не забывая показывать изящную шейку, полуобнаженные плечики, стоила
целое состояние. Такие шали, черные с желтым, госпожа баронесса с
дочками только на модных картинках видели. К углам сокровища были
пришиты золоченые шарики, чтобы своей тяжестью удерживать ткань в
задуманном хозяйкой положении. Из-под складок шали виднелся нарядный
мешочек для рукоделия, тоже по последней парижской моде.
Предложив руку загадочной даме, полковник Наполеон повел ее
навстречу господину барону, спешившему к гостям по дорожке хоть и с
выражением бурного гостеприимства на лице, однако с некоторой
озадаченностью в душе. Даму не ждали! Насчет дамы уговора не было!
И все разъяснилось немедленно.
А ведь еще неделю назад полковник Наполеон даже не подозревал, что
у него объявится молодая жена по имени Катринхен, вот просто возьмет и
приедет из Пруссии в Курляндию к любящему супругу... Да и никто не
подозревал. Но в тот миг, как это стряслось, все уже знали историю
женитьбы и благородное происхождение ее родственников.
Мало сказать, что полковник и сам не понимал, откуда у него в
голове взялось все, связанное с новоявленной женой, как будто оно там
всю жизнь было. Он совершенно не помнил, что двадцать лет полноценной
мужской жизни (юношеские шалости не в счет) прожил без всякой жены.
Ему уже казалось, что красавица была рядом всегда. Как, впрочем, и его
свите.
А где красавица - там и проблемы. О чем барон фон Нейзильбер
услышал прямо на дорожке.
Хотя брать с собой на войну жен - дело довольно обычное, но смотря
каких жен! Попадаются такие, что вместо мужей учениями командуют. Но
держать хрупкую, томную, изысканную молодую женщину при лагере,
заставлять ее ночевать в палатке, ее, привыкшую к комфорту и уюту, -
это, знаете ли, преступление. Пока доблестные войска не перейдут
наконец в наступление, пока не возьмут Ригу и не двинутся на
Петербург, красавице Катринхен придется терпеть неудобства походной
жизни. Но уж на зимние квартиры черные уланы встанут в покоренном
Петербурге! И там полковник Наполеон найдет для своей супруги дом...
нет, особняк... нет, дворец!
Разве же не достойно дворца это одухотворенное лицо, обрамленное
блестящими каштановыми локонами? Этот тонкий стан, перехваченный под
грудью не пояском, а ниткой крупного жемчуга? Безупречные ручки, такие
тонкие в парных браслетах с настоящими античными камеями? Стройные,
как у газели, ножки?
Выслушав все это, барон фон Нейзильбер пожалел о своем письме.
Замечательный жених ускользнул из-под носа.
Господин Бауман - тот хоть прямо сказал, что обременен женой и
прелестными малютками. А этот ведь молчал! И что удивительно -
отзывался о супружестве как бы свысока.
Знай барон фон Нейзильбер причину полковничьего молчания - бежал
бы, ужаснувшись, прочь, да еще побыстрее, чем от бешеного барана.
Положение спасла госпожа баронесса. С кислой улыбкой она
пригласила гостей в дом, где до ужина можно было посидеть в гостиной
на модных жестких стульях с воинственными спинками. И кинула госпожа
баронесса на супруга украдкой выразительный взгляд, в котором буква за
буквой читалось нелестное слово: "Дурак!"
Ради счастья которой-нибудь из дочек господин барон мог обмануть
доверие какого-то там Баумана и выдать поручика Орловского черным
уланам. Но просто так? Опять же - не зря Бауман окружил гостя такой
тайной, что-то он затеял, а в уме и сообразительности баварца
сомневаться не приходилось.
Вот и получалось, что родительская любовь подвигла баронскую чету
на довольно опасную глупость.
Предложив руку полковничьей супруге, барон фон Нейзильбер ввел ее
в гостиную, а полковник Наполеон то же галантное действие совершил с
госпожой баронессой.
Юные баронессы были разобраны офицерами свиты, так что
образовалась шумная и пестрая процессия.
Полковник Наполеон сердито слушал галдеж и смех молодежи. Он
прибыл сюда не для светских развлечений! Его позвало важное письмо. Он
жаждал вцепиться во врага.
Невысокий рост не позволял ему разглядеть через головы красивое
личико стройной своей женушки. А она тем не менее на него глядела. И
на устах ее была странная такая улыбочка...
Красавицу вроде бы и радовала власть над публикой, и забавляла
одновременно. То же касалось мужа - вроде бы и была она довольна своей
добычей, однако это была вчерашняя, использованная добыча, сейчас
следовало подумать о завтрашней...
И, зачарованная какими-то своими тайными мыслями, она не сразу
отзывалась на восторженные вскрики юных баронесс: "Ах, душка
Катринхен!.."
Вопреки собственным опасениям, Кача вошла в гостиную довольно
уверенно, опираясь на руку господина барона и придерживая край шали
особенным образом, который немедленно принялись копировать юные
баронессы. А она просто чувствовала себя неловко в тончайшем платьице,
норовившем навечно приклеиться между ног. И пыталась завесить бедра
шалью, чтобы хоть не так бросалось в глаза это безобразие.
Госпожа баронесса немедленно оказалась с ней рядом. Все-таки было
что-то респектабельное в том, что полковник отдал под ее
покровительство свою молодую жену. И следовало обласкать измученную
дорогой бедняжку.
Лотхен, Анхен, Лизхен, Гретхен и Амальхен немало обрадовались,
увидев перед собой почти ровесницу. Они-то о родительских планах и не
подозревали! Даже если госпожа полковница и не бывала в Париже - она
же наверняка приехала к мужу прямиком из Берлина и много чего
расскажет о модных мелочах. Теперь, когда баронское семейство
оказалось отрезано от Риги, юные баронессы понятия не имели, где и как
узнавать такие важные новости.
Но когда девицы вгляделись в тонкое лицо госпожи полковницы, то
показалось всем пятерым, что где-то они уже видели этот профиль, эти
кудряшки, закрывающие лоб, эту длинную и грациозную шею. Послали
горничную за парижским сервизом. К счастью, не весь он погиб при
раннем завтраке. Найдя тончайшие чашки с портретом бывшей императрицы
французской Жозефины, все дружно всплеснули руками! Сходство было
поразительное...
Все, кроме полковника Наполеона. У него на секунду забрезжило в
голове просветление. Он вспомнил - появилось лицо, позвал настойчивый
взгляд, лицо было такое, что притягивало почище магнита... можно
сказать, на роду написанное лицо, несущее примерно тот же тайный знак
судьбы, что и его собственное... Он вспомнил, как буквально неделю
назад устремился навстречу с ощущением, будто что-то, обещанное еще
при рождении сбылось, и произошло это совсем недавно, и... и... И
снова все забыл.
Все отметили забавное совпадение. Надо же - в Курляндии теперь
свои Наполеон и Жозефина! Разумеется, зашла речь о семейной жизни
французского императора. И немало приходилось лавировать госпоже
баронессе, обходя такой пикантный момент, как развод Наполеона с
Жозефиной. Вся Европа была потрясена этим скандалом, до такой степени
вся, что и в Курляндию донеслись отзвуки.
- А что бы ни говорили, император поступил правильно, - сказал в
конце концов полковник Наполеон. - Когда речь о наследнике империи,
приходится приносить жертвы. Молодая жена более к этому способна...
Баронесса сделала страшные глаза, показывая на дочек. Им еще не
полагалось думать о наследниках. Но бравый полковник не сообразил, в
чем дело. Он решил, что хозяйка усадьбы приверженка Жозефины.
- Однако армия разочарована, - как бы по секрету, интимным шепотом
сообщил он. - Старая-то приносила императору лишь удачу. А что
принесет новая - еще неизвестно...
Госпожа баронесса поняла, что нужно срочно переводить разговор на
другую тему. Она попросила дочек принести свои гербарии и коллекции.
Кача сидела в кресте, всем видом изображая томную усталость, и
молчала. Она попросту боялась баронессы, о которой знала от горничных
немало неприятного. Все еще боялась! Даже когда пожилая дама ласково
склонялась к ней, предлагая лимонад и бисквиты, Каче все время
казалась, что сейчас ей вцепятся в ухо. Но когда прибыли альбомы и
шкатулки, она оживилась. Особенно заинтересовала ее флорентийская
шкатулочка с мозаикой, изображавшей мотылька над розой.
Как всякая крестьянская девушка, Кача была совершенно равнодушна к
мотылькам, но любила цветы. У нее не было возможности развести под
окном свой цветничок, как разводили хозяйские дочки. И она с восторгом
уставилась на невиданную розу, больше всего похожую на лиловый
кочанчик капусты.
Лизхен, самая средняя дочка, стала одну за другой доставать из
шкатулки монеты. Юные баронессы не считали это собрание коллекцией,
даже подтрунивали над шкатулочкой и ее содержимым, набранным за время
кратковременных наездов в Ригу. Были тут русские, шведские,
английские, французские, датские и иные европейские деньги, вовсе не
древние, как в настоящей коллекции, а вполне пригодные для
купли-продажи.
Акварели, вышивки, сушеные травки в альбомах Каче показались по
меньшей мере странными. Но вот к монетам она потянулась - и девицы,
видя, что дорогая гостья оживилась, стали показывать ей эти
сомнительные сокровища, всячески при том развлекаясь.
Если бы полковник Наполеон хоть раз взглянул на девичью возню,
хоть к одному словечку прислушался, то непременно бы вмешался. Но
госпожа баронесса затеяла с ним беседу о предках. Она с большим
знанием дела перечисляла прусские, саксонские, баварские роды, и
выходило, что все ее четыре прадеда и четыре прабабки принадлежат к
древнейшим из прославленных фамилий. Полковник напряженно следил за
ходом ее рассуждений - и проворонил тот миг, когда Амальхен достала из
шкатулочки увесистую монету...
Монета лежала там по меньшей мере пять лет - и пролежала бы до
скончанья века, но Качу словно кольнули в затылок десять иголочек,
десять острых и горячих лучиков, слетевших с пальцев Тоол-Авы. Она
провела пальцем по гурту пятифранковика, но это было уже ни к чему.
Кача и так знала, что огромную монету с порченным гуртом нужно
тихонько спровадить в мешочек с рукодельем, украшенный вышивкой и
кисточками.
Пятифранковик проскользнул между ручек из полированного дерева и
бесшумно улегся в мешочке. Вышло это совершенно незаметно.
Теперь Кача могла наконец прислушаться - что там затевает ее
фальшивый муженек.
А он отвязался-таки от госпожи баронессы и потребовал от господина
барона отвести себя к пленному гусару. Тот со вздохом поднялся со
стула.
Полковник Наполеон сделал знак адьютенту, тот похлопал по плечу
еще одного молодого офицера - и четверо мужчин смылись из гостиной так
тихо и незаметно, как если бы их там вовсе никогда не было.
Но Кача насторожилась.
Не то чтоб она дорожила полковником - первый азарт миновал, Авы
основательно высмеяли наивность девицы, полагающей, будто великолепный
император может, как в сказке, оказаться в курляндской корчме и быть
узнан по монетке. Наутро после грехопадения Кача и сама поняла, что
сделала глупость. Однако мудрая Тоол-Ава утешила ее.
- Когда проживешь с мое, тебе будет достаточно тайной власти. А
пока тебе еще нужна власть явная. Ну что же, таких игрушек нам для
тебя не жалко, бегунья ты наша лесная, быстроногая... Поиграйся!
Кача отгородилась от Тоол-Авы ладонью с растопыренными пальцами,
качнула рукой туда-сюда, и Ава одобрительно покивала.
- Шаль с плечика спусти, это же не виллайне, волосы на виски
больше выпусти, юбочку надо чуть покороче...
И Кача исправно вообразила себе все эти перемены в сотканном из
