или снизу подрались соседи, и по этому поводу надо обращаться не в домо-
управление, а в милицию.
Варвара Тимофеевна сказала, что сверху нее живет мать-одиночка, лиф-
тершина дочка Таня с грудным младенцем, и драться между собой они не хо-
тят. А снизу живут две сестры-двойняшки, по восемьдесят лет каждой. Они,
бывает, ссорятся между собой, но вряд ли могут разодраться с такой силой
и страстью.
Управдом Шура ничего не ответила, видимо, осталась при своем мнении,
подняла руки и поправила в волосах круглую гребенку. Она сидела с подня-
тыми могучими руками, как монумент, во всей своей переспелой сорокапяти-
летней красоте, и Варвара Тимофеевна, глядя на нее, подумала:
"Кобыла".
Но вслух ничего не сказала.
Управдом Шура тем не менее услышала то, о чем подумала Варвара Тимо-
феевна, но вслух ничего не ответила.
Милиционер Костя был молодой, с длинным ногтем на мизинце и мало по-
ходил на представителя власти.
Говорят, жизнью правят два инстинкта: инстинкт любви, чтобы оставить
потомство, и инстинкт самосохранения, чтобы подольше пожить.
Варвара Тимофеевна и Костя существовали под властью разных инстинктов
и не понимали друг друга.
- А почему у вас все на полу валяется? - спросил Костя.
Варвара Тимофеевна специально ничего не прибирала, оставляла как ве-
щественное доказательство. А недавно принесла с помойки совсем еще креп-
кий стул с продранным сиденьем и присовокупила к общему фону.
- А зачем подбирать? - спросила Варвара Тимофеевна. - Все равно упа-
дет.
- Так все время и падает?
- Так и падает.
- А как же вы живете? - удивился Костя.
- Человек не собака. Ко всему привыкает.
- Понятно... - задумчиво проговорил Костя.
Человек действительно не собака и, как разумное существо, быстрее
приспосабливается к окружающей среде, какой бы противоестественной она
ни была.
- А сейчас почему не падает? - спросил Костя.
- Сегодня суббота. Выходной у них.
- У кого?
- А я знаю?
Костя помолчал, потом забормотал непонятные слова:
- Мистика, фантастика, детектив...
- Чего? - не разобрала Варвара Тимофеевна.
- А вы давно эту квартиру получили?
- С месяц.
- А раньше где жили?
- В Тупиковом переулке. Нас снесли. Знаешь, небось...
Костя дипломатично промолчал. Ему нравилось казаться хорошим специа-
листом: знать все, что происходит в городе Москве с каждым ее жителем,
имеющим постоянную или временную прописку.
- А до войны в деревне жила. В Сюхине.
- А где это Сюхино? - полюбопытствовал Костя.
- Сейчас нигде. Старики померли, молодые в город подались, - разъяс-
нила Варвара Тимофеевна. - На месте деревни одни печины стоят. Дикие
свиньи развелись, рыси, волки.
- Печины - это печи?
- Нет, это печины...
Костя задумался: представил себе забытую под небом деревню, где вмес-
то кошек, собак и свиней бродят рыси, волки и кабаны.
А вся Варвара Тимофеевна в темном штапельном платье представилась ему
частью этой покинутой деревни, ее представителем.
И Косте вдруг отчаянно захотелось помириться с Таней. Должно быть,
скомандовал инстинкт любви.
- А ночью тоже трясет? - спросил Костя, игнорируя инстинкт.
- Нет. Ночью не работают. Спят.
- Ну, я пошел, - Костя поднялся с кушетки.
- Может, в понедельник зайдешь? - пригласила Варвара Тимофеевна. - У
них-с восьми смена.
- У меня тоже с восьми, - сказал Костя. - У них своя работа, а у меня
своя.
В понедельник к Варваре Тимофеевне приехали архитекторы района.
Управдом Шура объяснила, что они должны обследовать дом, нет ли в нем
просчета, строительного дефекта.
Один архитектор - толстый лысый мужик - все время брал стакан и капал
в него из пузырька, и в комнате пахло аптекой.
Варваре Тимофеевне стало совестно, что из-за нее человек тратит свое
здоровье. Она забилась в кухню и сидела там с виноватым видом.
Управдом Шура носилась по квартире с легкостью, не свойственной ее
объему, и было видно, что переживает яркую страницу в своей жизни.
- А почему сейчас не стучит? - спросила молодая архитекторша с черны-
ми очками на голове.
- Не знаю, - сказала Варвара Тимофеевна. - Может, надоело...
- А это у вас что? - Архитекторша ткнула пальцем на подоконник.
На подоконнике в трехлитровой банке своей обособленной жизнью жил
лохматый гриб. Варвара Тимофеевна кормила его чаем, сахаром и взамен по-
лучала кисловатое терпкое питье, ни с чем не сравнимое. Одни говорили,
что гриб полезен. Другие говорили, что от него помирают.
Варвара с готовностью поставила на стол уцелевшую чашку, нацедила
гриба сквозь пожелтевшую марлечку и протянула архитекторше.
Та недоверчиво понюхала и подняла глаза на Варвару Тимофеевну. Варва-
ра Тимофеевна смущенно, неестественно улыбнулась, а потом подумала: "Че-
го это я улыбаюсь? Что, я дешевле стою?" И нахмурилась.
В этот момент на кухню вошел архитектор с каплями и громко спросил,
будто Варвара Тимофеевна была глухая или придурковатая:
- Ну что, мамаша, говоришь, домовые завелись?
Управдом Шура красиво захохотала.
Варвара Тимофеевна посмотрела на каждого по очереди и ничего не отве-
тила.
Архитекторы посовещались и ушли.
А на другой день к вечеру, явилась Шура и вручила Варваре Тимофеевне
направление в психоневрологический диспансер.
Варвара Тимофеевна оказалась четвертой в очереди. Перед ней сидела
нарядная барышня и двое мужчин в казенных халатах. При диспансере нахо-
дился стационар.
Барышня нервничала и все время смотрела на часы, а мужчины сидели но-
га на ногу, размышляли о футболе и о политике. Впереди у каждого был
долгий праздный день, а от праздности устаешь так же, как от занятости.
- Вас сюда вызывали? - осторожно спросила Варвара Тимофеевна у барыш-
ни. Она подумала: может, у нее тоже знобят стены.
- Мне нужно заключение, - сухо сказала девушка и уставилась в книгу.
Варвара Тимофеевна поняла, что из девушки собеседницы не получится, а
поговорить хотелось.
- А у вас что? - спросила Варвара Тимофеевна у человека в халате. Он
сидел первый в очереди.
- У меня обратные реакции, - охотно поделился Первый.
- А как это?
- Когда все плачут, я смеюсь. И наоборот. Все смеются, а я плачу.
Например, человек на улице поскользнулся и упал. Всем смешно, а мне
грустно. Или ктонибудь из знакомых совершит подлость, жена возмущается,
а я смеюсь.
Варвара Тимофеевна увидела, что девушка перестала перемещать глаза по
строчкам, остановилась взглядом на одном месте. Слушала.
- А последнее время я перепутал день с ночью. Днем я сплю, а ночью
читаю, гуляю...
- А почему так получилось? - насторожилась Варвара Тимофеевна.
- Понимаете, у меня квартира возле Курского вокзала, и окна выходят
на Садовое кольцо. Днем там очень шумно и угарно, а ночью тихо и воздух
свежий. Я уже привык. И собаку свою приучил.
- А зачем вы лечитесь? - спросила девушка.
- Это же ненормально, - ответил Первый.
- А разве человек не может сам себе устанавливать нормы?
- Нет. Не может. Человек живет в обществе и должен подчиняться его
законам.
- А я почему-то все время плачу, - поделилась вдруг девушка. - У меня
есть все, что нужно человеку для счастья, но я все равно плачу.
Девушка виновато улыбнулась. Личико у нее было славное, как у мальчи-
ка.
- Это хорошо, - похвалил Первый. - Человеку для нормального развития
психики необходимы отрицательные эмоции.
- А вы от чего лечитесь? - спросила Варвара Тимофеевна у Второго. Об-
ратные реакции и отрицательные эмоции не имели к ней отношения.
- Я убираю память, - ответил Второй.
Варвара Тимофеевна недоуменно промолчала.
- Я ничего не хочу помнить, - пояснил Второй.
- Почему?
- Потому что есть такие воспоминания, с которыми не хочется дальше
жить.
- А разве можно убрать память? - спросила девушка.
- Конечно. Новокаиновая блокада центра памяти.
- А разве человек может жить без прошлого?
- Нет. Не может. Но у него есть близкое прошлое - это прошлое его
жизни А есть далекое, это память предков. И потомков. Она обязательно
присутствует в каждом человеке с рождения. Эту память можно вызвать к
жизни.
- Каким образом?
- Надо пройти курс электролечения. Пятнадцать сеансов через день.
- А что значит: память потомков? - спросила девушка.
- Иначе ее называют предчувствием.
- Я всегда предчувствую моду, - обрадовалась девушка.
- А у меня квартира трясется, - сказала Варвара Тимофеевна. - В стены
все время стучит и мебель падает.
Девушка засмеялась, а Первый расстроился. Варвара Тимофеевна посмот-
рела на Первого и увидела, что его глаза задымлены слезами. Это со-
чувствие постороннего человека было так неожиданно, что ее ошпарило
чувство благодарности. Захотелось сказать: "Да пусть трясется, бог с
ним..."
- Не знаю, помогут здесь или нет, - раздумчиво проговорила Варвара
Тимофеевна.
- Это память стучит, - сказал Второй.
Из кабинета вышла медсестра и пригласила:
- Следующий...
Врач-психиатр внимательно выслушала Варвару Тимофеевну с начала до
конца, не перебивала ее и не торопила: дескать, скорее, ты тут у меня не
одна с ума стронулась. И в глазах ее не было того снисходительного недо-
верия, которое она привыкла встречать.
Врач слушала очень внимательно, понимающе кивала головой и вдруг
спросила:
- А какой у нас сейчас месяц?
- Май.
Варвара Тимофеевна удивилась, что человек живет и не знает, какой на
дворе месяц.
- А раньше какой был?
"Зачем это ей?" - снова удивилась Варвара Тимофеевна.
- Апрель.
- Правильно, - похвалила врачиха. - Скажите, а вас никто не преследу-
ет?
- Как это?
- Ну, ходит кто-то следом.
- Соседка ходит, Лида. Я ее вязать учу на спицах. Племянница прихо-
дит, инженер. Деньги в долг просит. А так нет. Никто не преследует. А
зачем?
Врач не ответила. Взяла бумажку, что-то начала писать, склонив голову
к плечу.
- А вы когда-нибудь видели домовых? - буднично спросила она, продол-
жая писать.
- Домовых не видела. А оборотня однажды видела. В детстве.
Врач отвлеклась от своего писания и посмотрела на Варвару Тимофеевну.
- Я девчонкой бежала мимо Игнашова хутора. Возле избы дед Игнаш сто-
ял. Вдруг смотрю, по небу огненный шар летит. Об дерево как даст! И рас-
сыпался. А вместо Игнаша кот.
- А при чем тут оборотень? - не сообразила врачиха.
- Так дед Игнаш в кота оборотился.
- А как вы это поняли?
- Кот здоровый, с ягненка. Усы, как у Игнаша, и смотрит так же,
из-подо лба.
Варвара Тимофеевна увидела памятью: черная туча над хутором, огненный
пух, тяжело летящий над старым колдуном Игнашом, кот-оборотень и сама
Варька, захлебнувшаяся страхом, - летящая, босоногая.
- А может быть, пока вы смотрели на шаровую молнию, дед ушел в избу,
а кот вышел. Дед сам по себе, а кот сам по себе.
- А очень может быть, - задумчиво проговорила Варвара Тимофеевна,
впервые за пятьдесят лет усомнившись в видении детства: огненный дух -
это шаровая молния, Игнаш - это Игнаш, а кот - просто Игнашов кот.
- Очень может быть, - заключила Варвара Тимофеевна и скучно посмотре-
ла на врачиху.
Врачиха была хоть и полная, но какая-то худая. И зачем ей было рас-
шифровывать ту далекую тайну, через столько лет делать из непостижимого
оборотня старого брезгливого кота?
В очереди было интереснее.
Спустилась ночь. На небе появилась луна. Возле нее околачивалась оди-
нокая звезда.
Кушетка была отодвинута от стены, стояла почти посреди комнаты, и ка-
залось, будто плыла среди теней и оттенков.
...Сережа рванул гармонь. Варвара выскочила на круг, закричала час-
тушку:
Как один платок на шее, а другой на голову,
Как один любовник сдаден, а другой на череду...
Варвара носилась, притопывая, поводя руками, высвечивая в ночи желтым
