Господин Бауман выругался, вынул ключ, отдал Герману распоряжение
- и тот, стараясь не сталкиваться с прислугой, покинул усадьбу.
Выбежав к воротам, Герман огляделся, прислушался и заухал
по-совиному. Ему отвечало такое же неумелое уханье, и из темноты
возникли три всадника, все - в длинных плащах, в надвинутых на брови
треуголках.
Первого и второго Герман приветствовать не стал, а вот третьему
поклонился. И, когда тот спешился, Герман взял протянутый ему первым
всадником пистолет, взвел курок - и, хотя парк был в это время
совершенно пуст, повел закутанного в плащ гостя от тени к тени, от
куста к кусту, пока незаметно не доставил его в усадьбу.
Господин Бауман тем временем растолкал гусара.
- Ах, это вы, сударь? - Сергей Петрович роскошно и длительно
зевнул. - Добро пожаловать! Не объясните ли вы мне, где я нахожусь и
как сюда заехал?
- Это я вас сюда привез.
- Ага, вспоминаю...
Вдруг гусар потянул носом воздух и резко сел на постели.
- Послушайте! Здесь была женщина!..
- Ну и что? - не понял гусарского волнения Бауман.
- Женщина!..
Гусар мало того, что оглядел свой наряд, состоявший из полотняной
рубахи и суконных чикчир, которые с него, когда укладывали спать, не
стали стягивать, он еще и ощупал себя.
- Она меня раздела!..
- Ну и что? - уже почти сердито спросил Бауман. - Всех нас время
от времени раздевают женщины!
- Меня нельзя... У меня же невеста! Я ей слово дал! - воскликнул
донельзя расстроенный гусар.
- Да пропадите вы пропадом! - возмутился вконец баварец. - Я-то
думал, вы о серьезном деле!
- Где мой доломан? - испуганно спросил Сергей Петрович, обведя все
еще туманным взором комнату. - Где мой ментик? Кивер где? Сабля?..
- У ваших друзей, - объяснил Бауман. - Не мог же я везти вас мимо
наших конных разъездов в русском мундире! А теперь соберитесь с
силами, придите в себя, вам предстоит важный разговор. От него многое
зависит.
- С папашей? - жалобно спросил гусар. - Я вовсе не желал! Меня в
беспамятстве... Я не могу жениться!
Господин Бауман пошарил взором и нашел потребное. Это был графин с
водой.
- Нагнитесь, - велел аккуратный баварец, и когда гусар, плохо
соображая, наклонил голову, вылил ему воду на затылок.
- Бр-р! Ух, хорошо! - воскликнул довольный гусар. - Давно бы так!
Ну, так на чем мы остановились?
Бауман прислушался к шагам в коридоре, метнулся к двери, приоткрыл
ее на волос и выглянул.
- А главное, где мы остановились? Это же не корчма! - малость
протрезвевший гусар изучил убранство комнаты и сделал разумный вывод:
- Это приватный дом!
- Вот этот господин хотел бы с вами побеседовать, - сказал Бауман,
отступая и пропуская к столу высокого полного мужчину в треуголке,
закутанного в темную с пелериной шинель, а за ним - Германа. - Имени
его я пока называть не стану, поскольку вы можете и не договориться. И
в таком случае окажется, что вы знаете кое-что опасное...
- С незнакомцами безымянными объясняться не привык! - заартачился
Сергей Петрович. - Мое слово порукой!..
- Порукой чему? - осведомился Бауман и улыбнулся. - Тому, что вы
никогда и нигде не расскажете, с кем говорили этой ночью? Так для того
и слово давать нужды нет - мы и без вашего слова о том позаботимся.
Во-первых, сей господин останется для вас именно незнакомцем. А
во-вторых, коли вы и сами догадаетесь, об этом нетрудно будет узнать
по вашему лицу. И мы будем вынуждены принять меры.
Эта недолгая речь, хотя и произнесенная весьма приятным,
бархатистым даже голосом, хоть и не содержавшая явной угрозы, мало
обрадовала гусара.
- Нетрудно догадаться, что за меры, - заметил он.
- Нетрудно, - согласился Бауман. - Дело настолько серьезное, что
мы не желаем ни малейшего риска. Вы можете изображать в курляндских
лесах Шиллерова разбойника и погибнуть, когда вам только станет
угодно. А мы - люди с положением, мы хотим благополучно завершить для
себя сию бестолковую войну. И жить долго... Никому не хочется
последовать примеру Фердинанда фон Шилля.
Гусар вспомнил, о ком речь, начал понимать ситуацию и для начала
хмыкнул.
- Я готов вас выслушать. Если то, что вы мне скажете, не противно
чести и воинскому долгу.
- Как можно! - воскликнул Бауман. - Все мы тут - офицеры и
дворяне. Даже странно слышать такое.
- Если вы покончили с вашими реверансами, то можем и о деле
поговорить, - сказал, садясь, человек в треуголке. Даже за столом он
не снял ее и не распахнул толстой шинели. - Бауман, разлейте вино.
Господин Орловский, как получилось, что вас перевели в другой полк?
Ведь это в русской армии большая редкость.
- Дурацкая история, - помолчав, очень тихо сказал Сергей Петрович.
- Был пьян, понаделал глупостей. Жалобу подали так хитро, что она
легла на стол к его сиятельству...
Но фамилию высокопоставленного лица гусар не назвал.
- То есть, скандальная история, - подытожил незнакомец. - Но
поскольку вы не вышли в отставку...
- Какая отставка, сударь мой?! - взвился Сергей Петрович. -
Бонапарт у самых ворот! Я Христом-Богом заклинал оставить меня в
армии!
- По прибытии в Ригу вы должны были засвидетельствовать почтение
господину Эссену?
- Это было желательно, но не обязательно. Но при чем тут
генерал-губернатор?
- Он знал о вашем приезде?
- Знал, я полагаю... Мои друзья обещали сообщить ему, чтобы... ну,
словом...
- Офицер, попавший в скандальную историю, особенно нуждается в
протекции, я понимаю, - без особой деликатности сказал незнакомец. -
Итак - вас в Риге ждали. Это очень хорошо. Ваше имя там известно, к
вам готовы отнестись сочувственно, и вас ждали. Вот теперь, господин
Орловский, слушайте меня внимательно. Я буду краток.
Незнакомец отпил вина из большой рюмки и закусил кружком колбасы.
- Что же вы не пьете? - спросил Бауман, подвигая к Сергею
Петровичу вторую такую же рюмку.
Но тот помотал головой.
- Вы нас почитаете за врагов, а мы так же хотим избавиться от
Бонапарта, как и вы, русские, - сказал незнакомец. - Он сел нам на
шею, но ему там не место. Его русский поход - чистейшее безумие. Он,
собственно, и не собирался так углубляться в Россию. Он ждал
немедленной капитуляции от вашего императора. Но теперь он впервые за
всю свою карьеру может проиграть.
- Какое там проиграть! - воскликнул гусар. - Все прет и прет!..
Простите... А мы все отступаем, отступаем...
- Вы отступаете по дорогам, где местное население вас охотно поит,
кормит и всячески содействует. По какой дороге придется отступать ему,
господин Орловский? - и, не дожидаясь ответа, незнакомец продолжал: -
Мой... наш, то есть прусский корпус, благодарение Богу, оказался всего
лишь в Курляндии. У меня и моих солдат есть возможность спастись. Уже
ясно, что ни на какой Петербург мы не пойдем. И мы хотели бы снестись
с господином Эссеном. Возможно, мы о чем-то сумеем договориться.
- Разве у вас нет иной возможности? - удивился Сергей Петрович.
- Вообразите, нет. В Риге полным-полно французских шпионов. Но это
в основном поляки, и они преданы Бонапарту. Своих людей у нас,
прусских офицеров, там нет.
- А те немногие, что после 1807 года пошли на службу к вашему
царю, связи с нами не поддерживали. Даже если мы рискнем напрямую к
ним обратиться - они из осторожности не пойдут нам навстречу. Где
гарантия, что это не проказы воинской полиции Бонапарта? - спросил
Бауман.
- Нужно доставить послание господину Эссену, - твердо сказал
незнакомец. - И доставить так, чтобы ни одна душа не проведала. Это
будет сделано в два этапа. Мы посылаем человека, который доставит
господину Эссену ваше письмо, господин Орловский. Это для того, чтобы
в нужное время и в нужном месте вас встретили. И вы уж повезете мое
письмо. Таким образом вы и долг выполните, и к своим вернетесь.
- Отпустите меня - и я сам доставлю письмо генерал-губернатору! -
воскликнул гусар. - Если это столь важно! Клянусь честью!
Незнакомец и Бауман переглянулись.
- Честь - это прекрасно, - пожав плечами сказал Бауман, а
незнакомец кивнул. - Но мы должны избежать досадных случайностей. Если
вас на том берегу Двины схватят как шпиона и обыщут, письмо наделает
много шума. А именно его нам и не нужно. Ваше путешествие с письмом
должно быть совершенно безопасным. Так что не спорьте, все уже решено.
- Мы с вами более не встретимся, - незнакомец едва заметно
поклонился. - Прощайте, господин поручик. Вы мне понравились. Бауман,
я на вас полагаюсь.
С тем он и вышел.
- Кто это? - первым делом пылко спросил гусар, когда дверь
захлопнулась.
Бауман негромко рассмеялся.
- Вы что же, всерьез надеетесь, что я вам это скажу? Вы замешаны в
очень серьезную политическую интригу, сударь мой. Поймите это наконец!
И вам, как ни странно, удалось произвести на... удалось произвести
приятное впечатление. Вам поверили. У вас тут есть перо и чернила?
- Откуда мне знать... - буркнул Сергей Петрович. - А нельзя ли мне
это письмо продиктовать? Руки моей в генерал-губернаторской канцелярии
все равно никто не знает.
- Можно, разумеется, - Бауман позволить-то позволил, но сам с
некоторым недоверием покосился на гусара. - Если найдете писаря. В чем
я сомневаюсь...
И он оказался прав. Не было в баронской усадьбе человека,
владевшего русской грамотой. Сергей Петрович, поразмыслив, и сам это
понял.
Если бы послание к Эссену угодило сперва к учителю правописания -
был бы у бедолаги разрыв сердца. Но в генерал-губернаторской
канцелярии, как здраво рассудили гусар и Бауман, и не такое видывали.
Бауман достал из-за пазухи бумажку и, сверяясь с ней, стал неторопливо
диктовать...
Глава восемнадцатая, о перелетном озере
Мне было смешно и грустно. Смешно - потому что пижон Гунар
догадался: надел в дорогу новые белые кроссовки, и теперь они,
заляпанные навозом, имели плачевный вид. Грустно - от зрелища, которое
он старательно общелкивал со всех сторон.
Перед нами было странное обиталище: хибара, похожая на старый
курятник, приспособленный к ней навес для техники, а рядом - фундамент
дома, задуманного с размахом. Планировались, судя по всему, подземный
гараж и финская баня в подвале. А тем временем хибару обживала семья с
малыми детьми... И это было аллегорично.
- Угомонись, - сказала я. - Пожалей пленку. Нам выделили под
репортаж всего одну полосу. А ты делаешь фотоальбом на тему "Разорение
латышского села".
- Это будет кадр века, - возразил Гунар и полез в самое грязево,
откуда ему померещился изумительный вид на недостроенный хлев.
- Ну, как? Поснимали? - спросил, подходя, хозяин хутора, Арнис, из
той породы, которую в народе определяют просто - "мужик что дуб". В
плечах он был - как два Гунара.
Я пожалела, что не взяла с собой Милку. Ей такие белокурые гиганты
были по душе. Но Милка вкалывала как вол. Эрик не то чтобы сидел без
работы, нет! Его никто не увольнял. Но всю его лабораторию отпустили в
бессрочный отпуск без содержания. Примерно на полгода... Если Милка
теперь и сидела на работе до восьми, то именно работала - сочиняла
уставы для новых фирм и прочие регистрационные документы.
- Обидно, - ответила я, показывая на хлев.
- Вот и напишите, чтобы эти рижские господа поняли, - весомо
потребовал Арнис. - Чего они добиваются? Чтобы мы вконец разорились?
Через двор ковыляла бабка в наброшенной на плечи пестрой
спортивной куртке и резиновых сапогах. У меня к ним ко всем уже
сложилось подозрительное отношение. Но эта вроде была обычная и
