всг, что относится к языку, его природе и сущности, к его устройству,
функционированию и развитию, с собственных позиций, с использованием собственных
исследовательских методов и в собственных интересах.
Было бы некорректно оценивать весь предшествующий этап как донаучный. Надо
учитывать, что нет полного совпадения смыслового содержания, вкладываемого
сегодня в термины типа наука, дисциплина, учение, теория, исследование,
познание, и того толкования, которое им давалось в разные исторические периоды
развития человеческой исследовательской деятельности и в разных культурных
ареалах. Уже в древности нередко говорили о науке, имея в виду занятия по
описанию языковых фактов, их классификации и систематизации, их объяснению (ср.
древнеиндийскую трактовку сabdaсastra как не имеющего предела учения, науки,
теории, специальной научной дисциплины о словах и звуках; употребление в
позднеантичную пору греческого слова grammatikos и латинского слова grammaticus
для обозначения сперва всякого образованного человека, сведущего в языке и
литературе, умеющего толковать тексты древних писателей, и лишь потом
грамматика-профессионала, языковеда и вообще учгного; выдвижение средневековыми
учгными, сосредоточивавшими свои усилия на решении сугубо профессиональных
языковедческих проблем, противопоставления старой, описательно-нормативной
грамматики как искусства и новой, объяснительной, теоретической грамматики как
науки).
Представители средневековой грамматики явным образом стремились утвердить
относительную автономию своей науки в кругу знаний того времени. С течением
времени эта автономия возрастает. К концу 18 -- началу 19 вв. языкознание
достигает столь высокой степени зрелости, которая позволяет ему в конечном итоге
порвать с вассальной зависимостью от богословия, философии, логики, филологии и
которая выразилась в создании в ведущих университетах специальных
лингвистических кафедр, готовящих высококвалифицированных
специалистов-языковедов. Европейское "традиционное" языкознание было продуктом
длительного развития исследовательской мысли и послужило весьма прочным
фундаментом для нового языкознания. Оно к концу 18 в. достигло серьгзных
результатов во многих отношениях: продолжение богатой античной языковедческой
традиции; наличие сформировавшегося в период средневековья в рамках практической
и теоретической грамматики (в процессе составления многочисленных
трактатов-комментариев к классическим руководствам Доната и Присциана)
категориального аппарата, с помощью которого впоследствии описывались свои
родные языки, а затем и "экзотические" для европейских учгных языки; достаточно
чгткое разграничение фонетики, морфологии и синтаксиса; разработка номенклатуры
частей речи и членов предложения; обстоятельные исследования морфологических
категорий ("акциденций") частей речи и выражаемых их посредством грамматических
значений (прежде всего в школе модистов); существенные успехи в описании
формальной и логико-семантической структуры предложения (особенно в
разработанных на логической основе универсальных грамматиках, к числу которых
относится и знаменитая "Grammaire generale et raisonnee" А. Арно и К. Лансло);
первые попытки наметить различия между категориями, присущими всем языкам, и
категориями, свойственными отдельным языкам; закладывание основ лингвистической
универсологии (теории языковых универсалий); развитие учений о языковом знаке;
накопление знаний о видах лексических значений, о синонимах, о способах
словообразования и словообразовательных связях между лексическими единицами;
достигшая высокого совершенства лексикографическая деятельность; почти никогда
не прекращавшиеся с античных пор этимологические изыскания; складывание в
основном дошедшей до наших дней традиционной лингвистической терминология.
Уже в средневековый период начался переход от занятий только грамматикой
канонического языка, обслуживавшего церковь, науку, образование, дипломатические
отношения, к созданию множества описательных грамматик и словарей новых
европейских языков, отвечающих запросам возросшего самосознания народов в эпоху
складывания наций, а вместе с ними и национальных литературных языков. В активе
традиционного языкознания числятся: создание грамматик английского, ирландского,
исландского, окситанского (провансальского), немецкого, французского, чешского,
польского, словенского, русского и ряда других языков Европы; появление
множества переводных словарей, в которых латинским или греческим словам
ставились в соответствие слова родного языка, а вслед за ними и одноязычных
словарей различного типа; осуществление реформ в области орфографии ряда языков;
научно обоснованные шаги к нормированию и регламентированию своих литературных
языков; активная разработка вопросов их стилистической дифференциации; внимание
к территориальным диалектам в их отношении к литературному языку.
В предыдущей главе уже отмечались значительные успехи в описании и подчас
подлинно научном анализе языков не только латинского и, греческого, но и
древнееврейского, арамейского, арабского, эфиопского, армянского, турецкого,
персидского, китайского, японского, малайского, ацтекского, кечуа и т.д., в
инвентаризации и осмыслении фактов из множества ранее неизвестных языков Азии,
Океании, Америки, Африки, каталогизации и классификации языков мира.
Ещг до наступления 19 в. был осознан факт множественности языков и их
бесконечного разнообразия, что послужило стимулом к разработке пригмов сравнения
языков и их классификации, к формированию принципов лингвистического
компаративизма, имеющего дело с множествами соотносимых языков. Делались попытки
применить концептуальный аппарат универсальной грамматики для сопоставительного
описания разных языков и даже для доказательства родственных связей между
языками (С.Ш. Дюмарсе, И. Бозе, Э.Б. де Кондильяк, К. де Габелин, И. Лудольф,
Дж. Харрис, Дж. Биттни, Дж. Бгрнет / лорд Монбоддо, Дж. Пристли и др.).
Повлялись опыты не только их географической, но и генеалогической классификации
либо внутри отдельных групп языков -- прежде всего германской и славянской (Дж.
Хикс, Л. тен Кате, А.Л. фон Шлгцер, И.Э. Тунман, И. Добровский), либо также с
охватом языков, распространгнных на обширных территориях Евразии (И.Ю. Скалигер,
Г.В. Лейбниц, М.В. Ломоносов).
Интерес к изданию древних письменных памятников родного и близкородственных
языков проявился ещг до 19 в. (издание Ф. Юнием готской Библии в переводе
Вульфилы). Стимулом к сравнительным исследованиям послужило знакомство с
древнеиндийским литературным языком -- санскритом; подтолкнувшее к накоплению
сведений о нгм, фиксации поразительных совпадений лексического и грамматического
характера между этим языком и языками греческим, латинским, готским и др.
(французский иезуит Кгрду, немецкий иезуит Паулин a Sancto Bartholomaeo;
серьгзное специальное исследование об этих параллелях англичанина Уильяма
Джоунза). Но знакомство с санскритом было лишь внешним толчком к дальнейшему
развитию лингвистической мысли.
В действие вступили более существенные факторы, повлиявшие на изменение подхода
к языку и языкам и побуждавшие к поиску новых путей, к выдвижению организующего
науку о языке нового исследовательского принципа, который лучше бы отвечал
новому духу эпохи и способствовал бы обеспечению целостности языкознания. В
общественном сознании, науках, философии, в художественном осмыслении
действительности получала отражение новая идейно-научная ситуация. Коренной
переворот в понимании природы и сущности языка был обусловлен сформировавшимся в
конце 18 в. (под воздействием открытий естествоиспытателей Карла Линнея и Жана
Батиста Ламарка) принципом историзма / эволюционизма, в соответствии с которым
наиболее существенным свойством языка была объявлена его способность к
историческому развитию, его изменчивость во времени (и в пространстве).
Внедрение в языкознание принципа историзма сделало актуальным выдвижение каждого
отдельно взятого языка на роль объекта, достойного особого внимания в ряду
многих отдельных языков. Учгные стали переключать свог внимание на познание
специфических, индивидуальных особенностей конкретного языка, обеспечивавших ему
особое место внутри той или иной языковой общности, на выявление собственного
пути развития каждого данного языка. Теперь в лингвистическом исследовании всг
больше акцентировалось не столько сходное, общее, универсальное в языках,
сколько различия между языками (и разными временными состояниями данного языка).
Росло осознание неадекватности логического подхода к объяснению не только
формальных, но и содержательных различий между языками и их изменчивости.
Объяснения стали искать не в сфере единых для всех людей законов логического
мышления, а в естествознании, психологии (индивидуальной, этнической и
социальной), эстетике, этнографии, социологии, попеременно выбираемых на роль
объяснительных наук тем или иным лингвистическим направлением.
Объединение уже не новой идеи множественности и многообразия языков, с одной
стороны, и новой идеи исторической изменчивости языков, с другой стороны, стало
идейной основой нового, компаративистского по своей сущности лингвистического
мировоззрения. Лингвистический компаративизм, имеющий дело с соотнесением языков
внутри того или иного их множества, включил в число своих областей прежде всего
языкознание, которое является историко-генетическим по своей цели,
сравнительно-историческим по методу и было первоначально индоевропейским по
материалу. Почти одновременно с ним сложилось сперва находившегося на службе у
лингвогенетических исследований типологическое языкознание. В последние
десятилетия 19 в. начало складываться ареальное языкознание, тоже сперва
подчингнное целям сравнительно-исторических исследований. К ним присоединилась в
середине 20 в. сопоставительная (контрастивная) лингвистика.
Лидирующая роль в рамках компаративизма закрепилась за сравнительно-историческим
(диахроническим по своей ориентации) языкознанием, которое вплоть до 10--20-х
гг. 20 в. претендовало на роль единственно научного. Оно было впоследствии
существенно потеснено лингвистическими направлениями преимущественно или
исключительно синхронической ориентации (особенно структурным языкознанием). Но
смена исследовательских ориентиров не умаляет роли сравнительно-исторического
языкознания (благодаря его строгому исследовательскому методу и многим удачным
опытам реконструкции прежних языковых состояний) в обеспечении науке о языке
статуса точной науки. Оно играло и продолжает заметно влиять на многие смежные
области гуманитарного знания (сравнительное литературоведение, мифология,
фольклористика, этнография, история и т.п.).
На рубеже 19--20 вв. приходит осознание того, что историко-генетическое
языкознание с тем запасом идей и пригмов описания языков, которым оно было
обязано главным образом научному подвижничеству Р.К. Раска, Ф. Боппа, Я. Гримма,
А.Х. Востокова, Ф.И. Буслаева, Ф.К. Дица, Ф. Миклошича, А. Шлайхера, Х.
Штайнталя, А.А. Потебни, К. Бругмана, Г. Остхофа, А. Лескина, Г. Пауля, Б.
Дельбрюка, Х. Шухардта и многих других учгных, уже исчерпало свой потенциал и
что опора на принципы старой, традиционной логики (в ег аристотелевском виде),
ассоцианистской психологии, эмпирической биологии не стимулировала дальнейшего
движения лингвистической мысли. Своим веком не было востребовано оригинальное,
глубокое по своему содержанию, но весьма сложное для осмысления
лингвофилософское учение В. фон Гумбольдта. Многие лингвисты этого периода (И.А.
Бодуэн де Куртенэ, Ф.Ф. Фортунатов, Ф. де Соссюр, их ученики и последователи)
были крайне не удовлетворены сугубо диахроническим подходом к языку и
пренебрежением к его синхроническому аспекту.
Уже в конце 19 в. нарастало понимание того, что необходим очередной
принципиальный поворот во взглядах на язык, его природу и сущность, которые
