наугад.
И тут Ешка не выдержал.
Он хлестнул жеребца, тот с треском продрался сквозь кусты и
понесся, не разбирая дороги.
Пруссаки резко повернулись в седлах.
Им было бы сейчас так легко сбить утекающего всадника! Да только
пистолеты были разряжены в глупой пальбе по незримому противнику.
Несколько выстрелов все же прозвучало. А затем произошло то, чего
Ешка и желал. Всадники понеслись вдогон!
Адель чуть было не вскрикнула - да вовремя зажала себе рот рукой.
- Уводит... - еле слышно выдохнул гусар.
Адель с Мачем и без того поняли - Ешка отвлекал улан от своей
кибитки и своих цыганят. Заодно и от эскадрона...
- Жеребец, - отняв руку ото рта, прошептала маркитантка. И сразу
же воскликнула в отчаянии: - Жеребец!
- Повесят... - Сергей Петрович сказал это сперва как-то
неуверенно, а повторил, как и Адель, звонко, убежденно: - По-ве-сят!..
Мач понял не сразу. Но понял.
Конь под цыганом был замечательный, великолепный прямо конь, да
только в прусской седловке, что и обнаружится, когда Ешку удачным
выстрелом скинут с седла. Темная история с нападением на фуражиров
даст особый оттенок невинному, вроде бы, цыганскому конокрадству, и -
прощай, Ешка! На войне в таких случаях долго не рассуждают.
Надо отдать должное Сергею Петровичу - стоило ему осознать, в
какую беду угодит сейчас цыган, как он немедленно, совершенно не
рассуждая, дал Аржану шенкелей. Конь принял было в галоп, но тут сбоку
налетела Паризьена и прижала гусара вместе с Аржаном к дереву, сбив
весь галоп к чертовой бабушке.
Гусар резко повернулся к ней. Глаза встретились.
Она хотела спасти!
А он не мог принять такого спасения!
Ешка во весь опор летел по большаку, развевались драные полы
длинного кафтана, он вовсю работал поводом, но у пруссаков кони тоже
были неплохие, и вот уже выбились вперед двое самых толковых
всадников, уже изготовились стрелять по его спине...
Обернуться бы преследователям! Хоть на мгновение!
Не по утоптанной дороге, а по траве придорожной нагоняли их три
всадника, причем один был всецело занят лошадью, не доводилось ему
участвовать в таких скачках, а двое, более привычные к конной потехе,
тоже достали пистолеты.
Первые две пули достались тем, кто скакал в хвосте конного отряда.
И опять произошла схватка, но куда более яростная, чем с
фуражирами. Опять звенел металл, взвизгивали кони, вскрикивали
мужчины, и опять эскадрону удивительно повезло. Сергей Петрович,
великий мастер сабельного боя, раскидал немало противников, блеснула
умением и Адель, даже Мач, схватившись с таким же опытным, как и он
сам, мальчишкой в мундире, исхитрился одержать верх. А Ешка вроде бы и
удара ни одного не нанес, но так изворачивался, что двое бойцов,
норовя зарубить его саблями, то и дело, сталкиваясь, калечили друг
друга.
В конце концов кони разнесли врагов в разные стороны.
Они встали на дороге в полусотне шагов друг от друга, переводя
дух, готовые к новой схватке. И тут издали опять прилетел копытный
перестук.
- Отступаем! - приказала Адель, хватая за повод Аржана и
разворачивая его. - Ну? Серж! Враг же за спиной!
- Враг за спиной? - не совсем понимая, повторил гусар и отдал
звонкий приказ: - Ну, тогда - вперед!!!
Эскадрон унесся и сгинул в облаке пыли.
Ни у кого не хватило ума обернуться и посмотреть, кто
присоединился к погоне. А были это черные уланы...
И они гнали эскадрон долго, очень долго, так что Мач уже признал
знакомые места, и повел лесной тропой, но лесок был невелик, прорезан
просеками, и враги увидели, где именно мелькнули четыре всадника, и
разделились, и стали сужать круг, причем явно присоединился к ним
какой-то местный житель, скорее всего - из помещичьих егерей, потому
что загоняли они эскадрон в опасное место. Но не только они -
знакомые, казалось бы, дорожки вдруг перегородили упавшие деревья...
И загнали. И стало это ясно даже Сергею Петровичу, хотя бравый
гусар старался не терять беззаботно-отважного вида.
Боеприпасу было немного. Хотя эскадрон спешился, хотя присмотрел в
буреломе какое ни есть укрытие, долго бы там продержаться не удалось.
- Со всех сторон, кажись, окружили, - спокойным голосом сказал
Сергей Петрович. - Мач, а что там, за опушкой?
- Поляна и обрыв крутой, - отвечал расстроенный Мач. - Земля прямо
торчком встала. Там и пешком не сползешь!
- А справа?
- Такая чащоба, что не продерешься.
Ему было стыдно показывать свою растерянность при столь уверенном
и хладнокровном командире. А командир подумал, подумал при общей
тишине - и вдруг объявил весело:
- Ну, что же, други, вот и настал последний бой нашего эскадрона!
И улыбнулся гусар, переводя взгляд с Адели на Мача, с Мача на
Ешку, с Ешки опять на Адель.
Паризьена пожала плечами. Ешка нахмурился.
- Еще ни один цыган в конном строю не погибал, - буркнул он.
- Однако ж придется, - гася улыбку, сурово сказал Сергей Петрович.
- Не ждать же, пока они нас тут перестреляют, как куриц. В этом
проклятом лесу с лошадьми и укрыться-то негде. Так что одно осталось -
как учил Александр Васильевич, вперед!
Как ни тоскливо было в эту минуту эскадрону, а усмехнулись все -
видно, Сергей Петрович без имени Александра Васильича и помереть не
умел.
- Мундштучь, садись! - приказывал между тем гусар, даже не
спрашивая, желает ли эскадрон вместе с ним погибать в безнадежной
атаке. А этом-то он как раз почему-то не сомневался.
- Проверьте пистолеты, дети мои! - напомнила Адель Мачу и Ешке. -
Уж коли на тот свет, так со свитой!
Сергей Петрович вскочил в седло, разобрал поводья, задумался.
Вспомнил он Наташеньку и мысленно попрощался с ней. Паризьена же
догадалась об этом, и больно стало ей от мысли, что лишь смерть может
она разделить с любимым. Но гордо вскинула голову упрямая француженка
- уж тут-то, в лесу, принадлежало ей безраздельное право последней в
мире замереть от пронзительного взгляда синих глаз! И сочла она это за
главное счастье, подаренное ей судьбой.
Мач не верил, что весь этот бурный денек и впрямь может окончиться
смертью. Ему казалось, что даже в самом худшем случае всего-навсего
поймают его, приведут в баронскую усадьбу, а там на конюшне получит он
немало, но все же через неделю уже будет вполне здоров и бодр...
А в чащобе между тем шла тихая, но бешеная склока.
- Так они же и гибнут за свободу!.. - шипела Тоол-Ава. - Они не
хотят попадать в плен - вот, выходит, и гибнут за свободу!..
- Вовсе нет, это они за свою собственную свободу гибнут, это
совсем не то!.. - возражала Наар-Ава, поглядывая сквозь ветки на
эскадрон.
- За цыганят они гибнут, - заметила Мааса-Ава.
- Ну так и пусть весь этот народишко погибнет поодиночке - и
каждый в борьбе за свою личную свободу, пусть! - взвизгнула Виирь-Ава,
но крепкая лапа запечатала ей рот.
- Наар-Ава права, - рыкнула Медвежья хозяйка, Поор-Ава. - У
каждого - своя личная свобода, а нужно, чтобы эти дураки боролись за
общую свободу! И погибли все вместе!
- Так что же, спасать? - изумилась Тоол-Ава. - Мы так старательно
их сюда загоняли!..
Военный совет в чащобе продолжался, а Сергей Петрович оглядел свое
готовое к бою несусветное воинство и неожиданно вздохнул:
- Ах, жаль, знамени нет! С боевым знаменем и смерть милей.
- Это единственное, что тебя печалит, Серж? - озаренная внезапной
мыслью, спросила Паризьена.
- Единственное! - улыбнулся он быстрой своей, ослепительной
улыбкой.
- Клянусь пузом святого Гри, будет тебе знамя!
Адель сорвала с головы алый тюрбан, запустила руки в волосы и
через миг ее распущенные косы взвихрились и полетели по ветру.
- Вот вам знамя! - рассмеялась Адель. - Труби атаку, Мач, дитя
мое! Командира и знамя - вперед!
- Вот не думал, что приму смерть за женщину с такими волосами! -
усмехнулся Сергей Петрович, и вдруг замер в седле, как-то озадаченно
рассматривая возбужденное лицо Паризьены. Непонятно, что ему
померещилось нового в хорошо знакомом лице...
Мач же тем временем поднес кулак к губам и действительно очень
похоже протрубил сигнал атаки.
Тряхнул вороными кудрями Ешка, оскалив белейшие зубы.
- Деваться некуда - принимай цыгана, нецыганская смерть! А все моя
гордость проклятая... Мне бы убраться подальше, а я?..
И вытащил из ножен саблю.
Адель первая пришпорила Фортуну и уже на скаку вознесла над
головой клинок. Сергей Петрович помчался следом. А за ним поскакали
Ешка и Мач.
Расстояние между отчаянным эскадроном и ошалевшими от такой
наглости пруссаками на поляне все сокращалось, но ни один выстрел пока
не прогремел, и вот почему.
Увидев вылетевшую из лесу женщину с распущенной гривой и на гнедой
кобыле, кое-кто из черных улан немедленно ее узнал:
- Да это же наша Паризьена!
И другие голоса весело и нестройно подтвердили - да, она самая,
дорогая пропажа - Паризьена!
А поскольку многие знали историю с побегом русского гусара, офицер
дал вполне резонный приказ:
- Взять шлюху живьем! И прочих - тоже!
Он не сомневался, что имеет дело с вражеской разведкой.
Таким образом эскадрон молча доскакал до вражеских рядов - и тут
только пруссаки поняли, что стрелять все же надо было.
Сабля в руке Сергея Петровича казалась невидимой - так лихо дрался
гусар, отбиваясь от насевших солдат и успевая отбивать удары,
направленные на неопытных бойцов. И Ешка, и Мач дрались бестолково, но
отчаянно, к великому изумлению пруссаков, но есть же предел
человеческим силам! И выстрелы наконец загремели, и руки бойцов
притомились.
Адель оказалась отрезана от эскадрона, ее теснили к обрыву. И вот
она оказалась на самом краю.
Казалось, одно оставалось отчаянной маркитантке - пуля в висок из
собственного пистолета. И потянулась наконец ее левая рука к седельной
кобуре, и взглянула Адель в глубину, чтобы убедиться в невозможности
спасения и свой последний взгляд послать уж Сергею Петровичу.
Но вдруг с ее лица отчаяние словно разгулявшейся волной смыло!
Побывавшая под Сарагосой, переходившая Пиренеи маркитантка
видывала на своем веку и не такую крутизну. А этот обрыв,
действительно страшный для непривычного к горным пейзажам Мача, хотя и
глинистый, и скользкий, и эта река, с пологим противоположным берегом
и узкой песчаной полосой вдоль берега обрывистого, ее совершенно не
испугали.
- Эскадрон! За мной! - крикнула Адель и послала Фортуну вниз.
Эскадрон видел, как метнулось за обрыв его развевающееся знамя. И
до того бойцы в этот час друг другу верили, что Ешка и Сергей
Петрович, не раздумывая, прорвались к самому краю и, не заглядывая в
страшную глубь, послали коней вниз.
А вот Мач замешкался - он боялся-таки обрыва, да и конь его
заартачился.
Но с одной стороны конский бок ему оцарапала прусская пуля. А
увесистая лапа, что высунулась неожиданно из кустов, крепко треснула
его по лоснящемуся крупу с другой стороны.
- Спасайся уж! - услышал Мач недовольный рык. - На этот раз...
И рыжий жеребец тоже кинулся вниз.
Кони, подстегиваемые всадниками, чуть ли не на хвостах ехали,
тормозя передними ногами. Адель откинулась назад, и голова ее лежала у
самого основания конского хвоста, и пушистые края эскадронного
знамени, смешиваясь с хвостом Фортуны, волочились по глине, но не до
того ей было.
- За мной! За мной! - кричала Адель и хохотала.
Когда пруссаки оказались на краю обрыва, Фортуна уже выскочила на
