разъединены и только притворяются веселыми.
Вокруг меня двигались в обнимку предатели и соучастники. А музыка
текла из страны "Возмездие".
Я сделала шаг назад и вывела свои плечи из-под его ладоней.
Александр очнулся и посмотрел на меня.
- Я сейчас, - сказала я и пошла.
- Тебя проводить? - спросил Александр.
- Нет. Я сама.
Я вышла в гардероб и спохватилась, что мой номерок остался у Алек-
сандра.
Если я сейчас вернусь и попрошу номерок, то он удивится и спросит:
- А почему ты уходишь?
- Вы мне надоели, - скажу я.
- Но почему?
- Я - не лошадь. Я - Пенелопа.
- Ничего не понимаю, - скажет Александр.
- Потому что мы говорим на разных языках.
Гардеробщик смотрел на меня и ждал.
- До свидания, - попрощалась я и пошла к дверям.
Я вышла на улицу.
Вокруг меня была красивая зима, которая существовала сама по себе,
независимо от Александра и от других, очень талантливых людей. Снег не
падал, а как бы стоял и чуть покачивался в воздухе...
Надо мной, как извечная верная крыша, - небо. И казалось, кто-то
большой и добрый видел меня и учитывал.
Моя кружевная кофточка перестала сохранять тепло, и температура моего
тела сравнялась с температурой воздуха. Я вдохнула поглубже и побежала
по улице, прорезая собой холод, чувствуя радостную силу в ногах.
Редкие прохожие останавливались и смотрели на меня с недоумением, -
наверное, думали, что я от кого-то спасаюсь или за кем-то гонюсь.
Я действительно и убегала, и гналась.
Приду завтра в ателье, скажу девчонкам:
- я была в ресторане с Александром Медведевым и ела трепанга.
Александр Медведев был не со мной.
Я скажу:
- Вчера ужинала в китайском ресторане и ела трепанга.
Трепанг был не трепанг.
Тогда что я делала в китайском ресторане?
ЯПОНСКИЙ ЗОНТИК
Возле магазина с названием "Универсам" пролегла длинная очередь. Люди
стояли друг за дружкой, сохраняя определенный интервал. Каждый существо-
вал по стойке "вольно".
Я остановился и размечтался: если, например, толкнуть самого крайнего
в спину, он упал бы на предыдущего, тот на последующего, и вся очередь в
течение минуты легла бы ниц с таким звоном, будто кто провел пальцем по
гребенке.
Потом я подумал: зачем толкать людей ниц, а самому возвышаться над
поверженными? Зачем возвышаться над людьми, когда можно жить с ними од-
ной жизнью?
Я перешел дорогу и встал в хвост очереди.
Передо мной спина в дубленке и затылок в ондатровой шапке. Порази-
тельное дело: дубленку днем с огнем не сыскать, а вся Москва в дублен-
ках. Лично я ношу кролик под котик и ратиновое пальто, которое я пошил в
1958 году.
Ратин - материал прочный. В нем можно проходить всю жизнь. За те го-
ды, что я его ношу, он уже успел выйти из моды и снова в нее войти.
- А что дают?
Я обернулся. Передо мной стояла девушка в дубленке.
"В самом деле, - подумал я, - а за чем я встал?"
- Простите, - вежливо сказал я, - сейчас узнаем.
Я постучал в предыдущую спину, как в дверь.
Ондатровый затылок повернулся и показал мне свой черный носатый про-
филь. В профиль мужик походил на безнравственную ворону.
- Скажите, пожалуйста, а что дают?
- Японские зонтики.
- Японские зонтики, - перевел я девушке.
- Я слышу, - невежливо ответила девушка.
Понятно, что слышит. Не глухая. Но ведь могла бы и скрыть. Могла бы
сказать: "Большое спасибо". Тогда бы я спросил: "А это хорошо?" "Что
именно - хорошо?"
"Японские зонтики".
"Это очень удобно. Их можно складывать и прятать в сумку".
Поскольку я с сумками не хожу, я бы спросил: "А в карман можно?"
"Смотря в какой карман", - сказала бы девушка.
Это было бы началом нашей беседы, которая могла продолжаться год, и
три, и всю жизнь. Но девушка не захотела беседовать со мной даже трех
минут, потому что я не в дубленке, а в ратиновом пальто с узкими лацка-
нами.
Одежда - это внешнее решение человека. Мое внешнее решение зависит, к
сожалению, не от меня, а от обстоятельств и совершенно не совпадает с
моим внутренним "я". Эти два "я" постоянно пребывают в антагонизме и де-
лают меня несвободным. Лишают индивидуальности.
Говорят, что миллионеры на Западе очень бедно одеваются. Рокфеллер,
например, мог бы надеть мое ратиновое пальто и пойти по своим делам. И
никто бы не удивился. Когда человек может позволить себе все, что угод-
но, он может позволить себе роскошь ходить в старом пальто. А я еще не
настолько богат, чтоб не ценить денег. Не настолько мудр, чтобы перес-
тать искать смысл бытия. Не настолько стар, чтобы радоваться жизни как
таковой. И не настолько молод, чтобы радоваться без причин, подчиняясь
биологическому оптимизму.
Я нахожусь на середине жизни, в самом трагическом. возрасте, когда
страсти еще не отшумели, но усталость уже грянула в сердце. Мои "я" рвут
друг друга в клочья, я не уверен в себе и других, и поэтому больше всего
я люблю стоять в длинных очередях. Быть за спинами и быть как все.
Вот и сейчас я стою в хвосте длинной надежной очереди. Я спокоен и
прав. Ведь не могут же столько людей ошибаться одновременно. Не могут
ведь они свое время и терпение расходовать на ложную цель.
Мимо меня вдоль очереди прошла японка в европейской одежде. Она дер-
жала над собой зонт производства московской фабрики. Зонт был черный,
крепкий, на внушительной деревянной ручке с пластмассовым набалдашником.
Я сделал шаг в сторону и случился на пути японки.
- Здравствуйте, - приветливо поздоровался я. - Добрый день.
Я втайне рассчитывал, что японка склонится в низком почтительном пок-
лоне, настолько низком, что я увижу ее стройный затылок. Настоящая япон-
ка воспитана в духе преклонения перед мужчиной, каким бы он ни был, и
это единственно правильное воспитание. Мужчине совершенно не нужна чужая
индивидуальность. Он всегда ищет в женщине подтверждения своей индивиду-
альности.
- Добрый день, - ответила японка на чистейшем русском языке. Кла-
няться она и не думала. Японка была испорчена цивилизацией. Глядела на
меня своими дивными глазами и думала не о преклонении, а черт знает о
чем. О мировой экономике.
- А почему вы не носите японский зонтик? - спросил я.
- Наши зонтики не рассчитаны на ваши климатические условия, - ответи-
ла японка и пошла своей дорогой, мелко перебирая ногами, будто она была
не в брюках, а в кимоно.
Я встал обратно в очередь, и в меня проник микроб сиротства. Я усом-
нился: нужен ли мне японский зонтик, непригодный для наших климатических
условий? Прав ли я, подчиняясь инстинкту моды. Может, имеет смысл прео-
долеть инстинкт и выйти из очереди?
В мои размышления вторглась продавщица.
- Вам синий или красный? - спросила она.
- Что? - очнулся я.
Продавщица сунула мне синий зонт и коробку.
- А это что?
- Нагрузка, - объяснила продавщица. - Итальянские платформы.
- А зачем они мне?
- Для заземления. Японские зонты идут в комплекте.
Мне не нужны были ни зонт, ни платформы, но было обидно уходить ни с
чем.
- Я возьму только зонт, - объявил я.
Очередь глухо вздохнула за моей спиной и вытеснила меня своим посту-
пательным движением.
Я отошел в сторону, раскрыл зонт и вдруг почувствовал, что меня тянет
вверх. Я уперся ногами в землю, но мои туфли, видимо, оказались слишком
легкими, и я взлетел.
Ощущение полета было довольно знакомым и даже привычным. Я помнил его
по детским снам.
Синий купол зонта устойчиво опирался на воздушную подушку, я летел,
держась за воздух, и не боялся упасть.
Сначала я шел довольно низко, метра два над землей, и очень рассчиты-
вал, что кто-нибудь из очереди ухватит меня за ноги и прекратит мое воз-
несение. Но меня никто не схватил, возможно, боялся, что я оторву его от
земли и унесу на своих ногах в небо. "Как стоять, так всем вместе, - по-
думал я, - а как лететь, так мне одному".
Я вспомнил, что в тяжелую минуту сомнений я не бросил очередь. А ког-
да я полетел - никто даже головы не поднял. А почему? Потому что зонт
нужен всем, а я не нужен никому. И в самом деле: в сумку меня не сло-
жишь, ни на что путное не обменяешь. Ни красоты от меня, ни пользы. Одни
неудобства. Меня надо кормить. Со мной надо разговаривать. Меня надо по-
нимать.
Зонтик тем временем набирал высоту. Я испугался, что меня может вы-
нести на воздушную трассу, и тогда меня собьет самолет. Ударит винтом.
Пролетая над девятиэтажным домом, я ухватился свободной рукой за те-
левизионную антенну и, побарахтавшись в воздухе, встал на крышу. Нажал
на ручке зонтика выступ. Зонтик обмяк, уронил свой синий купол.
Я повесил его на антенну, а сам сел на крышу и свесил ноги.
Город хорошо просматривался сверху.
И вдруг я обратил внимание, что очередь стала какойто другой. Сначала
я не мог сообразить: в чем дело. Но, вглядевшись, понял: люди и вещи по-
менялись местами. Вещи вытянулись в длинную очередь и выбирают себе лю-
дей. А люди сидят в картонных коробках, в какие пакуют телевизоры, и,
высунув головы, дышат свежим воздухом.
- Мне, пожалуйста, шикарного очкарика, - попросила канадская дублен-
ка.
- Одну минуточку...
Продавщица походила между коробками и привела с собой очкарика с ви-
сячими усами.
Дубленка протянула продавщице деньги, и они ушли.
- Нам вот того толстого дядечку, - попросили американские джинсы.
- Я не пойду. - Из коробки поднялся толстый дядечка в сатиновых шаро-
варах. - У меня пятьдесят шестой размер, а они - сорок четвертый.
- Действительно, - согласилась продавщица. - Он вам велик...
- Но мы же стояли, - возмутились джинсы. - Что же получается: мы зря
стояли?
Следом за джинсами маялся нейлоновый парик. А за ним переминались с
ноги на ногу зимние австрийские платформы.
- Меня! - шептала платформам хорошенькая блондинка.
- Меня! - поправляла усатая брюнетка и подскакивала в своей коробоч-
ке.
"А кто выберет меня, - думал я, рассматривая вещи. - Нужен ли я ко-
му?"
И вдруг я увидел в очереди свое ратиновое пальто. За те семнадцать
лет, что я его носил, оно приняло формы моего тела: так же ссутулены
плечи, так же оттянуты локти. Как оно постарело! В нескольких местах ра-
тин протерся до прозрачности марли. Изнутри на подкладке были дыры вели-
чиной с обеденную тарелку.
Я посмотрел на свое пальто и понял: если я его не возьму, с ним никто
не пойдет. Так и будет стоять здесь, сунув потертые рукава в потертые
карманы.
На антенну села перелетная птичка. Сначала она выбросила вперед нож-
ки, как шасси, а уж потом, почувствовав устойчивость, опустила крылышки.
- Отдыхаешь? - спросила птичка.
- А твое какое дело?
- А я в Африку лечу, - не обиделась птичка. - Хочешь, полетим вместе.
- А чего я там забыл?
- Как хочешь... - снова не обиделась птичка.
Она вздыбила крылышки, затрепетала ими, оторвала себя от антенны и
полетела легко и витиевато, будто писала в воздухе свой автограф.
Я огляделся по сторонам. На крыше было не прибрано. Валялись кирпичи,
битые стекла, какая-то строительная ветошь. Должно быть, строители, по-
ложив последнюю плиту, забыли или не захотели за собой подмести.
Я взял кирпич потяжелее, сунул его за пояс для увеличения веса. Потом
снял с антенны зонтик и раскрыл его над собой.
Зонтик плавно смахнул меня с крыши и понес по наклонной к магазину.
Я нашел пустую просторную коробку и сел в нее. Стал ждать свое
пальто. На коробке была нарисована синяя рюмочка и написано: "Осторожно.
Верх. Не кантовать".
ТАЙНА ЗЕМЛИ
Елена Андреевна Журавлева, а за глаза "Косая Алена", проснулась утром
оттого, что ей все надоело.
Проснувшись, она полежала некоторое время с открытыми глазами, укреп-
ляясь в своем ощущении. Укрепившись окончательно, решила, что есть смысл
оформить ощущения в слова, а слова высказать вслух. По телефону.
