имя, как учреждение, звали Ларпет или фамильярно - Ларпетка.
Ларпетка вышла из кабинета, повернула ключ на два оборота и оставила
его торчать в двери, а сама направилась в сторону раздевалки.
В тех случаях, когда Евгений опаздывал и встречал кого-то из коллег,
он обычно делал два широких шага в сторону, шаг назад, оказывался между
дверью и шкафом и ощущал спиной холод стены, крытой масляной краской.
Сегодня он проделал те же "па": два шага в сторону, шаг назад, и ощу-
тил спиной не холод стены, а тепло чьегото живота. Скосив глаза, он
опознал Сидорова, который тоже опоздал и тоже прятался.
Ларпетка торопливо прошагала мимо, четкая очередь ее шагов прошила
коридор. Евгений стоял, привалившись к Сидорову, ощущая на шее его дыха-
ние, потом выглянул из укрытия. В коридоре было пусто и спокойно.
Евгений вышел из-за шкафа, одернул пиджак.
- Ты почему опаздываешь? - строго спросил он у Сидорова.
- Я ехал в троллейбусе, а он столкнулся с автобусом, и мне пришлось
идти пешком, - ответил Сидоров, с преданностью глядя на своего учителя.
- На самом деле? - заинтересовался Евгений.
- Ну конечно...
- А кто виноват?
- Автобус виноват... Потому что троллейбус привязан к проводам, а ав-
тобус бегает как хочет.
Евгений неодобрительно покачал головой и двинулся по коридору к свое-
му классу.
Сидоров шел следом, чуть поодаль.
Когда подошли к двери, Евгений приостановился и попросил:
- Давай я войду первым, а ты немножко позже.
- А не спросите?
- Поторгуйся еще...
Евгений вошел в класс.
Дети, неровно и разнообразно стуча и громыхая, стали подниматься со
своих мест.
- Садитесь! - махнул рукой Евгений, не дожидаясь, когда они встанут и
выстроятся.
Ученики стали садиться, так же громыхая, двигая столами и стульями, и
казалось - этому не будет конца. Евгений пережидал, стоя у стола,
страстно мечтая о каникулах.
- Сочинение на свободную тему! - Он подошел к доске, взял мел и стал
писать поверх потеков.
1. Мой любимый герой.
2. Как бы я хотел прожить свою жизнь.
- А мы уже писали "Мой любимый герой", - нежным голоском сообщила
староста Кузнецова.
Евгений решил не настаивать на промахе. Взял сухую пыльную тряпку,
стер написанное. Подумал и написал:
"Что бы я делал, если бы у меня был миллион".
Медленно растворилась дверь, и появился Сидоров.
- Можно? - покорно-вкрадчиво спросил он.
- Садись, - коротко сказал Евгений, не глядя на него и тем самым от-
казываясь от соучастия.
Сидоров осторожно, на цыпочках стал пробираться на место.
Евгений положил мел и отошел к окну.
За его спиной дышал, жил пестрый гул. Евгений различал все оттенки и
обертоны этого гула, как хороший механик слышит работу мотора.
Евгений заранее знал: про миллион никто писать не будет, потому что
не знают официальной позиции Евгения на этот счет и не знают на самом
деле - что делать с такими деньгами.
Почти все будут писать про то, как они хотят прожить свою жизнь: что-
бы путь их был и далек и долог, и нельзя повернуть назад. И все у них
будет как в песнях Пахмутовой: "Я уехала в знойные степи, ты ушел на
разведку в тайгу". А почему бы не вместе в степи, потом вместе в тайге.
А иногда очень хорошо бывает повернуть назад. Хорошо и даже принципи-
ально.
За окном стояло серо-зеленое голое дерево. Оно все было усеяно ма-
ленькими серыми птичками. Птички смотрели в одну сторону и свистали во
все горло, наверное разучивали новую песню.
... - Останови машину! - приказала Касьянова.
- Ладно. Брось свои штучки, - не повиновался Евгений.
Касьянова дернула за ручку и распахнула машину на полном ходу. Стало
сразу темно, холодно и как-то невероятно. Казалось, будто в машину вле-
тела большая птица и бьет крылами.
Евгений, нарушив все правила, перестроился в правый ряд, прижал маши-
ну к тротуару.
Касьянова наклонилась, стала стягивать с ног теплые сапоги "аляски",
сначала один, потом другой. Сбросила и выскочила из машины на снег в од-
них чулках.
Было тридцать четыре градуса мороза, и даже дети не ходили в школу.
Евгений оторопел, медленно поехал за ней на машине. Она шла босая. Он
что-то кричал ей. На них оборачивались люди.
Он не помнил, почему они тогда поссорились. Шла кампания, которую Ев-
гений называл "перетягивание каната".
...Евгений лег на землю, на душные душистые иголки, и, подложив ладо-
ни под затылок, стал смотреть в небо. Ему хотелось плакать, он чувство-
вал себя одураченным.
Касьянова сидела на другом конце поляны и смотрела на него, жалея.
- Если ты ревнуешь, если ты мне не веришь, подойди ко мне и загляни
мне в глаза.
Евгений молчал. В носу свербило. Глаза и губы набухли отчаяньем.
- Ты посмотришь в мои глаза, и тебе все сразу станет ясно.
- Очень надо... - пробормотал Евгений.
- Если не хочешь, я сама к тебе подойду.
Над ним, вместо белого неба, нависло ее лицо, и он услышал ее дыха-
ние, легкое, как у ребенка, и увидел ее глаза. Увидел вдруг, что они не
карие, как он предполагал, а светлые: по зеленому полю кофейные лучики.
Ее зрачки постояли над его правым глазом, потом чуть переместились, пос-
тояли над левым. Она не могла смотреть сразу в оба глаза, и он тоже, ес-
тественно, не мог, и их зрачки метались друг над другом. И эти несколько
секунд были Правдой. Высшим смыслом существования.
Он подставлял свое лицо под ее дыхание, как под теплый дождь, и не
мог надышаться. Смотрел и не мог насмотреться. И небо вдруг потянуло его
к себе. Евгений раскинул руки по траве, ощущая земное притяжение и зов
неба.
Зазвенел звонок.
Евгений вздрогнул, обернулся к классу.
На его столе, в уголке, аккуратной стопочкой лежали собранные тетради
с сочинениями. Дети сидели, смирно успокоив руки, глядели на своего учи-
теля.
- Запишите план на завтра.
Евгений подошел к столу, раскрыл учебник, стал диктовать:
- "Первое. Какое стремление выражено поэтом в стихотворении. Второе.
Как подчеркнуто это стремление изображением томящегося в неволе орла..."
- А мы это уже записывали! - радостно крикнул Сидоров.
- Что за манера кричать с места? - упрекнул Евгений. - Если хочешь
что-нибудь сказать, надо поднять руку.
Сидоров поднял руку.
- Урок окончен, - сказал Евгений. - На дом: закрепление пройденного
материала. Все вопросы в следующий раз...
Анюта бегала во дворе среди подруг. Евгений увидел ее еще издали. Она
была выше всех на голову, в свои пять лет выглядела школьницей.
На ней была пуховая шапка, вдоль лица развешаны волосы. Ей всегда ме-
шали волосы, и она гримасничала, отгоняла их мимикой. Это вошло у нее в
привычку, и даже когда волосы были тщательно убраны, ее личико нервно
ходило.
Анюта увидела знакомую машину и кинулась к ней с гиком и криком, как
индеец на военной тропе.
Евгений вышел из машины. Анюта повисла на его плечах и подогнула но-
ги. У нее были круглые глаза, круглый детский нос, круглый рот и даже
зубы у нее были круглые. Веселый божок, сошедший на землю.
- Что ты мне принес? - деловито осведомился божок.
Анюта привыкла взимать с отца дань, хотя любила его бескорыстно.
Евгений достал с заднего сиденья коробку, протянул. Она живо разреза-
ла веревочку и извлекла из коробки немецкую куклу в клетчатом платье и
пластмассовых ботиночках.
- А у меня уже есть точно такая же, мне папа Дима подарил...
Анюта посмотрела на отца круглыми глазами, что-то постигла своей ма-
ленькой женской душой.
- Ну ничего, - успокоила она. - Будут двойняшки, как Юлька с Ленкой.
Так даже лучше, вдвоем расти веселее, и не будут такими эгоистами.
Евгений отвел с ее лица волосы, услышал под пальцами нежную беззащит-
ность ее щеки.
- Как живешь?
- Нормально, - сказала Анюта. - А ты?
- И я нормально.
Она уже приспособилась за два года, что у нее не один отец, как у
всех, а два. И привыкла не задавать вопросов.
Анюта рассматривала куклу.
- А как ты думаешь, ей можно мыть голову?
Евгений честно задумался. В эти короткие свидания ему хотелось быть
максимально полезным своей дочери.
- Я думаю, можно, - решил он.
Анюта оглянулась на детей. Ей не терпелось показать им новую куклу и
было неловко отбежать от отца.
- Хочешь, покатаемся? - предложил Евгений.
- Лучше поиграем.
- Считай, - сказал Евгений.
- Шла собака по роялю, наступила на мозоль, - начала Анюта, распреде-
ляя считалку не по словам, а по слогам, и ее ручка в варежке сновала,
как челнок. - И от боли закричала: до, ре, ми, фа, соль...
На слове "соль" она притормозила руку на полпути и вернула ее к себе,
ткнула в свою шубку. Ей не хотелось искать, а хотелось прятаться.
Евгений сделал вид, что не заметил ее мелкого жульничества, и закрыл
лицо руками. Сосчитал в уме до тридцати и громко предупредил:
- Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Раз, два. три, четыре,
пять, шесть, семь, я иду искать совсем.
Евгений отвел руки от лица. Анюта стояла возле него и, сощурившись,
будто от ветра, смотрела в глубину двора.
Евгений проследил направление ее взгляда и увидел папу Диму с собакой
на поводке. Он был в спортивном костюме - весь вытянутый, изящный, как
артист пантомимы. Рука, держащая поводок, была капризно отведена, и со-
бака была длинноногая и тоже очень изящная. Евгений посмотрел, и его за-
тошнило от такого количества изящества.
Собака дернула поводок и запаяла в их сторону.
- Чилимушка, - нежно проговорила Анюта.
- Иди к ним, если хочешь, - сказал Евгений, скрывая ревность.
- Ты когда придешь? - спросила Анюта.
- Я тебе позвоню, - сказал Евгений.
- И я тебе позвоню.
Анюта побежала к собаке, выкидывая ноги в стороны. Евгений видел, как
собака подпрыгнула и облизала Анюте все лицо.
Он сел в машину, попятил ее немного, потом развернул и поехал знако-
мыми переулками.
Как изменился их район...
Когда они впервые поехали с женой смотреть свой будущий дом и вышли
из метро - увидели лошадь, запряженную в телегу, а в телеге мужика в ту-
лупе. А за этой жанровой картинкой стелился туман над деревней Беляево с
Шариками и Жучками за косыми заборами. И на этом фоне одиноко, как ука-
зующий перст, тянулся в небо блочный дом.
С тех пор прошло семь лет. И сейчас, когда выходишь из метро, попада-
ешь в белый город, и народу здесь живет не меньше, чем в каком-нибудь
маленьком государстве. И тогда понимаешь, что семь лет - это очень много
в жизни одного человека.
А что сделал он за семь лет? Он разрушил все, что выстроил до этого,
и теперь должен начинать жизнь с нуля.
Возле "Дома мебели" стояла Касьянова и встречала знакомое рыльце бе-
жавшего "жигуленка".
Увидев Евгения в раме ветрового стекла, она замахала ему рукой, как
во время первомайской демонстрации, и устремилась навстречу. Глаза ее на
улице были яркие, как аквамарины, а дубленка солнечная и пестрая, расши-
тая шелком, как у гуцулов.
Она отворила дверцу и рухнула рядом на сиденье, и в машине сразу ста-
ло светлее и запахло дорогими духами.
- Ну, как живешь? - спросил Евгений, ревнуя ее по обыкновению ко все-
му и вся. Ему было оскорбительно, что Касьянова стояла посреди дороги на
пересечении чужих взглядов.
- Плохо! - счастливо улыбаясь, ответила Касьянова. И это значило, что
сегодня опять начнутся выяснения отношений: они снова поссорятся, снова
помирятся, - будет полная программа страстей.
Пошел снег. Мокрые снежинки разбивались о ветровое стекло, расплющи-
вались и сползали вниз неровными струйками. Щетки задвигались размерен-
но, ритмично, как дыхание.
Евгений смотрел перед собой и видел, как собака Чилим взгромоздила
лапы на плечи Анюты и облизала ей все лицо. Анюта подставила куклу, что-
бы Чилим поздоровался и с ней, но собака только обнюхала чуждый ей за-
пах.
Касьянова спросила о чем-то. Евгений не ответил.
