Сначала я решил, что ее нет дома. Никто не отвечал. Потом взяли
трубку.
- Алло! - сказал я. Я говорил басом, чтобы она не заподозрила,
сколько мне лет. Но вообще голос у меня довольно низкий.
- Алло! - сказал женский голос не очень-то приветливо.
- Это мисс Фей Кэвендиш?
- Да, кто это? - спросила она. - Кто это звонит мне среди ночи, черт
возьми!
Я немножко испугался.
- Да, я понимаю, что сейчас поздно, - сказал я взрослым голосом. -
Надеюсь, вы меня простите, но мне просто необходимо было поговорить с
вами! - И все это таким светским тоном, честное слово!
- Да кто же это? - спрашивает она.
- Вы меня не знаете, но я друг Эдди Бердселла. Он сказал, что, если
окажусь в городе, мы с вами непременно должны встретиться и выпить
коктейль вдвоем.
- Кто сказал? Чей вы друг? - Ну и тигрица, ей-богу! Она просто
о_р_а_л_а_ на меня по телефону.
- Эдмунда Бердселла, Эдди Бердселла, - повторил я. Я не помню, как
его звали - Эдмунд или Эдвард. Я его только раз видел на какой-то
идиотской вечеринке.
- Не знаю я такого, Джек! И если, по-вашему, мне приятно вскакивать
ночью...
- Эдди Бердселл, из Пристона... Помните? - говорил я.
Слышно было, как она повторяет фамилию.
- Бердселл... Бердселл... Из Пристонского колледжа?
- Да-да! - сказал я.
- А вы тоже оттуда?
- Примерно.
- Ага... А как Эдди? - сказала она. - Все-таки безобразие звонить в
такое время!
- Он ничего. Просил передать вам привет.
- Ну спасибо, передайте и ему привет, - сказала она. - Он чудный
мальчик. Что он сейчас делает? - Она уже становилась все любезнее, черт ее
дери.
- Ну, все то же, сами понимаете, - сказал я. Каким чертом я мог
знать, что он делает? Я почти не был с ним знаком. Я даже не знал, учится
ли он еще в Принстоне или нет. - Слушайте, - говорю я, - Может быть мы с
вами встретимся сейчас, выпьем коктейль?
- Да вы представляете себе, который час? - сказала она. - И разрешите
спросить, как ваше имя? - Она вдруг заговорила с английским акцентом. -
Голос у вас что-то очень молодой.
- Благодарю за комплимент! - говорю я самым светским тоном. - Меня
зовут Холден Колфилд. - Надо было выдумать другую фамилию, но я сразу не
сообразил.
- Видите ли, мистер Колфилд, я не привыкла назначать свидания по
ночам. Я ведь работаю.
- Завтра воскресенье, - говорю.
- Все равно мне надо хорошенько выспаться. Сами понимаете.
- А я думал, мы с вами выпьем хоть один коктейль! И сейчас совсем не
так поздно.
- Вы очень милы, право, - говорит она. - Откуда вы говорите? Где вы
сейчас?
- Я? Из автомата.
- Ах, так, - сказала она. Потом долго молчала. - Знаете, я очень рада
буду с вами встретиться, мистер Коффл. По голосу вы очень милый человек. У
вас удивительно симпатичный голос. Но сейчас все-таки слишком поздно.
- Я могу приехать к вам.
- Что ж, в другое время я сказала бы - чудно! Но моя соседка
заболела. Она весь вечер лежала, не могла заснуть. Она только что закрыла
глаза, спит. Вы понимаете?
- Да, это плохо.
- Где вы остановились? Может быть, мы завтра встретимся?
- Нет, завтра я не могу. Я только сегодня свободен.
Ну и дурак! Не надо было так говорить.
- Что ж, очень жаль!
- Передам от вас привет Эдди.
- Правда, передадите? Надеюсь, вам будет весело в Нью-Йорке. Чудный
город.
- Это я знаю. Спасибо. Спокойной ночи, - сказал я и повесил трубку.
Дурак, сам все испортил. Надо было хоть условиться на завтра,
угостить ее коктейлем, что ли.
10
Было еще довольно рано. Не знаю точно, который час, но в общем не так
уж поздно. Больше всего я ненавижу ложится спать, когда ничуть не устал. Я
открыл чемодан, вынул чистую рубашку, пошел в ванную, вымылся и
переоделся. Пойду, думаю, посмотрю, что у них там творится в "Сиреневом
зале". При гостинице был ночной клуб, назывался "Сиреневый зал".
Пока я переодевался, я подумал, не позвонить ли все-таки моей
сестренке Фиби. Ужасно хотелось с ней поговорить. Она-то все понимала. Но
нельзя было рисковать звонить домой, все-таки она еще маленькая, и,
наверно, уже спала, и не подошла бы к телефону. Конечно, можно было бы
повесить трубку, если б подошли родители, но все равно ничего бы не вышло.
У нее интуиция. Но мне ужасно хотелось поболтать с нашей Фиби.
Вы бы на нее посмотрели. Такой хорошенькой, умной девочки вы,
наверно, никогда не видели. Умница, честное слово. Понимаете, с тех пор
как она поступила в школу, у нее отличные отметки - никогда плохих не
бывало. По правде говоря, я один в семье такой тупица. Старший мой брат,
Д.Б., писатель, а мой братишка Алли, который умер, тот прямо был колдун. Я
один такой тупой. А посмотрели бы вы на Фиби. У нее волосы почти такие же
как у Алли, летом они совсем коротенькие. Летом она их закладывает за уши.
Ушки у нее маленькие, красивые. А зимой ей отпускают волосы. Иногда мама
их заплетает, иногда нет, и все равно красиво. Ей всего десять лет. Она
худая вроде меня, но очень складная. Худенькая, как раз для коньков. Один
раз я смотрел в окно, как она переходила через улицу в парк, и подумал -
как раз для коньков, тоненькая, легкая. Вам бы она понравилась. Понимаете,
ей что-нибудь скажешь, и она сразу соображает, про что ты говоришь. Ее
даже можно брать с собой куда угодно. Например, поведешь ее на плохую
картину - она сразу понимает, что картина плохая. А поведешь на хорошую -
она сразу понимает, что картина хорошая. Мы с Д.Б. один раз повели ее на
эту французскую картину - "Жена пекаря", - там играет Раймю. Она просто
обалдела. Но любимый ее фильм - "Тридцать девять ступеней", с Робертом
Донатом. Она всю эту картину знает чуть не наизусть, мы вместе смотрели ее
раз десять. Например, когда этот самый Донат прячется на шотландской ферме
от полисменов, Фиби громко говорит в один голос с этим шотландцем: "Вы
едите селедку?" Весь диалог знает наизусть. А когда этот профессор,
который на самом деле немецкий шпион, подымает мизинец, на котором не
хватает сустава, и показывает Роберту Донату, наша Фиби еще раньше, чем
он, в темноте подымает свой мизинец и тычет прямо мне в лицо. Она ничего.
Вам бы она понравилась. Правда, она немножко слишком привязчива. Чересчур
все переживает, не по-детски. Это правда. А потом она все время пишет
книжки. Только она их никогда не подписывает. Там все про девчонку по
имени Гизела Уэзерфилд, только наша Фиби пишет "Кисела". Эта самая Кисела
Уэзерфилд - девушка-сыщик. Она как будто сирота, но откуда-то появляется
ее отец. А отец у нее "высокий привлекательный джентльмен лет двадцати".
Обалдеть можно! Да, наша Фиби. Честное слово, она бы вам понравилась. Она
была еще совсем крошка, а уже умная. Когда она была совсем маленькая, мы с
Алли водили ее в парк, особенно по воскресеньям. У Алли была парусная
лодка, он любил ее пускать по воскресеньям, и мы всегда брали с собой нашу
Фиби. А она наденет белые перчатки и идет между нами, как настоящая леди.
Когда мы с Алли про что-нибудь говорили, она всегда слушала. Иногда мы про
нее забудем, все-таки она была совсем маленькая, но она непременно о себе
напомнит. Все время вмешивалась. Толкнет меня или Алли и спросит: "А кто?
Кто сказал - Бобби или она?" И мы ей ответим, кто сказал, она скажет:
"А-а-а!" - и опять слушает, как большая. Алли от нее тоже балдел. Я хочу
сказать, он ее тоже любил. Теперь ей уже десять, она не такая маленькая,
но все равно от нее все балдеют - кто понимает, конечно.
Во всяком случае, мне очень хотелось поговорить с ней по телефону. Но
я боялся, что подойдут родители и узнают, что я в Нью-Йорке и что меня
вытурили из школы. Так что я только надел чистую рубашку, а когда
переоделся, спустился в лифте в холл посмотреть, что там делается.
Но там почти никого не было, кроме каких-то сутенеристых типов и
шлюховатых блондинок. Слышно было, как в "Сиреневом зале" играет оркестр,
и я пошел туда. И хотя там было пусто, мне дали дрянной стол - где-то на
задворках. Надо было сунуть официанту доллар. В Нью-Йорке за деньги все
можно, это я знаю.
Оркестр был гнусный, Бадди Сингера. Ужасно громкий - но не
по-хорошему громкий, а безобразно громкий. И в зале было совсем мало моих
сверстников. По правде говоря, там их вовсе не было - все больше какие-то
расфуфыренные старикашки со своими дамами. И только за соседним столиком
посетители были совсем другие. За соседним столиком сидели три девицы лет
под тридцать. Все три были довольно уродливые, и по их шляпкам сразу было
видно, что они приезжие. Но одна, блондинка, была не так уж плоха. Что-то
в ней было забавное, но, только я стал на нее поглядывать, подошел
официант. Я заказал виски с содовой, но велел не разбавлять - говорил я
нарочно быстро, а то, когда мечешься и мямлишь, можно подумать, что ты
несовершеннолетний, и тогда тебе спиртного не дадут. И все равно он стал
придираться.
- Простите, сэр, - говорит, - но нет ли у вас какого-нибудь
удостоверения, что вы совершеннолетний? Может быть, у вас при себе
шоферские права?
Я посмотрел на него ледяным взглядом, как будто он меня смертельно
оскорбил, и говорю:
- Разве я похож на несовершеннолетнего?
- Простите, сэр, но у нас есть распоряжение...
- Ладно, ладно, - говорю, а сам думаю: "Ну его к черту!" - Дайте мне
кока-колы.
- Вы не можете подбавить капельку рома? - Я его попросил очень
вежливо, ласково. - Как я могу сидеть в таком месте трезвый? Вы не можете
подбавить хоть капельку рома?
- Простите, сэр, никак нельзя! - И ушел. Но он не виноват. Он может
потерять работу, если подаст спиртное несовершеннолетнему. А я, к
несчастью, несовершеннолетний.
Опять я стал посматривать на этих ведьм за соседним столиком. Вернее,
на блондинку. Те две были страшные, как смертный грех. Но я не глазел как
дурак. Наоборот, я их окинул равнодушным взором. И что же, по-вашему, они
сделали? Стали хихикать как идиотки! Наверно, решили, что я слишком молод,
чтобы строить глазки. Мне стало ужасно досадно - жениться я хочу на них
что ли? Надо было бы обдать их презрением, но мне страшно хотелось
танцевать. Иногда мне ужасно хочется потанцевать - и тут захотелось. Я
наклонился к ним и говорю:
- Девушки, не хотите ли потанцевать? - Вежливо спросил, очень
светским тоном. А они, дуры, всполошились. И опять захихикали. Честное
слово, форменные идиотки. - Пойдемте потанцуем! - говорю. - Давайте по
очереди. Ну как? Потанцуем? - Ужасно мне хотелось танцевать.
В конце концов блондинка встала, видно, поняла, что я обращаюсь
главным образом к ней. Мы вышли на площадку. А те две чучелы закатились
как в истерике. С такими только с горя свяжешься.
Но игра стоила свеч. Как эта блондинка танцевала! Лучшей танцорки я в
жизни не встречал. Знаете, иногда она - дура, а танцует, как бог. А
бывает, что умная девчонка либо сама норовит тебя вести, либо так плохо
танцует, что только и остается сидеть с ней за столиком и напиваться.
- Вы здорово танцуете! - говорю я блондинке. - Вам надо бы стать
профессиональной танцоркой. Честное слово! Я как-то раз танцевал с
профессионалкой, но вы во сто раз лучше. Слыхали про Марко и Миранду?
- Что? - Она даже не слушала меня. Все время озиралась.
- Я спросил, вы слыхали про Марко и Миранду?
- Не знаю. Нет. Не слыхала.
- Они танцоры. Она танцовщица. Не очень хорошая. То есть она делает
что полагается, и все-таки это не очень здорово. Знаете, как
