вылетели бы стекла из окон. Так кричат люди, которые срываются в про-
пасть. Но в это время в дверь постучали, и вошел Жан-Люк.
- Привет, - сказал Жан-Люк, потому что не умел выговорить русского
"здравствуй". Семь согласных букв на две гласных были ему не под силу.
- Как хочешь, - сухо сказала я в трубку. - Я не возражаю.
Ты ожидал другой реакции и обиделся.
- У тебя будет все, - сказал ты. - Но не будет меня. И тебе будет
очень плохо.
- Хорошо, - сухо повторила я. - Я не возражаю.
Я положила трубку. Я не могла двигаться, потому что в моей спине
торчал нож. Я не могла ни двигаться, ни дышать.
- Пойдем в казино, - предложил Жан-Люк.
- Пойдем, - сказала я.
Казино находилось у черта на рогах, в Олимпийской деревне. Жан-Люк
несколько раз вылезал из машины и спрашивал, как проехать. Я сидела в
машине и ждала. Быть и казаться. Я казалась молодой женщиной, лихо ис-
пытывающей судьбу - рулетку. А была... Правильнее сказать: меня не бы-
ло. Из меня изымалась главная моя часть - О, и жидкий минерал - вода н
постепенно испарялся, превращался в бесплотный газ. Я не представляла
себе, как жить. О чем говорить? И зачем?
В казино я стала играть. Мне начало везти. Я выигрывала и выигрыва-
ла, и этот факт убеждал меня в потере любви. Срабатывал закон компен-
сации. Судьба отняла тебя, а за это дала денег. Заплатила.
На выигранные деньги я купила себе норковую шубу цвета песка. Отре-
зала волосы, повесила над бровями челку, поменяла стиль. И когда я
шла, молодая и уверенная, в дорогой длинной шубе, никому не приходило
в голову, что в спине у меня нож.
Прошло десять лет.
Ты бросил жену и женился во второй раз. Не на мне. На другой. Если
я змея, то она кобылица, та самая, из "Конька-горбунка", которая топ-
чет пшеничные поля. Эта тоже вытопчет любое поле. К кино не имеет ни-
какого отношения. Что-то покупает и продает. Занимается бизнесом. Биз-
нес вумен.
Я постоянно задавалась вопросом: почему ты выбрал ее, а не меня?
Разве мы не любили друг друга? Разве я не была твоей музой?
Да. Была. Любил. Но дело не во мне или в ней. Дело - в ТЕБЕ. Это ты
стал другим. Тебе захотелось поступка. Захотелось развернуть корабль
своей жизни резко вправо или влево.
Я невольно расшатала коренной зуб твоей семьи. А она подошла и без
труда вытащила этот зуб.
Я не интересовалась подробностями, но знаю, что кобылица не выноси-
ла твоих запоев. И через месяц ты уже не пил. Тебе, оказывается, нужна
была сильная рука. В новой системе собак собакой оказался ты. А она
хозяйка. Она сильнее меня. Вернее, не так: моя энергия уходила на
творчество, а ее энергия - на саму жизнь. Она талантливо жила, а я от-
ражала жизнь.
Я много работаю и много путешествую. Меня постоянно кто-то любит,
но уже никто не мучает. Вернее так: я не мучаюсь. И не задерживаюсь
подолгу на одной любви. Перехожу к следующей.
У меня есть деньги, слава и одиночество. А мне хотелось бы другую
конструкцию: деньги, слава и любовь. Но не получается.
Я спрашиваю у Вальки Шварца:
- Ну почему у меня не получается?
- Не положили, - отвечает Валька и разводит руки в стороны.
А между руками - пустота.
Мы никогда не видимся, но следим друг за дружкой издалека. Ты все
знаешь обо мне, а я о тебе.
Фильм о Джульетте Друэ был снят с другой актрисой и прошел незаме-
ченным, как будто его и не было. Критика оскорбительно молчала. Ты не
привык к поражениям и замер. У тебя появился страх руля, какой бывает
у водителей после аварии. Но потом ты воспрянул и стал самостоятельно
прославлять свой фильм. Ты, как Сталин, не признавал за собой ошибок,
а все свои недостатки выдавал за достоинства.
Следующим фильмом ты решил взять реванш, но получился новый провал.
Ты постепенно отходил на средний план, потом на общий. Почему? Может
быть, потому, что распалась команда: я, ты и Валька.
Может быть, дело не в команде - во времени. За десять лет время
сильно изменилось. На крупный план выходили не режиссеры, а банкиры в
малиновых пиджаках, держащие руку в кармане. В кармане, набитом день-
гами.
А может быть, дело в том, что тебе нельзя было завязывать с пьянс-
твом. Возможно, пьянство входило в твой творческий цикл. Ведь никто не
знает, из какого сора растут цветы.
Кобылица прошлась и по твоему полю. Так тебе и надо. Или не надо? Я
по-прежнему испытываю к тебе любовь и ненависть. Коктейль "Кровавая
Мери" по-прежнему полощется в моей душе. Он не выдохся и не прокис от
времени, потому что настоян на натуральном спирте.
Однажды я встретила тебя в самолете "МоскванСочи". Я летела рабо-
тать, а ты с женой - отдыхать. Вы с ней одного роста, но она кажется
выше. Она быстро прошла вперед по салону. Она вообще все делает быст-
ро. И ходит в том числе. Ты потерял ее из виду, и твое лицо было рас-
терянным.
Когда ты поравнялся с моим креслом, я сказала:
- Твоя туда пошла. И показала пальцем направление.
Ты увидел меня, не удивился, как будто мы расстались только вчера
вечером.
- НАША туда пошла, - поправил ты и пошел по проходу.
Самолет стал взлетать, и я взлетала вместе с самолетом. Как тогда,
на Кубе. Я вспомнила розовый закат, птицу, попавшую в мотор, отсутс-
твие тверди под ногами. Я стала думать, что значит "наша". Мы расста-
лись с тобой на каком-то внешнем, поверхностном уровне. А внутренняя
связь не прервалась, в глубине мы неразделимы. Значит, у нас все об-
щее, и твоя жена в том числе.
Что ж, очень может быть...
