рый в фотографии называется "закрепитель". Виталька не закреплял свои
чувства, а переходил от одной привязанности к другой. Потому, наверное,
что у него был большой выбор. На его жизненном столе, как в китайском
ресторане, стояло столько блюд, что смешно было наесться чем-то одним и
не попробовать другого.
Дюку было легче: его не любили ни учителя, ни девочки. Одна только
мама. Зато он любил - преданно и постоянно. У него была потребность в
любви и постоянстве.
- Предположим, я талисман, - ответил Дюк. - А что ты хочешь?
- Я хочу позвать Машу Архангельскую на каток.
- Так позови.
- Я боюсь, что она откажется.
- Ну и что с тобой случится?
- Да ничего не случится. Просто она меня ненавидит, - расстроенно со-
общил Виталька. - Что я ей сделал?
Дюк не сомневался в результате, поскольку результат был подготовлен
самой жизнью и не требовал ни риска, ни труда.
- Ну, пойдем, - согласился Дюк, и они пошли к десятому "А" в конец
коридора.
Обидно было упустить такую возможность - возможность утвердиться и
подтвердиться в глазах старшеклассника, и не какого-нибудь, а Витальки
Резникова, имевшего изысканно-подмоченную репутацию. Получалось: Дюк как
бы примыкал к этой репутации становился более взрослым, более потертым,
как джинсы.
Из десятого "А" навстречу им вышла Маша Архангельская.
На ней была не школьная форма, а красивое фирменное рыжее платье, она
походила в нем на язычок пламени, устремленный вверх. Дюк обжегся об ее
лицо.
Виталька схватил Дюка за руку, как бы зажимая в руке талисман. Подо-
шел к Маше.
Она остановилась с прямой спиной и смотрела на Витальку строго, почти
сурово, как завуч на трудновоспитуемого подростка.
- Пойдем завтра на каток, - волнуясь, выговорил Виталька.
- Сегодня, - исправила Маша. - В восемь.
И пошла дальше по коридору с прямой спиной и непроницаемым ликом.
Виталька отпустил Дюка и посмотрел с ошарашенным видом - сначала ей
вслед, потом на Дюка.
- Пойдем, что ли? - очнулся он.
- Сегодня. В восемь, - подтвердил Дюк.
- А где мы встречаемся?
- Позвонишь. Выяснишь, - руководил Дюк.
- Ни фига себе... - Виталька покрутил головой, приходя в себя, то
есть возвращаясь в свою высокую сущность.
- А как это тебе удалось?
- Я - экстрасенс, - скромно объяснил Дюк.
- Кто?
- Экстра - над. Сене - чувство. Я - сверхчувствительный.
- Значит, водка-экстра, сверхводка, - догадался Виталька. И это был
единственный вывод, который он для себя сделал. Потом спохватился и
спросил: - А может, ты в институт со мной пойдешь сдавать?
- А полы тебе помыть не надо? - обиделся Дюк.
- Полы? - удивился Виталька. - Нет. Полы у нас бабушка моет.
Зазвенел звонок.
Дюк и Виталька разошлись по классам. Каждый - со своим. Виталька - с
Машей. Дюк - с утратой Маши.
Правда, ее у него никогда и не было. Но были сны. Мечты.
А теперь он потерял на это право. Право на мечту, и все из-за того,
чтобы сорвать даровые аплодисменты, утвердиться в равнодушных Витальки-
ных глазах. Но Витальку ничем не поразишь. Для него важно только то, что
имеет к нему самое непосредственное отношение. Если "экстра" - то водка
или печенье, потому что это он ест или пьет.
Шла география.
Учитель по географии Лев Семенович рассказывал о климатических усло-
виях. Дюк слышал каждый день по программе "Время" под музыку Чайковско-
го, где сейчас тепло, где холодно. В Тбилиси, например, тропические лив-
ни. В Якутии - высокие деревья стонут от мороза.
Встать бы под дерево в своей стеклянной куртке. Или под тропический
ливень - лицом к нему...
- Дюкин! - окликнул Лев Семенович.
Дюк встал. Честно и печально посмотрел на учителя, прося глазами по-
нять его, принять, как принимает приемник звуковую волну. Но Лев Семено-
вич был настроен на другую волну. Не на Дюка.
- Потрудитесь выйти вон! - попросил Лев Семенович.
- Почему? - спросил Дюк.
- Вы мне мешаете своим видом.
Дюк вышел в коридор. На стене висели портреты космонавтов. Гербы со-
юзных республик.
Дюк постоял какое-то время как истукан. Потом прислонился к стене и
съехал, скользя спиной. Сел на корточки.
Из учительской с журналом в руке шла Маша Архангельская. Ее лицо све-
тилось. Она двигалась как во сне - на два сантиметра от пола. Это
счастье несло ее по воздуху.
Как она умела сливаться со своим состоянием. Дюк видел ее несчастной
из несчастных. А теперь - самой счастливой из людей. А поскольку Ви-
талька - гарантное несчастье, то она скоро вернется в прежнее состояние,
и мелкие слезки снова посыплются по ее лицу, брови опять станут красны-
ми, а лоб в нервных точках.
Она будет перемещаться из счастья в горе и обратно. Может быть, это и
есть любовь? Может быть, лучше горькое счастье, чем серая, унылая
жизнь...
Маша заметила Дюка, сидящего на корточках.
- Что с тобой? - нежно спросила она, как бы пролила на него немножеч-
ко переполняющей ее нежности.
- Ничего, - ответил Дюк.
Ему не нужна была нежность, предназначенная другому.
- Полкило пошехонского сыру, полкило масла и двадцать пачек шестипро-
центного молока, - перечислил Дюк.
Продавщица - пожилая и медлительная - посчитала на счетах и сказала:
- Восемь рублей девять копеек.
- А можно я вам заплачу? - спросил Дюк и протянул деньги.
- В кассу, - переадресовала продавщица.
Работала только одна касса, и вдоль магазина текла очередь, как река
с изгибами и излучинами и ответвленными ручейками.
- Долго стоять, - поделился Дюк и установил с продавщицей контакт
глазами. В его глазах можно было прочитать: хоть вы и старая, как кара-
катица, однако очень милая и небось устали и хотите домой.
Когда на человека с добром смотришь и нормально с ним разговариваешь,
не выпячивая себя, не качая прав, то легко исполняется все задуманное, и
не обязательно для этого быть талисманом. Добро порождает добро. Так же,
как зло высекает зло.
Продавщица посмотрела на тощенького, нежизнеспособного с виду мальчи-
ка, потом обежала глазами очередь в кассу. Совместила одно с другим -
мальчика с очередью. И сказала:
- Ну ладно. Только без сдачи.
Дюк положил на прилавок восемь рублей двумя бумажками и десять копе-
ек. Продавщица смела деньги в ладонь.
Из ладони - в большой белый оттопыренный карман на ее халате. И пере-
вела глаза на следующего покупателя. На усохшую, как сучок, старуху.
- Пятьдесят семь копеек. Без сдачи, - сказала старуха и положила
деньги на прилавок. - Пакет сливок и творожный сырок.
Когда Дюк выходил из магазина, волоча в растопыренной авоське двад-
цать треугольных маленьких пирамид, торговля в молочном отделе шла по
новому принципу, минуя кассу, в обход учета и контроля. Хорошо это или
плохо, Дюк не задумывался. Наверное, кому-то хорошо, а кому-то плохо.
В дверях он столкнулся в Ларискиной мамой, соседкой тетей Зиной-той
самой, у которой он не хотел бы родиться.
- Куда это ты столько молока тащишь? - удивилась тятя Зина.
- А мы из него домашний творог делаем, - объяснил Дюк. - Мама утром
только творог может есть.
- Молодец, - похвалила тетя Зина. - Маме помогаешь. Бывают же такие
дети. А моя только "дай" да "дай".
Сейчас магнитофон требует. "Соню". А где я ей возьму?
Дюк не ответил. Нижняя пачка треснула под давлением верхних девятнад-
цати, и из нее такой беспрерывной струйкой потекло молоко, омывая правый
башмак. Дюк отвел руку с авоськой подальше от джине, струйка текла на
безопасном расстоянии, но держать тяжесть в отведенной руке было неудоб-
но.
- Саша, говорят, что ты... это... забыты... это... забыла слово. Ну,
навроде золотой рыбки.
- Кто говорит? - заинтересовался Дюк.
Путь распространения славы был для него небезразличен.
- В школе говорят.
Дюк догадался, что Виталька сказал Маше. Маша - Лариске. Лариска -
тете Зине. А той только скажи. Разнесет теперь по всей стране. В "Вечер-
ке" напечатает, как объявление.
Дюку льстило, что его имя муссировали в кругах, где лучшие мальчики
катаются на катке с лучшими девочками, под музыку, скрестив руки перед
собой.
- Ко мне знакомые приехали из Прибалтики, - сообщила тетя Зина поче-
му-то жалостливым голосом. - Мы у них летом дачу снимаем. Они хотят
финскую мебель купить "Тауэр". А достать не могут.
- Английскую, - поправил Дюк.
- Почему английскую? - удивилась тетя Зина.
- Тауэр - это английская тюрьма. Там королева Елизавета Стюарт сиде-
ла.
- А ты откуда знаешь?
- Это все знают.
- Может быть, - согласилась тетя Зина. - Там стенка в металлических
решетках.
- А зачем тюремные решетки в квартиру покупать? - стал отговаривать
Дюк.
- Помоги им, Саша. А? Я обещала. Лариска говорит, что ты благородный.
Дюк не знал про себя - благородный он или нет. Но раз Лариска гово-
рит, со стороны виднее.
Согласиться и пообещать было заманчиво, но рискованно. Вряд ли дирек-
тора мебельного магазина может устроить пояс с пряжкой "Рэнглер". Да и
пояса нет. Сказать тете Зине: "Нет, не могу", - сильно сократить радиус
славы. А слава - единственный верный и самый короткий путь к Маше Архан-
гельской. Когда она убедится, что Виталька - гарантное несчастье, а Дюк
- благородный и выдающийся, то неизвестно, как повернется дело.
- Они бы сунули, - доверительно шепнула тетя Зина. - Но говорят: мы
не знаем, кому надо дать и сколько. Они очень порядочные люди, Саша. Ин-
теллигентные. Садом пользоваться разрешают. Огородом. Мы у них смородину
рвали. Укроп.
Струйка из пакета иссякла и теперь капала редкими каплями. Дюк вернул
руку в прежнее состояние.
- Я попробую, - сказал он. - Но не обещаю.
Операцию "Тауэр - Талисман" следовало подготовить заранее.
Кабинет директора располагался в глубине магазина, рядом с мебельным
складом.
Директор салона мебели сидел за своим столом, сгорбившись, приоткрыв
рот, и походил на ежика, который хотел пить. Жесткие волосы стояли на
голове торчком, как иголки. Не хватало только иголок на спине. Его голо-
ва составляла треть туловища и переходила в него сразу, без шеи. Ручки
были короткие, как лапки, и лежали на столе навстречу друг другу.
- Здравствуйте, - поздоровался Дюк, входя.
Ежик что-то вякнул безо всякого вдохновения. Длинное слово
"здравствуйте" ему произносить не хотелось. Да и некому особенно. Поду-
маешь, мальчик пришел. Заблудился, должно быть. Маму потерял.
Дюк стоял в нерешительности и молчал.
- Чего тебе? - спросил Ежик. Говорил он через силу, как будто его
немножко придушили и держали за горло.
- Гарнитур "Тауэр", - отозвался Дюк.
- Импорта сейчас нет... А кому надо?
- Знакомым.
- Чьим? - директора, видимо, беспокоило: не явился ли Дюк гонцом от
важного лица.
- Тети Зининым.
- А тебя Зина кто?
- Соседка.
- А что же это она тебя за мебелью посылает? Совсем уж с ума посходи-
ли... Ребенка за мебелью... - директор фыркнул абсолютно как еж.
- Я не ребенок.
- А кто же ты?
- Талисман.
- Чего?
- Талисман - это человек, который приносит счастье.
Директор впервые за время разговора воспрял и посмотрел на Дюка, как
ежик, который увидел что-то для себя интересное. Гриб, например.
- Ты приносишь счастье? - переспросил он.
- Сам по себе нет. Но если человек что-то хочет и берет меня с собой,
то у него все получается, что он хочет.
- А ты не врешь? - проверил Еж. Так гарнитуров все равно ведь нет, -
уклонился Дюк.
- Если ты мне поможешь, я тебе тоже помогу, - пообещал Еж. - Съезди
со мной на час-другой.
- Куда? - спросил Дюк.
- В одно место, - не ответил Еж. - Какая тебе разница?
- Да в общем никакой, - согласился Дюк.
Еж встал из-за стола, поднялся на задние лапки, но выше не стал. Го-
лова его осталась на прежнем уровне. Дюк понял, что он встал, по распо-
