мне.
- Перестань! - резко сказала она и подошла к двери. - Ты что, с ума
сошел? Не сходи с ума!
- Для тебя у меня нет ума, - сказал я.
- Ты идешь к Сергею? - спросила она.
- Я иду к Сергею, - сказала она.
- Ну? - и она вдруг опять, опять так на меня посмотрела.
- Считаю до трех, Колька, - по-дружески засмеялась она.
- Считай до нуля, - сказал я и встал.
"Ну хорошо, разыграем еще один вечер, - думал я. - Еще один фарс. По-
играем в "дочки-матери", прекрасно. Какая ты жалкая, ведь ты же знаешь,
что наш пароль - "да"!
Мы вышли из дома. Она взяла меня под руку. Она ничего не говорила и
смотрела себе под ноги. Я тоже молчал. Скрипел снег, и булькал коньяк у
меня в карманах.
На углу главной улицы мы увидели Стаську. Он стоял, покачиваясь с
пятки на носок, и читал газету, наклеенную прямо на стену. В руках у не-
го был его докторский чемоданчик.
- Привет, ребята, - сказал он, заметив нас, и ткнул пальцем в газету.
- Как тебе нравится Фишер? Силен бродяга!
- Ты с вызовов, да? - спросил я его.
- Да, по вызовам ходил, - ответил он, глядя в сторону. - Одна скарла-
тина, три катара, обострение язвы...
- Пошли к Сергею?
- Пошли.
Он взял Катю под руку с другой стороны, и мы зашагали втроем. С мину-
ту мы шли молча, и я чувствовал, как дрожит Катина рука. Потом Катя за-
говорила со Стаськой. Я слушал, как они болтают, и окончательно уже те-
рял все нити, и меня заполняла похожая на изжогу, на сильное похмелье
пустота.
- Просто не представляю себе, что ты врач, - как сто раз раньше, пос-
меивалась над Стасиком Катя. - Я бы к тебе не пошла лечиться.
- Тебе у психиатра надо лечиться, а не у меня, - как всегда отшучи-
вался Стаська.
Мы вошли в дом Сергея и стали подниматься по лестнице. Стаська пошел
впереди и обогнал нас на целый марш. Катя остановилась, обняла меня за
шею и прижалась щекой к моей бороде.
- Коленька, - прошептала она, - мне так тошно. Сегодня у меня был Чу-
даков, и я послала с ним Айрапету белье и варенье. Ты понимаешь, я...
Я молчал. Проклятое косноязычие! Я мог бы ей сказать, что всю мою
нежность к ней, что всю жестокость, которую я могу себе позволить, я от-
даю в ее распоряжение, что все удары я готов принять на себя, если бы
это было можно. Да, я знаю, что все будет распределено поровну, так уж
бывает, но пусть она свою долю попробует отдать мне, если сможет...
- Мне никогда не было так тяжело, - прошептала она. - Я даже не дума-
ла, что так может быть.
Наверху открылась дверь, послышались громкие голоса Сергея и Стаськи
и голос Гарри Беллафонте из магнитофона. Он пел "Когда святые марширу-
ют".
- Катя! - крикнул Сергей. - Коля! Все наверх!
Она поспешно вытирала глаза.
- Пойдем, - сказал я. - Я тебя сейчас развеселю.
- Развеселишь, правда? - улыбнулась она.
- Ты слышишь Беллафонте? - спросил я. - Сейчас мы с ним вдвоем возь-
мемся за дело.
Мы побежали вверх по лестнице и ворвались в прекрасную квартиру за-
местителя главного инженера треста Сергея Юрьевича Орлова. Я сразу про-
шел в комнату и грохнул на стол свои бутылки. Я привык вести себя в этой
квартире немного по-хамски: наследить, например, своими огромными ботин-
ками, развалиться в кресле и вытянуть ноги, шумно сморкаться. Вот и сей-
час я прошагал по навощенному, не типовому, а индивидуальному паркету,
прибавил громкости в магнитофоне и стал выкаблучивать. С ботинок у меня
слетали ошметки снега. Стасик не обращал на меня внимания. Он сидел в
кресле возле журнального столика и просматривал прессу. Катя и Сергей
что-то задержались в передней. Я заглянул туда. Они стояли очень близко
друг к другу. Сергей держал в руках Катину парку.
- Ты плакала? - строго спросил он.
- Нет, - она покачала головой и увидела меня. - Отчего мне плакать?
Сергей обернулся и внимательно посмотрел на меня.
- Пошли, ребята, выпьем, - сказал я.
Они вошли в комнату. Сергей увидел коньяк и сказал:
- Опять "Чечено-ингушский"? Похоже на то, что Дальний Восток стано-
вится филиалом Чечено-Ингушетии.
- Не забывают нас братья из возрожденной республики, - сказал я.
Сергей принес рюмки и разлил коньяк, потом ушел и вернулся с тремя
бутылками нарзана. Скромно поставил их на стол.
- Господи, нарзан! - воскликнула Катя. - Где ты только это все доста-
ешь?
- Не забывают добрые люди, - усмехнулся Сергей.
- Да, у него и сигареты московские и самые дефицитные книжки. Устроил
же себе человек уголок цивилизации!
Стаська выпил рюмку и сосредоточенно углубился в себя.
- Идет, - сказал он, - пошел по пищеводу.
Это он о коньяке.
- Ты смотрела "Мать Иоанну"? - спросил Катю Сергей.
- Два раза, - сказала Катя, - вчера и позавчера.
- А ты? - повернулся ко мне Сергей.
- Мы вместе с Катей смотрели, - сказал я.
- Вот как? - он опять внимательно посмотрел на меня. - Ну и что? Как
Людмила Виницка?
- Потрясающе, - сказала Катя.
- Прошел в желудок, - меланхолически заметил Стасик.
- Вообще поляки работают без дураков...
- Да, кино у них сейчас...
- Я смотрел один фильм...
- Там есть такой момент...
- Всасывается, - сказал Стасик, - всасывается в стенки желудка.
- Помнишь колокола? Беззвучно...
- И женский плач...
- Масса находок...
- Неореализм трещит по швам...
- Но итальянцы...
- Если вспомнить "Сладкую жизнь"...
- А в крови-то, в крови, - ахнул Стаська, - господи, в крови-то у ме-
ня что творится!
Так мы сидели и занимались своими обычными разговорчиками. Мы всегда
собирались у Сергея. Здесь както все располагало к таким разговорам, но
в последнее время эти сборища стали напоминать какую-то обязательную
гимнастику для языка, и в этой болтовне появилась какаято фальшь, так же
как во всей обстановке, в модернистских гравюрах на стене. Все это,
по-моему, уже чувствовали.
Я смотрел на Катю. Она печально смеялась и курила. Мне бы с ней быть
не здесь, а где-нибудь на метеостанции. Топить печь.
- Может, тебе не стоит столько курить? - сказал ей Сергей.
И только в музыке не было фальши, в металлических звуках, в резком
полубабьем голосе Пола Анка. Я вскочил.
- Катюша! Катька! Пойдем танцевать!
Катя подбежала ко мне, грохоча ботинками.
- Ну, как же я буду танцевать в этих чоботах? - растерянно улыбнулась
Катя.
- Одну минуточку, - сказал Сергей и полез под тахту.
Я выкаблучивал как безумный и вдруг увидел, что он вытаскивает из-под
тахты лучшие Катины туфельки. Он встал с туфельками в руках и посмотрел
на Катю. Он держал туфельки как-то по-особенному и смотрел на Катю с ка-
ким-то новым, удивившим меня, дурацки-печальным выражением.
Катя насмешливо улыбнулась ему и выхватила туфельки.
Да, мы танцевали. Я показал, на что я способен.
- Ну, даешь, бородатая бестия! - кричал Стасик и хлопал в ладоши.
- Осторожней, Колька! - кричал Сергей и тоже хлопал.
Я крутил Катю и подбрасывал ее, мне это было легко. У меня хорошие
мускулы, и чувство ритма, и злости достаточно. Но танец был немыслим и
фальшив, потому что не так мне надо с ней танцевать.
Когда кончилась эта свистопляска, мы с Катей упали на тахту. Мы лежа-
ли рядом и шумно дышали.
- Скоро мне уже нельзя будет танцевать такие танцы, - тихо сказала
она.
- Почему? - удивился я, чувствуя приближение чегото недоброго.
- Я беременна, - сказала Катя. - Начало второго месяца...
Мне показалось, что я сейчас задохнусь, что тахта поехала из-под меня
и я уже качаюсь на одной спице и вот-вот сорвусь.
- Да, - прошептала она, - вот видишь... Все и еще это...
И она погладила меня по голове, а я взял ее за руку. Мы не обращали
внимания на то, что на нас смотрят Сергей и Стаська. "Так и жизнь прой-
дет, как прошли Азорские острова... Так и жизнь пройдет..." - вертелось
у меня в голове.
- Ну, будь веселым, - сказала Катя, - давай весели меня.
- Давай повеселю, - сказал я.
Мы снова начали танцевать, но уже не так, да и музыка была другая.
В это время раздался звонок. Сергей пошел открывать и вернулся с Эди-
ком Танакой. Эдик весь заиндевел, видно долго болтался по морозу.
- Танцуете? - угрожающе сказал он. - Танцуйте, танцуйте. Так вы все
на свете протанцуете.
Катя заулыбалась, глядя на Танаку, и у меня почемуто отлегло от души
с его приходом. Он всегда заявлялся из какого-то особого, спортивного,
крепкого мира. Он был очень забавный, коренастый, ладненький такой, с
горячими коричневыми глазами. Отец у него японец, а сам Эдик - чемпион
по лыжному двоеборью.
- А ну-ка, смотрите сюда, ребятки! - закричал он и вдруг выхватил
из-за пазухи что-то круглое и оранжевое.
Он выхватил это, как бомбу, размахнулся в нас, но не бросил, а поднял
над головой. Это был апельсин.
Катя всплеснула руками. Стаська замер с открытым ртом, прервав наблю-
дения над своим организмом. Сергей оценивающе уставился на апельсин. А
я, я не знаю, что делал в этот момент.
- Держи, Катька! - восторженно крикнул Эдик и бросил Кате апельсин.
- Ну что ты, что ты, - испуганно сказала она и бросила ему обратно.
- Держи, говорю! - И Эдик опять бросил ей этот плод.
Катя вертела в руках апельсин и вся светилась, как солнышко.
- Ешь! - крикнул Эдик.
- Ну что ты! Разве его можно есть? - сказала она. - Его надо подве-
сить под потолок и плясать вокруг, как идолопоклонники.
- Ешь, Катя, - сказал Сергей. - Тебе это нужно сечас.
И он посмотрел на меня. Что такое? Он знает? Что такое? Я посмотрел
на Катю, но она подбрасывала апельсин в ладошках и забыла обо всем на
свете.
- Мужчины, быстро собирайтесь, - сказал Эдик. - Предстоит великая
гонка. В Талый пришел пароход, битком набитый этим добром.
- Это что, новый анекдот? - спросил Стасик.
Сергей, ни слова ни говоря, ушел в другую комнату.
- Скептики останутся без апельсинов, - сказал Эдик.
Тут Стаська, видно, понял, что Эдик не врет, и бросился в переднюю.
Чуть-чуть не грохнулся на паркете. Катя тоже побежала было за ним, но я
схватил ее за руку.
- Тебе нельзя ехать, - сказал я. - Тебе же нельзя. Ты забыла?
- Ерунда, - шепнула она. - Мне еще можно.
Открылась дверь, и показался во всех своих мотоциклетных доспехах
Сергей Орлов. Он был в кожаных штанах, в кожаной куртке с меховым ворот-
ником и в шлеме. Он застегивал краги. В другое время я бы устроил цирк
вокруг этой кожаной статуи.
- Мы на мотоцикле поедем, Сережа? - спросила Катя прямо как малень-
кая.
- Ты что, с ума сошла? - спросил он откуда-то сверху. - Тебе же нель-
зя ехать. Неужели ты не понимаешь?
Катя сбросила туфельки и влезла в свои ботинки.
- Ладно, - сказал он и кивнул мне: - Пойдем, поможешь мне выкатить
машину.
Он удалился, блестя кожаным задом. Эдик сказал, что они со Стаськой
поедут на его мотоцикле, только позже. К тому же ему надо заехать в Шла-
коблоки, так что мы должны занять на них очередь. Катя дернула меня за
рукав.
- Ну что ты стоишь? Скорей!
- Иди-ка сюда, - сказал я, схватил ее за руку и вывел в переднюю.
- От кого ты беременна? - спросил я ее в упор. - От него? - И я кив-
нул на лестницу.
- Идиот! - воскликнула она и в ужасе приложила к щекам ладони. - Ты с
ума сошел! Как тебе в голову могло прийти такое?
- Откуда он знает? Почему у него были твои туфли?
Она ударила меня по щеке не ладошкой, а кулачком, неловко и больно.
- Кретин! Порочный тип! Подонок! - горячо шептала она. - Уйди с глаз
моих долой!
Конечно, разревелась. Эдик заглянул было в переднюю, но Стаська втя-
нул его в комнату.
Я готов был задушить себя собственными руками. Я никогда не думал,
что способен на такие чувства. У меня разрывалось сердце от жалости к
ней и от такой любви, что... Я чувствовал, что сейчас расползусь здесь
на месте, как студень, и от меня останется только мерзкая сентименталь-
