положение. В одну такую монетку вложили - знаете, что? Чек на пять
миллионов франков! Найдешь - предъявляй в банк и получай денежки!
- Пять миллионов? - воскликнул потрясенный гусар.
- Клянусь пузом святого Гри! И вообрази, мой командир, какая за
этими монетками пошла охота! И сколько же их расковыряли почем зря!
- Но странно, однако, что в Пруссии французские деньги в ходу, -
заметил Сергей Петрович. - Своих у вас разве не хватает?
- Во-первых, французы расплачиваются с нашими купцами и
крестьянами своими франками и наполеондорами, - объяснил Бауман. - А
во-вторых, это как-то надежнее. Проклятый корсиканец лет пять назад
выпустил невесть сколько фальшивых денег - и немецких, и австрийских,
и Бог весть каких еще. Помяните мое слово - вскорости окажется, что он
и российских заготовил мешками!
- Насчет надежности французской монеты спросили бы у меня, -
перебила его Адель. - Англичане в Испании тоже теперь чеканят
фальшивые наполеондоры. Так что с ними - поосторожнее.
- Вот это скверно! - воскликнул баварец и со вздохом коротко
поклонился француженке: - Благодарю...
- Было бы за что! - фыркнула Адель.
- А теперь, может быть, вы отпустите меня? - осведомился господин
Бауман.
- Да что с вас возьмешь! - рассмеялся Сергей Петрович. - Езжайте
уж, да впредь не попадайтесь!
- А позвольте полюбопытствовать, - не хуже, чем в светской
гостиной, начал баварец, - всегда ли я смогу обнаружить вас при нужде
в этом самом месте?
И скосил при этом глаза на Адель.
Она приосанилась в седле и прищурилась со значением.
- Ведь, насколько я понимаю, вы, сударь, разъезжаете по здешним
лесам неспроста? - продолжал баварец.
Гусар приосанился.
- А как вы полагали? - многозначительно спросил он.
- Слыхивал я про некого русского офицера, который пробрался в
расположение черных улан, собрал сведения, угодил ненадолго в плен -
да и был таков... - с намеком произнес господин Бауман.
Сергей Петрович молча, но с победной улыбкой подкрутил левый ус.
- Русские лазутчики всегда славились отвагой, - добавил баварец,
вкладывая в слова не только восхищение, но и зависть. - Я полагаю,
немало русских офицеров оставлено в нашем тылу, чтобы возглавить
местное население... Ведь местное дворянство наотрез отказалось в свое
время собирать и вооружить народную милицию.
Таких подробностей гусар не знал. Но признаваться в этом никак не
мог.
- Ну вот видите, сударь, вы же сами все прекрасно понимаете... -
ловко вывернулся он.
- Возможно, настанет день, когда мы будем друг другу полезны, -
туманно сказал баварец. - И надо бы позаботиться о надежной связи. Мне
бы очень хотелось, чтобы такой прекрасный день поскорее настал...
Гусар переглянулся с маркитанткой, цыган - с Мачем.
В ожидании ответа господин Бауман смотрел именно на Адель.
- Видите дуб? - подумав, спросила она. - На повороте? Дерево
приметное. До первой развилки легко достать с седла. Если будет угодно
черкнуть записочку - тут она нас и дождется. И дождик ее не тронет.
- Весьма разумно, - одобрил господин Бауман. - Стало быть, честь
имею!
И ускакал, не оглядываясь.
Адель долго глядела ему вслед.
- Держу пари - не позднее, чем послезавтра записочка будет меня
ждать! - воскликнула она. - Клянусь пузом святого Гри!
И победоносно обвела взглядом эскадрон.
Ешка недовольно хмыкнул.
Мач попросту разинул рот. Он и вообразить не мог, что на войне
мужчины домогаются женщин еще решительнее, чем в мирное время, потому
что не знают, сколько им еще часов отпущено.
Гусар посмотрел на Адель с интересом.
То, что Ешка всячески подбивал под красавицу клинья, ему,
разумеется, было известно. Но Ешкины амурные подвиги были как бы
недостойны гусарского внимания. Зато интерес офицера, хоть и вражеской
стороны, неприятно задел гусара - чего маркитантка и добивалась.
- Нас к тому времени тут уже не будет, - неожиданно сердито сказал
Сергей Петрович.
- А где же мы будем? - невинно осведомилась Паризьена. - Разве мы
не обретаемся в здешних лесах с неким тайным поручением? Не
возглавляем местное население?
Эскадрон уставился на маркитантку - как будто не она разрабатывала
план гусарского путешествия в цыганской кибитке!
Сообразив, Ешка хлопнул себя по лбу.
- Ну и дура же ты! - напустился он на Адель. - Нашла перед кем
хвостом вертеть! Вот оставит он свою дурацкую записочку, а ее никто не
заберет! Он и догадается, что мы к Риге подались!
Адель так улыбнулась цыгану, что Мачу прямо-таки лязг зубов
почудился.
- Да если бы я его не отвлекла, он бы уже теперь обо всем
догадался! - крикнула она. - С вами, господа, только бисерные кошельки
низать! Если командир не может военную хитрость выдумать, приходится
мне! А потом все вы еще и недовольны! Если этот дурак принял командира
за лихого разведчика - то и замечательно! А вот если он сообразит, что
наш маленький Серж просто-напросто никак не может унести ноги из
захваченной неприятелем провинции - то довольно послать за нами дюжину
тех же черных улан!..
- Будет! - яростно прервал ее Сергей Петрович. - Сделаем вот что.
Когда фуражиры поедут обратно, нападем, спешим, захватим лошадей,
возьмем провианта сколько надо и уйдем лесами! Селяне, я полагаю, и
сами с радостью сообразят растащить остальное продовольствие! И свалят
все на нас! Тогда будет видимость, что нас тут много, что мы
собираемся и далее беспокоить врага наездами, что мы посланы...
посланы...
И он задумался, соображая, кто из воинского начальства может
послать гусарского поручика разбойничать в курляндских лесах.
- Сергей Петрович! - восторженно завопил Мач. - Как здорово!
- Спятил... - пробормотала ошарашенная Адель. Она уже поняла, что
произошло. Гордый гусар не вынес ее упрека. И решил показать на деле,
чего он стоит. А дело Сергей Петрович знал только одно - сабельный
бой...
Глава четырнадцатая, об эскадронном знамени
Если бы в распоряжении поручика Орловского был ну не настоящий
эскадрон, ну, хоть дюжина толковых ополченцев, он бы показал языкастой
француженке, как умеет размещать людей в грамотно образованной засаде,
с правым и левым флангом, как с саблей наголо водит их в атаку, как
умеет придать бодрости звонкими командами!
Сейчас же у него, если вдуматься, имелся всего лишь один
доблестный воин - Мач. Тот прямо горел нетерпением перестрелять всех
на свете пруссаков. Оставалось лишь научиться палить из увесистого,
тульской работы кавалерийского пистолета...
Мач еще не представлял всей сложности задачи. Пистолет был
предназначен для ближнего боя, а на расстоянии в сотню шагов, да
учитывая отдачу, о которой гусар его, естественно, не предупредил,
парень промазал бы и по амбару.
Ешка от замысла напасть на фуражиров в восторг не пришел. Он
подъехал к кибитке, всем видом давая понять - детей в обиду не даст.
Адель и вовсе растерялась. Хотя на своем боевом веку всяких
сумасшедших повидала...
- Серж, ты подумай, зачем нам все это затевать? Мы-то налетим и
отступим в лес, а расхлебывать кашу будут местные жители! Вот - его
родственники! - она показала на Мача.
Но тот вспомнил свои неприятности последних дней.
- Так им и надо! - воскликнул парень. - Если они не хотели
сражаться за свободу - пусть их пруссаки еще раз выпорют! Может, тогда
они поймут, что нужно брать в руки вилы и идти воевать!
- Ты тоже с ума сошел? - напустилась на него Адель, да так
яростно, как вовеки не стала бы костерить гусара.. - Это же твоих
братьев пороть будут!
- А если нет другого способа заставить их воевать за свободу? -
огрызнулся Мач. - Сергей Петрович! Что нужно делать? Я готов!
Поручик Орловский, стараясь не глядеть на маркитантку, расправил
усы, приосанился в седле и сделал парню жест - мол, следуй за мной!
Адель махнула рукой.
Ешка ждал от нее еще каких-то слов и поступков, но она молча
отъехала к цыганской кибитке и оттуда, сопя и пофыркивая, стала
наблюдать.
А было-таки на что посмотреть, когда гусар, спешившись, лазил с
Мачем по кустам, отыскивая подходящие огневые позиции. Вся прелесть
заключалась в их несокрушимой серьезности.
Они отыскали такое место на склоне, откуда просматривался поворот
дороги, и до того Сергею Петровичу вдруг понадобился именно этот
поворот, что он с Мача семь потов согнал, заставив ломать ветки и
делать целое укрытие для коней.
Потом они, гусар и его пылкий помощник, зарядили все имевшиеся в
наличии пистолеты и сели в засаду.
Наблюдать за ними сперва было - одно удовольствие.
Адель и Ешка со смеху покатывались - и действительно, никто ведь
не знал, далеко ли направились фуражиры, этой ли дорогой будут
возвращаться. Сергей Петрович уловил доносившийся из лесной глубинки
смех - от чего упрямства у гусара только прибавилось. Он сидел в
седле, судорожно вытянувшись в струнку, и лишь крутил длинный ус. Ему
теперь непременно нужно было вытворить что-то этакое, боевое,
отчаянное!
Поручик Орловский, разумеется, нюхнул в своей жизни пороха, но он
видел, что и Адели этого удовольствия досталось немало. Самолюбие не
позволяло ему оказаться менее лихим воякой, чем побывавшая в Испании
маркитантка, к тому же, не он ее, а она его отбила у черных улан. А
гусарское самолюбие - штука опасная.
Проторчали Сергей Петрович с Мачем в дурацкой засаде часа этак
четыре.
И доводы рассудка на них уже не действовали.
- Шлея под хвост попала, - весьма неуважительно определил ситуацию
Ешка. - Ждут, пока у совы хвост расцветет. Послушай, да ну их! Поедем!
У меня дети некормленные... Досидимся тут до неприятностей!
- Их нельзя оставлять, - со вздохом отвечала Адель. - Они же -
хуже твоих детей...
На сей раз любовь дала маркитантке глупый совет. Ехать дальше не
то что имело смысл - было просто необходимо!
Увидев, что некому больше смотреть на воинские подвиги, Сергей
Петрович очень бы обиделся, рассердился, покинул бы боевой пост и с
чистым сердцем отправился догонять Адель, Ешку и кибитку. Он выругал
бы беглецов - и напрочь забыл о фуражирах, увлеченный дальнейшими
дорожными приключениями. А Мач, при всей страсти к свободе, не стал бы
в одиночку торчать в кустах на склоне.
Но в Адели некстати и не вовремя проснулась курица-наседка,
желающая непременно оберегать родимых и любимых цыплят, даже если
главный цыпленок - тридцати лет от роду и с седыми висками.
С фуражирами же вышло вот что. Они доехали до усадьбы соседнего
помещика, где возглавлявший их капрал велел вызвать старосту и
сообщил, сколько и чего причитается забрать. Немного взяли из
помещичьей клети, за прочим неторопливо поехали по дворам. И в каждом
дворе, указанном старостой, велели хозяину запрягать лошадь, чтобы сам
же он реквизированную у него муку и крупу, сено и даже солому довез до
расположения французской армии.
Понемногу образовался целый обоз из трех телег, принадлежавших
фуражирам (это были повозки для палаток), и девяти крестьянских. Еще к
телегам привязали скотину - овец и телят. И двинулись в обратный путь.
Впереди ехали всадники, весело переговариваясь и даже пытаясь петь
- недаром же староста, всячески спасая помещичье и свое личное добро,
угостил их хмельным темным пивом.
Сзади, так и норовя отстать, тащились телеги.
И выползла эта процессия из-за холма, и оказалась в поле зрения
гусара, когда и он, и Мач совсем уж ошалели от долгого ожидания.
Адель и Ешка даже позабыли о гусарской придури, они разбили-таки
