грязную. Этот вздох, казалось, еще более раздражил Николая.
- Знаю ваши с Сергеем Иванычем аристократические воззрения. Знаю, что
он все силы ума употребляет на то, чтоб оправдать существующее зло.
- Нет, да к чему ты говоришь о Сергей Иваныче? - проговорил, улыбаясь,
Левин.
- Сергей Иваныч? А вот к чему!- вдруг при имени Сергея Ивановича
вскрикнул Николай Левин, - вот к чему... Да что говорить? Только одно...
Для чего ты приехал ко мне? Ты презираешь это, и прекрасно, и ступай с
богом, ступай!- кричал он, вставая со стула, - и ступай, и ступай!
- Я нисколько не презираю, - робко сказал Константин Левин. - Я даже и
не спорю.
В это время вернулась Марья Николаевна. Николай Левин сердито оглянул-
ся на нее. Она быстро подошла к нему и что-то прошептала.
- Я нездоров, я раздражителен стал, - проговорил, успокоиваясь и тяже-
ло дыша, Николай Левин, - и потом ты мне говоришь о Сергей Иваныче и его
статье. Это такой вздор, такое вранье, такое самообманыванье. Что может
писать о справедливости человек, который ее не знает? Вы читали его
статью? - обратился он к Крицкому, опять садясь к столу и сдвигая с него
до половины насыпанные папиросы, чтоб опростать место.
- Я не читал, - мрачно сказал Крицкий, очевидно не хотевший вступать в
разговор.
- Отчего? - с раздражением обратился теперь к Крицкому Николай Левин.
- Потому что не считаю нужным терять на это время.
- То есть, позвольте, почему ж вы знаете, что вы потеряете время? Мно-
гим статья эта недоступна, то есть выше их. Но я, другое дело, я вижу
насквозь его мысли и знаю, почему это слабо.
Все замолчали. Крицкий медлительно встал и взялся за шапку.
- Не хотите ужинать? Ну, прощайте. Завтра приходите со слесарем.
Только что Крицкий вышел, Николай Левин улыбнулся и подмигнул.
- Тоже плох, - проговорил он. - Ведь я вижу...
Но в это время Крицкий в дверях позвал его.
- Что еще нужно? - сказал он и вышел к нему в коридор. Оставшись один
с Марьей Николаевной, Левин обратился к ней.
- А вы давно с братом? - сказал он ей.
- Да вот уж второй год. Здоровье их очень плохо стало. Пьют много, -
сказала она.
- То есть как пьет?
- Водку пьют, а им вредно.
- А разве много? - прошептал Левин.
- Да, - сказала она, робко оглядываясь на дверь, в которой показался
Николай Левин.
- О чем вы говорили? - сказал он, хмурясь и переводя испуганные глаза
с одного на другого. - О чем?
- Ни о чем, - смутясь, отвечал Константин.
- А не хотите говорить, как хотите. Только нечего тебе с ней говорить.
Она девка, а ты барин, - проговорил он, подергиваясь шеей.
- Ты, я ведь вижу, все понял и оценил и с сожалением относишься к моим
заблуждениям, - заговорил он опять, возвышая голос.
- Николай Дмитрич, Николай Дмитрич, - прошептала опять Марья Николаев-
на, приближаясь к нему.
- Ну, хорошо, хорошо!.. Да что ж ужин? А, вот и он, - проговорил он,
увидав лакея с подносом. - Сюда, сюда ставь, - проговорил он сердито и
тотчас же взял водку, налил рюмку и жадно выпил. - Выпей, хочешь? - об-
ратился он к брату, тотчас же повеселев. - Ну, будет о Сергее Иваныче. Я
все-таки рад тебя видеть. Что там ни толкуй, а все не чужие. Ну, выпей
же. Расскажи, что ты делаешь?- продолжал он, жадно пережевывая кусок
хлеба и наливая другую рюмку. - Как ты живешь?
- Живу один в деревне, как жил прежде, занимаюсь хозяйством, - отвечал
Константин, с ужасом вглядываясь в жадность, с которою брат его пил и
ел, и стараясь скрыть свое внимание.
- Отчего ты не женишься?
- Не пришлось, - покраснев отвечал Константин.,
- Отчего? Мне - кончено! Я свою жизнь испортил. Это я сказал и скажу,
что, если бы мне дали тогда мою часть, когда мне она нужна была, вся
жизнь моя была бы другая.
Константин Дмитрич поспешил отвести разговор.
- А ты знаешь, что твой Ванюшка у меня в Покровском конторщиком? -
сказал он.
Николай дернул шеей и задумался.
- Да расскажи мне, что делается в Покровском? Что, дом все стоит, и
березы, и наша классная? А Филипп садовник, неужели жив? Как я помню бе-
седку и диван! Да смотри же, ничего не переменяй в доме, но скорее же-
нись и опять заведи то же, что было. Я тогда приеду к тебе, если твоя
жена будет хорошая.
- Да приезжай теперь ко мне, - сказал Левин. - Как бы мы хорошо устро-
ились!
- Я бы приехал к тебе, если бы знал, что не найду Сергея Иваныча.
- Ты его не найдешь. Я живу совершенно независимо от него.
- Да, но, как ни говори, ты должен выбрать между мною и им, - сказал
он, робко глядя в глаза брату. Эта робость тронула Константина.
- Если хочешь знать всю мою исповедь в этом отношении, я скажу тебе,
что в вашей ссоре с Сергеем Иванычем я не беру ни той, ни другой сторо-
ны. Вы оба неправы. Ты неправ более внешним образом, а он более внутрен-
но.
- А, а! Ты понял это, ты понял это? - радостно закричал Николай.
- Но я, лично, если ты хочешь знать, больше дорожу дружбой с тобой,
потому что...
- Почему, почему?
Константин не мог сказать, что он дорожит потому, что Николай несчас-
тен и ему нужна дружба. Но Николай понял, что он хотел сказать именно
это, и, нахмурившись, взялся опять за водку.
- Будет, Николай Дмитрич!- сказала Марья Николаевна, протягивая пухлую
обнаженную руку к графинчику.
- Пусти! Не приставай! Прибью!- крикнул он. Марья Николаевна улыбну-
лась кроткою и доброю улыбкой, которая сообщилась и Николаю, и приняла
водку.
- Да ты думаешь, она ничего не понимает? - сказал Николай. - Она все
это понимает лучше всех нас. Правда, что есть в ней что-то хорошее, ми-
лое?
- Вы никогда прежде не были в Москве? - сказал ей Константин, чтобы
сказать что-нибудь.
- Да не говори ей вы. Она этого боится. Ей никто, кроме мирового
судьи, когда ее судили за то, что она хотела уйти из дома разврата, ник-
то не говорил вы.Боже мой, что это за бессмыслица на свете! - вдруг
вскрикнул он. - Эти новые учреждения, эти мировые судьи, земство, что
это за безобразие!
И он начал рассказывать свои столкновения с новыми учреждениями.
Константин Левин слушал его, и то отрицание смысла во всех обществен-
ных учреждениях, которое он разделял с ним и часто высказывал, было ему
неприятно теперь из уст брата.
- На том свете поймем все это, - сказал он шутя.
- На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, - сказал он, оста-
новив испуганные дикие глаза на лице брата. - И ведь вот кажется, что
уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я
боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. - Он содрогнулся. - Да выпей что-ни-
будь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к цыганам! Зна-
ешь, я очень полюбил цыган и русские песни.
Язык его стал мешаться, и он пошел перескакивать с одного предмета на
другой. Константин с помощью Маши уговорил его никуда не ездить и уложил
спать совершенно пьяного.
Маша обещала писать Константину в случае нужды и уговаривать Николая
Левина приехать жить к брату.
XXVI
Утром Константин Левин выехал из Москвы и к вечеру приехал домой. До-
рогой, в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железных
дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недо-
вольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции,
узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал
в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих ло-
шадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер
Игнат, еще в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новос-
ти, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, - он почувствовал,
что понемногу путаница разъясняется и стыд и недовольство собой прохо-
дят. Это он почувствовал при одном виде Игната и лошадей; но когда он
надел привезенный ему тулуп, сел, закутавшись, в сани и поехал, раздумы-
вая о предстоящих распоряжениях в деревне и поглядывая на пристяжную,
бывшую верховою, донскую, надорванную, но лихую лошадь, он совершенно
иначе стал понимать то, что с ним случилось. Он чувствовал себя собой и
другим не хотел быть. Он хотел теперь быть только лучше, чем он был
прежде. Во-первых, с этого дня он решил, что не будет больше надеяться
на необыкновенное счастье, какое ему должна была дать женитьба, и
вследствие этого не будет так пренебрегать настоящим. Во-вторых, он уже
никогда не позволит себе увлечься гадкою страстью, воспоминанье о кото-
рой так мучало его, когда он собирался сделать предложение. Потом, вспо-
миная брата Николая, он решил сам с собою, что никогда уже он не позво-
лит себе забыть его, будет следить за ним и не выпустит его из виду,
чтобы быть готовым на помощь, когда ему придется плохо. А это будет ско-
ро, он это чувствовал. Потом и разговор брата о коммунизме, к которому
тогда он так легко отнесся, теперь заставил его задуматься. Он считал
переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал неспра-
ведливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил
про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя
прежде много работал и не роскошно жил, теперь будет еще больше работать
и еще меньше будет позволять себе роскоши. И все это казалось ему так
легко сделать над собой, что всю дорогу он провел в самых приятных меч-
таниях. С бодрым чувством надежды на новую, лучшую жизнь он в девятом
часу ночи подъехал к своему дому.
Из окон комнаты Агафьи Михайловны, старой нянюшки, исполнявшей в его
доме роль экономки, падал свет на снег площадки пред домом. Она не спала
еще. Кузьма, разбуженный ею, сонный и босиком выбежал на крыльцо. Лега-
вая сука Ласка, чуть не сбив с ног Кузьму, выскочила тоже и визжала,
терлась об его колени, поднималась и хотела и не смела положить передние
лапы ему на грудь.
- Скоро ж, батюшка, вернулись, - сказала Агафья Михайловна.
- Соскучился, Агафья Михайловна. В гостях хорошо, а дома лучше, - от-
вечал он ей и прошел в кабинет.
Кабинет медленно осветился внесенной свечой. Выступили знакомые под-
робности: оленьи рога, полки с книгами, зеркало печи с отдушником, кото-
рый давно надо было починить, отцовский диван, большой стол, на столе
открытая книга, сломанная пепельница, тетрадь с его почерком. Когда он
увидал все это, на него нашло на минуту сомнение в возможности устроить
ту новую жизнь, о которой он мечтал дорогой. Все эти следы его жизни как
будто охватили его и говорили ему: "Нет, ты не уйдешь от нас и не будешь
другим, а будешь такой же, каков был: с сомнениями, вечным недовольством
собой, напрасными попытками исправления и падениями и вечным ожиданием
счастья, которое не далось и невозможно тебе".
Но это говорили его вещи, другой же голос в душе говорил, что не надо
подчиняться прошедшему и что с собой сделать все возможно. И, слушаясь
этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и
стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бод-
рости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
Вошел приказчик и сказал, что все, слава богу, благополучно, но сооб-
щил, что греча в новой сушилке подгорела. Известие это раздражило Леви-
на. Новая сушилка была выстроена и частью придумана Левиным. Приказчик
был всегда против этой сушилки и теперь со скрытым торжеством объявлял,
что греча подгорела. Левин же был твердо убежден, что если она подгоре-
ла, то потому только, что не были приняты те меры, о которых он сотни
раз приказывал. Ему стало досадно, и он сделал выговор приказчику. Но
было одно важное и радостное событие: отелилась Пава, лучшая, дорогая,
купленная с выставки корова.
- Кузьма, дай тулуп. А вы велите-ка взять фонарь, я пойду взгляну, -
сказал он приказчику.
Скотная для дорогих коров была сейчас за домом. Пройдя через двор мимо
