облегчением.
- Пусть молодой человек ступает осторожно! - прикрикнул на него
старичок.
Мач поглядел под ноги - и ужаснулся. Здесь следовало ступать
по-журавлиному, очень осторожно выбирая чистое местечко.
Старичок уверенно просеменил переулком, вывел парня на улицу,
потом опять, спрямляя дорогу, шмыгнул в переулок. Мач приотстал -
конечно, преогромное старичку спасибо, но доверия он уже не внушает.
Господин Бротце обернулся.
- Дам двугривенный, - лаконично сказал он и поспешил дальше.
Двугривенный был бы очень кстати. Мач последовал за ним - и был
введен в скромный домик, был препровожден на второй этаж, причем
краснощекая свирепая служанка напустилась на него с приказом вытереть
ноги о лоскутный половик.
- Успокойся, Лизхен, в комнаты я его не пущу, - сказал старичок. -
Не дальше приемной.
Приемная оказалась крошечной, с большим книжным шкафом, со
старинной конторкой, со столиком на птичьих каких-то ножках, и все это
было завалено раскрытыми книгами. Старичок быстро расчистил место на
конторке, взял из высокой стопы чистый лист бумаги и поставил Мача к
окну.
- Пусть молодой человек постоит немного, не шевелясь! - строго
сказал старичок, и Мач понял, что напрасно сюда заявился. - Он может
вертеть головой, как ему угодно, но руки и ноги пусть будут
неподвижны. Его лицо меня не интересует. А его костюм очень любопытен.
- Мой... костюм?.. - удивился Мач, оглядывая себе руки, а потом и
ноги. - Где это у меня костюм?
- Его наряд, его одежда, - объяснил старичок. - Мне это необходимо
для моей коллекции.
Новое слово встревожило парня - впрочем, он видел, что старичок не
собирается его раздевать. А если бы и собрался - Мач бы не дался.
- А вы кто, сударь? - нерешительно спросил Мач. И давно пора было
спросить!
- Я - эрудит! - гордо отвечал старичок. - Я - один из последних
подлинных эрудитов!
Мач слыхал, что в Риге ремесленники состоят в цехах и гордятся
этим. Вот хотя бы тот вязальщик пеньки... Но что за ремесло "эрудит" -
он и понятия не имел. И честно в этом признался.
- Наше дело - собирать исторические источники, обрабатывать их,
сравнивать, издавать... - тут старичок замолчал и стал сердито черкать
карандашом по бумаге, что-то у него там получалось не так, как было
задумано. А Мач снова поразился диковинным затеям рижских господ.
Собирать деньги - это было бы понятно, даже собирание выдающихся
охотничьих собак было известно Мачу, слыхал он и про чудаков,
собирающих книги. Но как можно собирать источники - он взять в толк не
мог.
- Допустим, я бы не встретил молодого человека сегодня, - сказал
странный старичок. - И не зарисовал бы его кафтан. И он бы сносил
его... стой спокойно, молодой человек!
Мач, потянувшийся было взглянуть на бумагу, с перепугу принял
заданную позу и окаменел. Таким властным оказался голос хрупкого
старичка.
- В том и задача истинных эрудитов, - продолжал рисовальщик. - На
днях я встретил на улице крестьянку из-под Вольмара в замечательном
покрывале. Я уговаривал ее позировать, но глупая баба решила, будто я
предлагаю ей нечто непотребное! А молодой человек пусть посмотрит на
меня и скажет сам - может ли в мои годы быть допущено непотребство!
- Не может! - радостно отрапортовал Мач.
- Да и при моей должности? Я, было бы молодому человеку известно,
почти что ректор Императорского лицея... точнее, исполняю обязанности
оного ректора. А бестолковая баба замахнулась на меня корзиной. И
таковое случалось неоднократно. Многие почему-то считают, что их
изображение мне потребно для колдовства.
Мач забеспокоился - это смахивало-таки на правду. Он вытянул шею.
Тут старичок как раз настолько увлекся рисунком, что перестал
таращиться на своего натурщика. Мач сделал шаг вперед, нагнулся над
листом - и что-то молниеносно треснуло его по лбу. Было не больно,
зато ошеломительно. Глаза сами с перепугу закрылись, парень замотал
головой. А когда открыл глаза - увидел в руке у старичка длинную
линейку.
- Я всегда говорил, что нужно уходить с учительской должности,
когда более не хватает терпения выносить легкомыслие молодежи, -
нравоучительно буркнул старичок. - А мое терпение, молодой человек,
давно уж на исходе. Нужно было мне все-таки набраться мужества,
настоять на своем и уйти в священники. Ибо старый священник не так
вреден, как старый учитель...
Мача успокоили две вещи. Во-первых, старичок оказался учителем и
почти священником. Колдовством он вроде бы не промышлял. А во-вторых -
физиономию Мача он и не собирался рисовать, его действительно
интересовал лишь короткий льняной кафтан, так что и с этой точки
зрения колдовство как будто отпадало.
- Молодой человек, должно быть, недавно в Риге, - заметил
старичок, - коли не успел приодеться на городской лад. Как обстоят
дела в Курляндии? Очень ли обременили население пруссаки?
Говорил он заковыристо, но Мач понял.
- Очень! - сердито сказал он. - Мы-то думали, они к нам с добром!
А они обещанной свободы не дали, на господ работать заставляют, парней
с подводами и лошадьми из хозяйств берут!
- Это кто же вам свободу пообещал? - с веселым интересом спросил
господин Бротце. - Неужели до вас сочинения Меркеля дошли? Так он ведь
прожекты строит...
- Император Наполеон! А пруссаки чертовы все переврали по-своему,
- объяснил старичку Мач.
- Не мешало бы вдуматься молодому человеку в то, что он мне тут
сейчас наговорил, - усмехнулся господин Бротце. - Выходит, если бы
пришли не пруссаки, а французы, то они принесли бы свободу?
Всенепременнейше?
- А разве нет? Просто эти чертовы пруссаки делают не то, что им
велели французы! - вдруг сообразил Мач.
- Разумеется, - согласился господин Бротце. - Они соблюдают
порядок, и не более того. И что же было бы, если бы пришли эти
долгожданные французы?
- Они от господ бы нас освободили!
- А потом?
- Потом? Мы бы пахали, сеяли... жили... урожай бы собирали...
свадьбы играли...
- Еще, молодой человек?
- В Ригу за городским товаром бы ездили!
И тут фантазия Мача иссякла.
- Вот тут молодой человек как раз неверно выразился. Вряд ли бы вы
жили вообще, - с улыбкой сообщил господин Бротце. - Как молодой
человек считает, для чего Бонапарт дал бы латышам свободу? Для того,
чтобы они свадьбы, когда захотят, играли? Каков в этом деле его
интерес?
Мач пожал плечами.
- Ведь французы сами себя освободили, они и другие народы хотят
освободить...
- Молодой человек бы еще вспомнил времена Конвента и Робеспьера! -
воскликнул господин Бротце, подойдя поближе и прощупывая шов на
кафтанчике. Мач таких времен знать не знал и ведать не ведал. - Знаете
ли вы, ради чего Бонапарт дал волю польским крестьянам? Для того,
чтобы поляки служили в его армии! И проливали за него кровь с
восторгом? Угодно ли молодому человеку с восторгом проливать кровь?
- За свободу?! - восхищенно спросил Мач.
- За императора Бонапарта, - поправил старый учитель. - Вот пусть
мне молодой человек скажет, сколько рекрутов должны давать русскому
царю курляндские крестьяне? Он не знает? Так я сам скажу - три-четыре
человека на пятьсот мужчин, не моложе семнадцати и не старше тридцати
пяти. А сколько солдат возьмет в Курляндии Бонапарт? Если молодой
человек и этого не знает, так я и тут сам скажу - всех! Всех мужчин,
способных носить оружие, уведет он за собой! Как сделал это во
Франции! И во всей Европе! Угодно ли молодому человеку идти под
командой Бонапарта завоевывать Индию?
- Если это не очень далеко и до весны обернемся, то можно, -
рассудительно сказал Мач. - А весной пахать надо, сеять...
- Это так далеко, что и через десять лет можно не вернуться... -
покачав головой, ответил господин Бротце. - И зачем тебе, латышу,
погибать под непонятно чьим знаменем за Бог весть чью страну? Лишь
потому, что тебе вовремя напели в уши про свободу? Корсиканец не
промахнулся с Польшей - как бы он не оказался прав и в случае с
Курляндией... Польшу-то от его проказ ждут одни беды.
Мач не понимал, почему так хмурится старый учитель. Возможно, и
впрямь с корсиканцем дело было нечисто. Странные дела затевал он в
Риге - корзины с ассигнациями зачем-то присылал...
- Если так, то можно и без Наполеона обойтись, - подумав, сказал
Мач. - Мы свою свободу и сами завоюем...
Сказал - и испугался. Слова-то вырвались опасные...
- Свободу вы не завоюете, а вам ее дадут, - строго и уверенно
возразил господин Бротце. - А как вы ею распорядитесь - это уж ваше
дело. И если вы соберетесь приумножить свою свободу, то вам же
придется за сие расплачиваться. Довольно с Европы дурного французского
примера...
Мач призадумался. Но действие зелья, которым попотчевала его Кача,
оказалось сильнее доводов разума.
- Дадут или не дадут - это еще неизвестно, милостивый господин. А
добиваться мы будем!
- Ради того, чтобы потом сказать с великой гордостью: "Мы добились
свободы"... - проворчал старичок. - Это напоминает мне логику малого
дитяти, которое, сунув в карман кусок хлеба, убегает из дому на целый
день и слоняется окрест, воображая себя взрослым господином. И
премного сим гордится...
- Дитя вечером вернется домой, - заметил Мач, - потому что оно ни
сеять, ни жать, ни хлеб печь не выучилось. А мы, слава Богу, пахари!
Мы себя прокормим!
- Точно так же, как кормите вы себя теперь, - согласился господин
Бротце. - Вы ведь и сейчас едите то, что произрастает на вашей земле.
Полагаете, она начнет производить финики, цитрусы и арбузы?
Тут возразить было нечего. Мач прекрасно знал, каких трудов стоило
садовнику Прицису вырастить в теплице раннюю землянику, а цитрусы - те
привозились из-за моря.
- Ну, значит, не будем мы есть арбузов. А только то, что наша
земля дает!
- И сахара есть не будете, - стал развивать его мысль старичок. -
Но это еще полбеды. Лопаты и косы у вас будут деревянные.
- Деревянные косы? - Мач ушам своим не поверил.
- И лемеха, и конские подковы! - весело добавил старичок. - И
удила! И ножи! Ведь здешняя земля не родит железа.
- Господин шутить изволит, - с немалым облегчением сказал Мач. - А
свободы мы добьемся.
- Вы свободу не завоюете, а вам ее дадут, - повторил старенький
учитель. - Пусть молодой человек вспомнит мои слова, когда
обнаружится, что с завтрашнего дня он свободен. Но любопытно мне
знать, что же вы первым долгом сделаете со своей свободой? На что ее
употребите?
- Всех выгоним! - без размышлений заявил обиженный Мачатынь. - И
немцев, и русских... и поляков! Только и знают - простых латышей
обманывать! Они деньги наживают, а мы стоим и смотрим, разинув рот!
Нет, хватит, на своей земле мы сами хотим деньги зарабатывать!
- Значит, ты и Ригу с землей сравняешь? - не менее сердито
осведомился господин Бротце. - Ведь в Риге и немцы, и русские, и
поляки, и французы, и даже итальянцы!
- На что мне она, эта Рига?
- А куда молодой человек повезет продавать масло, сыр, яйца,
овчины, ветчину? До Парижа отсюда, помнится, далековато...
Мач вспомнил - из Парижа была Адель Паризьена. Стало быть, ехидный
господин Бротце прав.
В дверь поскреблась, а затем и просунула голову краснощекая Лизхен
в поникшем от кухонной сырости накрахмаленном чепчике.
- К господину господин пришел!
- Как зовут? - спросил учитель.
- Из этих, русских.
- Их тут двенадцать тысяч, - отвечал господин Бротце, имея в виду
