потом со шкодливым видом глянул наверх, на окна Варвары Тимофеевны. Но
Варвара Тимофеевна стояла прямо перед ним со стулом наперевес. Ромка
втянул голову в плечи, стал шить глазами.
- Играй, играй, сыночек... - проговорила Варвара Тимофеевна и пошла
своей дорогой.
Ромка с удивлением посмотрел ей вслед и поволок свой самокат на со-
седнюю улицу. Жить без сопротивления ему было неинтересно.
В районе свалки Варвара Тимофеевна встретила управдома Шуру. Она шла
из магазина, из ее сумки торчал парниковый огурец ровного темно-зеленого
цвета, будто выкрашенный масляной краской.
- А у меня больше не стучит, - осторожно похвасталась Варвара Тимофе-
евна и постучала свободной рукой по деревянной ножке стула.
- А у меня пятьдесят шестую квартиру сверху затопило, - пожаловалась
Шура. - Ремонта требуют, паразиты... Дай им маляров.
- Ну и дай, - сказала Варвара Тимофеевна.
- Кому? - прищурилась Шура.
- А паразитам.
- А чего это ты про них беспокоишься?
- Я не об них. Я об тебе. Про старость твою думаю.
- А чего об ней думать? - удивилась Шура.
- Старость смолоду готовить надо. А потом поздно будет.
Варвара Тимофеевна взялась за стул поудобнее и метнула его в середину
свалки.
- Лифты, ремонты... - вдруг с тоской сказала Шура.
Она хотела что-то добавить, но передумала. Повернулась и пошла, не
глядя по сторонам, как бы утратив всякий интерес к целому и к частнос-
тям.
В дверь позвонили.
Варвара Тимофеевна отомкнула все замки и задвижки и увидела на пороге
милиционера Костю.
- А як вам, - улыбнулся Костя.
Варвара Тимофеевна хотела спросить: "Зачем?", но это было невежливо.
- А у меня не стучит, - предупредила она.
- Я знаю, - ответил Костя. - Я все выяснил.
- Что выяснил? - насторожилась Варвара Тимофеевна. Она решила, что
Костя тоже ездил к Соне.
- В километре от вашего дома строили АТС, телефонную станцию, - пояс-
нил Костя. - И ваша квартира явилась экраном вибрации этой стройки.
Варвара Тимофеевна не поняла ни одного слова. Она попятилась от две-
ри, как бы пропуская и одновременно приглашая Костю.
Костя правильно прочитал это движение и вошел в дом.
- Чего ты сказал? Какая еще вибрация? - встревожилась Варвара Тимофе-
евна.
- Стройка и ваша квартира находились на одной звуковой волне, - мед-
ленно растолковывал Костя. - Поэтому, когда там вбивали под фундамент
сваи, у вас все падало со стен.
- Почему?
- По физическим законам. Явление резонанса.
- А почему именно моя квартира?
- Случайность, - сказал Костя. - Совпадение.
- Какое совпадение? - снова не поняла Варвара Тимофеевна.
- Ну... как любовь.
- А при чем тут любовь?
- Когда душа одного человека - экран вибрации другого. Когда их души
на одной звуковой волне. Это тоже очень редкое совпадение и совершенная
случайность, - грустно сказал Костя.
- А больше стучать не будет? - спросила Варвара Тимофеевна. Любовь ее
не интересовала.
- Больше не будет. Позавчера был последний день строительных работ.
- А вдруг опять строить начнут?
- На этом месте уже не начнут, - успокоил Костя.
Костя ушел, а Варвара Тимофеевна села на табуретку и стала размышлять
насчет экрана и вибрации.
С одной стороны, находиться на одной звуковой волне с целой телефон-
ной станцией - безусловное неудобство. А с другой стороны, по физическим
ли законам или по чистейшим совпадениям, но она связана с миром и ее
слышат люди.
За стеной плакал грудной ребенок, и получалось, что он тоже кричит на
весь свет.
В мае отключают центральное отопление, и под утро бывает холодно.
Варвара Тимофеевна проснулась от холода и бросила поверх одеяла свое
зимнее пальто.
На улице зашуршали шины.
Варвара Тимофеевна подошла к окну и увидела внизу "Волгу"-такси са-
латного цвета с шашечками по бокам.
Из такси тяжело вылезла Соня в коричневом плаще "болонья". Следом за
ней вышел шофер и стал составлять вокруг Сони узлы и узелочки. Соня воз-
вышалась над своими узлами, как труба над заводскими корпусами.
Было еще совсем рано, серый рассвет устанавливался над городом.
Где-то мирно спала несчастная от счастья девушка. А человек с обрат-
ными реакциями, должно быть, выспался днем, а сейчас сидел и читал кни-
гу.
А где был тот, с новой памятью? В потомках? В предках?
Бегал с копьем в набедренной повязке из тугих листьев или бродил по
Луне? Чертил щеточкой имена на лунной пыли и не помнил, что они зна-
чат...
ОДИН КУБИК НАДЕЖДЫ
Очереди были небольшие, состояли преимущественно из старух. Старухам
казалось: витамины обрадуют кровь и она шибко побежит по уставшим сосу-
дам. Стекловидное тело рассосет все воспаления и размоет все отложения
солей. Уйдет боль, а вместе с ней уйдут разъедающие мысли о смерти. И,
проснувшись, можно будет не думать о своем здоровье, а жить по привычке.
Самое главное - это, встав поутру, не думать о своем здоровье. А все
остальное, что имеет человек, - это счастье. У молодых - свое счастье. А
у старух - свое.
В процедурном кабинете работали две медицинские сестры: Лора и Таня.
Одна - утром. Другая - после обеда.
Лора была тихая и доверчивая. Она верила в какую-то общую разумность.
Если бы, к примеру, на нее сверху свалился кирпич и она успела бы о
чем-то подумать, она бы подумала: "Значит, так надо..."
Лора верила людям. Словам. Лекарствам. Каждая инъекция для нее была -
кубик надежды.
Для медсестры Тани каждая инъекция - это старый зад.
Таня была замужем, но в глубине души считала, что это не оконча-
тельный вариант ее счастья, и под большим секретом для окружающих и даже
для себя самой она ждала Другого.
Искать этого Другого было некогда и негде, поэтому она ждала, что он
сам ее найдет. В один прекрасный день откроется дверь и войдет Он,
возьмет за руку и уведет в интересную жизнь.
А вместо этого открывалась дверь, входила очередная старуха и подни-
мала платье. И так изо дня в день. Из месяца в месяц. Из года в год.
Ей надоели старые лица и трикотажные штаны до колен.
Больные это чувствовали, робели и напрягались. Игла плохо входила в
напряженную мышцу и, бывало, гнулась, и тогда приходилось ее менять.
Старухи выскакивали из процедурного кабинета розовые, помолодевшие от
смятения и страха, и только неистребимое желание жить заставляло их
прийти в другой раз.
Таня обижалась на свою жизнь, как обижаются на продавца, который кла-
дет на весы неподходящий товар и при этом еще старается обвесить. Выра-
жение обиды и недоверия прочно застыло на Танином лице. И если бы Другой
действительно открыл и явился, то не разглядел бы ее лица под этим выра-
жением.
Он сказал бы: "Извините..." - и закрыл дверь.
Таня жила с одним, а ждала другого, и двойственное существование раз-
винтило ее нервную систему. Человек расстраивается, как музыкальный
инструмент. Как, например, гитара. А что можно сыграть на такой гитаре?
А если и сыграешь: что это будет за песня?
Народу в автобусе было примерно на пятьдесят человек больше, чем он
мог вместить. И на тридцать человек больше, чем можно себе представить.
Лора стояла, спрессованная телами. От спины, в которую было вжато ее
лицо, пахло чем-то копченым, очень приятным.
Лора ехала в магазин "Лейпциг", там часто выкидывали немецкие лифчики
по шесть пятьдесят, и ей казалось почему-то, что все пассажиры, включая
детей и мужчин, тоже едут в "Лейпциг" за лифчиками.
Автобус резко затормозил, - видимо, дорогу перебегала кошка или соба-
ка, и водитель не захотел брать грех на душу.
Все пассажиры дружно упали вперед, и те, кто стояли первыми, испыта-
ли, должно быть, неприятные минуты, потому что могли оказаться расплю-
щенными о кабину водителя. А те, кто стоял сзади, оказались в самом вы-
годном положении.
Потом автобус резко дернуло перед тем, как ехать дальше, все качну-
лись назад, и последние поменялись местами с первыми. Последним стало
плохо, а первым хорошо. Сработал закон высшего равновесия. Не может быть
человеку все время плохо или все время хорошо.
А те, кто, как Лора, стояли посредине, испытали примерно одно и то же
в первом и во втором случае. Им было не очень хорошо и не очень плохо.
Далее автобус свернул на нужную ему улицу, все пассажиры накренились
вбок.
Лора изогнулась, пытаясь устоять, но у нее не получилось, и она рух-
нула на колени сидящего человека.
Колени были острые, жесткие и, судя по этим признакам, - мужские.
Автобус все заворачивал, и Лора все никак не могла подняться с колен.
Наоборот, ее заносило человеку на грудь, и это уже не лезло ни в какие
ворота.
- Простите... - пролепетала Лора, глядя в никуда. - Я не могу
встать...
- А вы сидите, - разрешил человек.
Лора подняла глаза и увидела, что человек - действительно мужчина.
Иногда по телевизору показывают научные экспедиции, которые плавают
по морю на корабликах, произошедших скорее от плота, чем от парохода, и
изучают подводный мир. По палубе ходят полуголые золотисто-загорелые
блондины, с волосами и бородами, выгоревшими до платины. Они пропитаны
морем, солнцем и заботой о большой науке. Они скромны и прекрасны. И,
глядя на таких людей, понимаешь, что женщина создана для любви, а чело-
век для счастья.
Этот человек был из тех, с корабля.
Лора посмотрела в его глаза. Они были голубые, чистые и честные, как
у лжесвидетеля.
Лора почувствовала, как будто кто взял ее за плечи руками в мягких
варежках и тихо толкнул к этим глазам. На самом деле ее, конечно, никто
не брал за плечи, тем более в варежках, - какие варежки в июне месяце. И
никто не толкал - кому было это надо? Но есть выражение: потянуло. Лору
потянуло в прямом смысле, и если бы не было посторонних людей и если бы
такое поведение не считалось неприличным, не осуждалось бы общественным
мнением, - она положила бы голову ему на грудь, прикрыла глаза и сказа-
ла:
- Я счастлива.
Счастье - это когда спокойно и больше ничего не хочешь, кроме того,
что имеешь в данный момент.
А он бы обнял ее и сказал:
- И я.
Пора было вставать с колен.
- Я сейчас встану, а вы садитесь на мое место, - предложил он.
- Да нет, - смутилась Лора. - Зачем?
Она так смутилась, будто автобусное место было его личным, а не об-
щественным.
- Мне все равно выходить.
Лора покорно кивнула. Счастье никогда не задерживалось возле нее на-
долго. Либо его забирали другие люди, либо оно уходило само по себе.
- Я должен идти. Меня ждут.
Он почему-то счел нужным объяснять свое поведение, хотя имел право
уйти без объяснения.
- Меня ждут люди, которые от меня зависят.
Не все ли равно, по какой причине уходит счастье, если оно уходит. А
может быть - не все равно. Причина будет иметь значение в воспоминаниях.
А воспоминания - это тоже часть жизни.
Лора переместила всю свою силу в ноги и, пружиня икрами, поднялась с
колен.
Лжесвидетель тоже поднялся, и их тела в ту же секунду прибило друг к
другу.
- Давайте встретимся, - вдруг сказал Он.
- Сегодня, - торопливо сказала Лора.
- Время и место?
- "Казахстан". Пять часов вечера.
- А почему "Казахстан"?
Было бы правильнее, если бы он спросил: "А почему пять часов?" Был
нечетный день, и Лора работала с трех до семи. В пять часов ее должны
были ждать ее старушки.
- Я там работаю.
- В "Казахстане"?
- Нет. В поликлинике. Возле кинотеатра "Казахстан".
Автобус остановился и разомкнул дверцы.
Лжесвидетель прорезал собой людскую толпу, как ледокол "Ермак". С его
рубашки дождем посыпались пуговицы.
Он выскочил из автобуса в последнюю секунду, даже на секунду позже.
Кроме него, больше не сошел ни один человек. Все остались в автобусе.
И так было всегда в ее жизни. Всегда оставались необязательные люди. А
