь - спою, - пообещал он.
- Ты что, загадки загадываешь? - искренне удивилась она. - Ну,
давай, дорога веселее покажется.
- Чем старше кошка, тем острее когти, - принимая на плечо узел,
начал Мач.
- Какая же это загадка? Это поговорка!
- Загадка!
- Поговорка!
- Если есть отгадка, значит - загадка! - уперся на своем Мач.
- И какая же отгадка?
- Метла!
Танюша задумалась.
- Да-а... - протянула она. - Ввек бы не сообразила! У нее же
прутики острыми делаются... Ловко ты меня поддел! А ты откуда взялся?
Что ты в Риге делаешь? Ты с барином своим приехал, да? Надолго ли ты в
Ригу? Тебе у нас понравилось?
И еще огромное множество самых разных вопросов задала шустрая
девушка. В конце концов она выяснила, что Мач совсем бесхозный, никому
не нужный, и где ночевать - понятия не имеет.
- Что же ты? Растерялся? Такой ладный паренек - и не сообразил,
где переночевать! Ну, твое счастье, миленький, что ты меня повстречал!
- Таня опять рассмеялась, но уже иначе, не звонким, а ласковым грудным
смехом одарила она парня. - Пойдем! Со мной не пропадешь! Так и знала,
что на удачу свою по дороге нападу, мне и Феклушка сегодня карты
раскидывала...
- А куда ты меня ведешь? - не удержался от вопроса Мач.
- Куда?.. - Таня рассмеялась в третий раз, но уже беззвучным
смехом. - На волюшку-вольную... Понял?
- Понял! - воскликнул парень.
А привела она его в обычнейшую ригу. По случаю войны хозяева мызы
перебрались в Ригу, прихватив с собой всю челядь, а скот, видно,
хорошо продали. Мыза стояла пустым-пустехонька, можно было даже в
господский дом забраться, но Таня повела Мача с узлом на задворки, где
и стояла нехитрой постройки рига, без резных перилец, без общей для
двух дверей галерейки, как принято было ставить риги в Курляндии.
- Смотри, хозяева уехали, а зерно оставили! - сказал Мач, указывая
на дюжину мешков, сложенных у стены.
- Это не зерно, - отвечала Таня.
- А что же?
- Потом узнаешь. Ну-ка, помоги.
Она распустила узел и достала сверток плотно уложенного
коричневого сукна, встряхнула - и в руках у нее уже был длинный кафтан
диковинного покроя, с высоким стоячим воротником.
- Сейчас разложим - будет нам и простынка, и одеяльце, - пообещала
девушка.
- Обоим?
- Ну да, миленький.
- Обоим не хватит, разве что совсем в обнимку лечь.
- А вот и хватит!
Она кинула странный кафтан на мешки и показала Мачу суконную
полоску, которая пристегивалась к спинке двумя пуговицами, удерживая
несчетное количество идущих прямо от воротника складок.
- Вот здесь и будем ждать! Разровняй-ка мешки! - Таня, с трудом
вывернув пуговицу из тугой петли, встряхнула кафтан, шлепнула им пару
раз о стенку и ловко расстелила.
- Ого! - только и мог сказать Мач. - Да тут на десять человек
места хватит! Что это за кафтан такой?
- Кафтан? Это шинель! Мамкин дружок принес рукав зашить, а я
забрала! Да солдатская шинель же, неотеса! Не видывал? Солдатики такие
шинели носят. Ложись. Нам тут ждать да ждать. И поспать успеем, и
всего-всего... Ляжем рядком, потолкуем ладком. Да ложись же,
миленький! Что жеманишься?
Вдруг до Тани дошла причина столбняка, внезапно напавшего на
парня.
- Или стыдно? - шепотом спросила она.
Мач молча кивнул.
- А ты не стыдись! Экая ты красна девица... Ложись ну хоть с
краешку. Я же тебе не что поганое предлагаю.
Мач подумал - в ночном приходилось спать с соседской Гриетой или
Маде под одной виллайне, и ничего, даже родители не видели в этом
дурного. Правда, там у костра немало собирается девушек и парней,
такого не бывает, чтобы только вдвоем... Подумал, подумал - и прилег
рядом с Таней.
Она подоткнула под ноги сарафан, укрылась полой шинели и, опираясь
на локоть, с интересом глядела на Мача.
- Ты парень крепкий. Нам такие нужны, - вдруг сказала она. - Со
мной не пропадешь! А захочешь - дружком моим будешь. Вот погоди, я с
кем надо переговорю...
- Что же у вас тут за воля-вольная? - наконец задал он давно
волновавший его вопрос.
- А вот такая воля, что по самому краешку ходим, да сами себе
господа! - весело отвечала она. - Вот сейчас война, все
переполошились, а нам - раздолье! Потому что сам рижский губернатор за
лодочников вступается! Раньше наших ловили, а теперь даже если с
берега видят, что лодочка ночью пробирается, то и молчат. А если это
разведка? Ты не думай, армии мы тоже служим! Наши лодки и пушки
возили, и боеприпас, и солдатиков! Думаешь, кто по Даугаве чуть ли не
до Крейцбурга добирался? Наши лодочники! И даже денег за это не брали!
В голосе девушки была неслыханная гордость.
- Какие деньги? - не понял Мач. - И при чем тут воля?
- Неотеса - он и есть неотеса! Если кто служит армии, ему за это
должны платить, - со знанием дела стала растолковывать девушка. - А
сейчас такая война, что люди сами платят, лишь бы позволили помогать!
- Кому платят?
- Да никому не платят, просто денег с губернатора не просят! Ведь
из-за этого Наполеона город совсем захирел! Раньше за мачтами с одного
берега другого не разглядеть, а теперь? Только самые отчаянные к нам
пробивались...
- Так вы что же, в своей Риге, все - за русских?
- Так я и сама русская! За кого же мне еще быть? Если Наполеон на
русского царя пошел?
- Сами русские во всем и виноваты! - убежденно воскликнул Мач. -
Если бы они не завоевали Курляндию, то Наполеон не прислал бы сюда
пруссаков воевать с ними! И жили бы мы себе мирно!.. И рижских
предместий бы никто не жег!
- При чем тут твоя Курляндия? Он же хочет через Ригу на Петербург
идти! Ему начхать на Курляндию! - грубовато, но справедливо выразилась
Танюша. - Да и кто твою Курляндию завоевывал? Это господа между собой
договорились, чтобы Курляндия была русской!
- А ты откуда знаешь?
- А вот и знаю. Если бы русские пошли воевать в Курляндию, то и
мамка бы с ними поехала, она же всегда за армией ездила. И я бы там
родилась! А я родилась в Риге! И крестили меня в Риге! В Николаевской
церкви! Что в Московском предместье! Жаль, сгорела церковка, и с
богаделенкой вместе... Если бы тогда война была - она бы мне теперь
каждый день об этом рассказывала! На войне знаешь как живется? Солдаты
платят хорошо - это раз, а если добыча знатная, такие дорогие вещицы
приносят - страсть!
- Все равно - русские господа виноваты... - обреченно и
непреклонно отвечал Мач. При этом он, как ни странно, имел в виду
Рубцова и Александра, потому что других русских господ почитай что и
не видывал, а Рубцов с Александром здорово его перепугали.
- Круто взял, да не туда попал! - рассердилась Таня. - Притащился
откуда-то из медвежьего угла и сразу знает, кто прав, кто виноват! Ты
вот поговори в Риге с ребятами из латышских братств! Они русских не
виноватят! Они тебе все растолкуют! А мне с дураком беседовать нечего!
Оба надулись.
- Шел бы ты отсюда... - буркнула девушка. - Ты с нашими не
уживешься... Больно умный!
- И пойду, - Мач поднялся с солдатской шинели. Вдруг он вспомнил о
главном!
- А... воля?..