А когда эти две монахини встали и собрались уходить, я вдруг сделал
ужасно неловкую и глупую штуку. Я курил сигарету, и когда я встал, чтобы с
ними проститься, я нечаянно пустил дым прямо в им в глаза. Совершенно
нечаянно. Я извинялся как сумасшедший, и они очень мило и вежливо приняли
мои извинения, но все равно вышло страшно неловко. Когда они ушли, я стал
жалеть, что дал им только десять долларов на благотворительность. Но иначе
нельзя было: я условился пойти с Салли Хейс на утренний спектакль, и
нельзя было тратить все деньги. Но все равно я огорчился. Чертовы деньги.
Вечно из-за них расстраиваешься.
16
Было около двенадцати, когда я кончил завтракать, а встретиться с
Салли мы должны были только в два, и я решил подольше погулять. Эти две
монахини не выходили у меня из головы. Я все вспоминал эту старую
соломенную корзинку, с которой они ходили собирать лепту, когда у них не
было уроков. Я старался представить себе, как моя мама или еще кто-нибудь
из знакомых - тетя или эта вертихвостка, мать Салли Хейс, - стоят около
универмага и собирают деньги для бедных в старые, потрепанные соломенные
корзинки. Даже представить себе трудно. Мою маму еще можно себе
представить, но тех двоих - никак. Хотя моя тетушка очень много занимается
благотворительностью - тут и Красный Крест, и всякое другое, - но она
всегда отлично одета, и когда занимается благотворительностью, она тоже
отлично одета, губы накрашены и все такое. Я не мог себе представить, что
она могла бы заниматься благотворительными делами, если б пришлось надеть
монашескую рясу и не красить губы. А мамаша Салли! Да, она бы согласилась
ходить с кружкой, собирать деньги, только если б каждый, кто дает деньги,
рассыпался бы перед ней мелким бесом. А если бы люди просто опускали
деньги в кружку и уходили, ничего не говоря, не обратив внимания, так она
через час уже отвалила бы. Ей бы сразу надоело. Отдала бы кружку и пошла
завтракать в какой-нибудь шикарный ресторан. Оттого мне и понравились те
монахини. Сразу можно было сказать, что они-то никогда не завтракают в
шикарных ресторанах. И мне стало грустно, когда я подумал, что они никогда
не пойдут завтракать в шикарный ресторан. Я понимал, что это не так уж
важно, но все равно мне стало грустно.
Пошел я на Бродвей просто ради удовольствия, я там сто лет не был.
Кроме того, я искал магазин пластинок, открытый в воскресенье. Мне
хотелось купить одну пластинку для Фиби - "Крошка Шерли Бинз". Эту
пластинку было очень трудно достать. Там все про маленькую девочку,
которая не хотела выходить из дому, потому что у нее выпали зубки и она
стеснялась. Я слышал эту песню в Пэнси у одного мальчишки, он жил этажом
выше Хотел купить у него эту пластинку: знал, что моя Фиби просто с ума
сойдет от нее, но он не продал. Пластинка была потрясающая, хоть и старая,
ее напела лет двадцать назад певица-негритянка Эстелла Флетчер. Она ее
пела по-южному, даже по-уличному, оттого выходило ничуть не слезливо и не
слюняво. Если б пела обыкновенная белая певица, она, наверно, распустила
бы слюни, а эта Эстелла Флетчер свое дело знала. Такой чудесной пластинки
я в жизни не слышал. Я решил, что куплю пластинку в каком-нибудь магазине,
где торгуют и по воскресеньям, а потом понесу в парк. В воскресенье Фиби
часто ходит в парк - она там катается на коньках. Я знал, где она обычно
бывает.
Стало теплее, чем вчера, но солнце не показывалось, и гулять было не
очень приятно. Мне только одно понравилось. Впереди меня шло целое
семейство, очевидно из церкви, - отец, мать и мальчишка лет шести. Видно
было, что они довольно бедные. На отце была светло-серая шляпа, такие
всегда носят бедняки, когда хотят принарядиться. Он шел с женой и
разговаривал с ней, а на мальчишку они совсем не обращали внимания. А
мальчишка был мировой. Он шел не по тротуару, вдоль него у самой обочины,
по мостовой. Он старался идти точно по прямой, мальчишки любят так ходить.
Идет и все время напевает себе под нос. Я нарочно подошел поближе, чтобы
слышать, что он поет. Он пел такую песенку: "Если ты ловил кого-то вечером
во ржи..." И голосишко у него был забавный. Пел он для собственного
удовольствия, это сразу было видно. Машины летят мимо, тормозят так, что
тормоза скрежещут, родители никакого внимания не обращают, а он идет себе
по самому краю и распевает: "Вечером во ржи..." Мне стало веселее. Даже
плохое настроение прошло.
На Бродвее все толкались, шумели. Было воскресенье, всего двенадцать
часов, но все равно стоял шум. Все шли в кино - в "Парамаунт" или в
"Астор", в "Стрэнд", в "Капитолий" - в общем, в какую-нибудь толкучку. Все
расфуфырились - воскресенье! И это было еще противнее. А противнее всего
было то, что им _н_е_ т_е_р_п_е_л_о_с_ь_ попасть в кино. Тошно было на них
смотреть. Я еще понимаю, если ходят в кино, когда делать нечего, но мне
просто противно думать, что люди бегут, торопятся пойти в кино, что им
действительно х_о_ч_е_т_с_я туда попасть. Особенно когда миллион народу
стоит в длиннющей очереди на целый квартал за билетами - какое нужно
терпение! Я дождаться не мог, так хотелось поскорее уйти с этого
проклятого Бродвея.
Но мне повезло: в первом же магазине пластинок я нашел "Крошку Шерли
Бинз". Содрали с меня пять монет, пластинка была редкая, но я не жалел. Я
так вдруг обрадовался, что не мог дождаться: поскорее бы дойти до парка и
отдать эту пластинку моей Фиби.
Я вышел из магазина - тут подвернулось кафе, и я зашел. Подумал - не
звякнуть ли Джейн, может, она уже вернулась домой на каникулы. Я зашел в
автомат и позвонил. К несчастью, подошла ее мать, пришлось повесить
трубку. Не хотелось пускаться в длинные разговоры. Вообще не люблю
разговаривать с матерями девчонок. Все-таки надо было спросить, дома ли
Джейн. Я бы от этого не умер. Но что-то не хотелось. Для таких разговоров
требуется настроение.
Однако надо было доставать эти проклятые билеты в театр, пришлось
купить газету и посмотреть, где что идет. По случаю воскресенья шли только
три пьесы. Я пошел и купил два билета в партер на "Я знаю любовь".
Спектакль был благотворительный, в пользу чего-то. Мне не особенно
хотелось смотреть эту пьесу, но я знал, что Салли жить не может без
кривлянья - обязательно распустит слюни, когда я ей скажу, что в пьесе
участвуют Ланты. Салли обожает пьесы, которые считаются изысканными и
серьезными, с участием Лантов и все такое. А я не люблю. Вообще, по правде
сказать, я не особенно люблю ходить в театр. Конечно, кино еще хуже, но и
в театре ничего хорошего нет. Во-первых, я ненавижу актеров. Они ведут
себя на сцене совершенно непохоже на людей. Только воображают, что похоже.
Хорошие актеры иногда довольно похожи, но не настолько, чтобы было
интересно смотреть. А кроме того, если актер хороший, сразу видно, что он
сам это сознает, а это сразу все портит. Возьмите, например, сэра Лоуренса
Оливье. Я видел его в "Гамлете". Д.Б. водил меня и Фиби в прошлом году.
Сначала он нас повел завтракать, а потом - в кино. Он уже видел "Гамлета"
и так про это рассказывал за завтраком, что мне ужасно захотелось
посмотреть. Но мне, в общем, не очень понравилось. Не понимаю, что
особенного в этом Лоуренсе Оливье. Голос у него потрясающий, и красив он
до чертиков, и на него приятно смотреть, когда он ходит или дерется на
дуэли, но он был совсем не такой, каким, по словам Д.Б., должен быть
Гамлет. Он был больше похож на какого-нибудь генерала, чем на такого
чудака, немножко чокнутого. Больше всего мне в этом фильме понравилось то
место, когда брат Офелии - тот, что под конец дерется с Гамлетом на дуэли,
- уезжает, а отец ему дает всякие советы. Пока отец дает эти советы.
Офелия все время балуется: то вытащит у него кинжал из ножен, то его
подразнит, а он старается делать вид, что слушает дурацкие советы. Это
было здорово. Мне очень понравилось. Но таких мест было мало. А моей
сестренке Фиби понравилось только, когда Гамлет гладит собаку по голове.
Она сказала - как смешно, какая собака, и собака вправду была хорошая.
Все-таки придется мне прочитать "Гамлета". Плохо то, что я обязательно
должен прочесть пьесу сам, про себя. Когда играет актер, я почти не могу
слушать. Все боюсь, что сейчас он начнет кривляться и вообще делать все
напоказ.
Билеты на спектакль с Лантами я купил, потом сел в такси и поехал в
парк. Надо было бы сесть в метро, денег осталось мало, но очень хотелось
поскорее убраться с этого проклятого Бродвея.
В парке было грустно. Не очень холодно, но солнце так и не
показывалось, и никого вокруг не было - одни собачьи следы, и плевки, и
окурки сигар у скамеек, где сидели старики. Казалось, все скамейки
совершено сырые - промокнешь насквозь, если сядешь. Мне стало очень
тоскливо, иногда неизвестно почему даже дрожь пробирает. Непохоже было,
что скоро будет рождество, вообще казалось, что больше ничего никогда не
будет. Но я все-таки дошел до беговой дорожки - Фиби всегда туда ходит,
она любит кататься поближе к оркестру. Смешно, что я тоже любил там
кататься, когда был маленький.
Но когда я подошел к дорожке, ее там не было. Катались какие-то
ребятишки, мальчики играли в мяч, но Фиби нигде не было. Тут я увидел
девчушку ее лет, она сидела на скамейке одна и закрепляла конек. Я
подумал, может быть, она знает Фиби и скажет мне, где ее искать, и я
подошел, сел рядом и спросил:
- Ты случайно не знаешь Фиби Колфилд?
- кого? - спрашивает. На ней были брючки и штук двадцать свитеров.
Видно было, что свитеры ей вяжут дома: такие неуклюжие, большие.
- Фиби Колфилд. Живет на Семьдесят первой улице. Она в четвертом
классе.
- А вы знаете Фиби?
- Ну да. Я ее брат. Ты не знаешь, где она?
- Она в классе мисс Кэлло? - спрашивает девочка.
- Не знаю. Кажется, да.
- Значит, они сейчас в музее. Наш класс ходил в прошлую субботу.
- В каком музее? - спрашиваю.
Она пожала плечами.
- Не знаю, - говорит. - Просто в музее.
- Я понимаю, но это музей, где картины, или музей, где индейцы?
- Где индейцы.
- Спасибо большое.
Я встал, хотел было идти, но вдруг вспомнил, что сегодня воскресенье.
- Да сегодня же воскресенье! - говорю я этой девчушке.
- Ага. Значит их там нет.
Ей никак не удавалось закрепить конек. Перчаток у нее не было, лапы
красные, замерзшие. Я ей помог привернуть конек. Черт, сто лет не держал
ключа в руках. Но это ничего не значит. Можно и через пятьдесят лет дать
мне в руки ключ от коньков, хоть ночью, в темноте, и я сразу узнаю, что
это ключ от коньков. Девочка меня поблагодарила, когда я ей привернул
конек. Вежливая такая девчушка, приветливая. Ужасно приятно, когда
поможешь такой малышке закрепить конек, а она тебе говорит спасибо, так
вежливо, мило. Малыши, в общем, все славные. Я ее спросил, не хочет ли она
выпить горячего шоколада, но она ответила: "Спасибо, не хочется". Сказала,
что ее ждет подруга. Этих маленьких вечно кто-нибудь дожидается. Умора.
Хоть было воскресенье и Фиби со своим классом не пошла в музей и хоть
погода была мерзкая, сырая, я все равно пошел через весь парк в Музей
этнографии. Это про него говорила девчушка с ключом. Я знал эти музейные
экскурсии наизусть. Фиби училась в той же начальной школе, куда я бегал
маленьким, и мы вечно ходили в этот музей. Наша учительница мисс
Эглетингер водила нас туда чуть ли не каждую субботу. Иногда мы смотрели
животных, иногда всякие древние индейский изделия: посуду, соломенные
