всегда светло, потому что с одной стороны улицы стоят суда, а там круг-
лые сутки идет работа и светятся яркие лампы.
- Мальчики, равнение направо! - крикнул я. - Вот он!
Над крышей какого-то склада виднелись надстройки и мачты, а из-за уг-
ла высовывался нос виновника торжества, скромного парохода "Кильдин".
- Ура! - закричали наши ребята. - Да здравствует это судно!
Моряки с "Зюйда" иронически усмехнулись. К продмагу мы подъехали как
раз в самый подходящий момент. Как раз в тот момент, когда при помощи
милиции он закрывался на законный ночной перерыв. Публика возле магазина
шумела, но не очень сильно. Видно, большинство уже удовлетворило свои
разумные потребности в цитрусовых.
На Юру просто страшно было смотреть. Он весь побелел и впился своими
лапами мне в плечо.
- Спокойно, Юра. Не делай из еды культа, - сказал я ему. Я слышал,
так говорил Сергей Орлов - остроумный парень. - Подумаешь, - успокаивал
я его, - какие-то жалкие апельсишки. Вот арбузы - это да! Ты кушал ког-
данибудь арбузы, Юра?
- Я пробовал арбузы, - сказал какой-то детина из моряков.
В общем, мы приуныли.
Открылись двери кабины, и с двух сторон над кузовом замотались головы
Чудакова и Евдощука.
- Прокатились, да? - сказал Чудаков.
- Прокатились, - подвел итог Евдощук и кое-что еще добавил.
- Паника на борту? - удивился я. - По местам стоять, слушать команду.
Курс туда, - показал я рукой, - столовая ресторанного типа "Маяк".
- Гений ты, Виктор! - крикнул Чудаков.
- . . . . . . . . . . . ! - крикнул Евдощук.
И оба они сразу юркнули в кабину.
Взревел мотор.
Я угадал - столовая ресторанного типа "Маяк" торговала апельсинами
навынос. Длинное одноэтажное здание окружала довольно подвижная очередь.
Кто-то шпарил на гармошке, на вытоптанном снегу отбивали ботами дробь
несколько девчат. Понятно, это не Люся. Люся не станет плясать перед
столовой, она у нас не из этаких. Но может быть, она где-нибудь здесь?
Торговля шла где-то за зданием, продавщицы и весов не было видно, но
когда мы подъехали к хвосту очереди, из-за угла выскочил парень с двумя
пакетами апельсинов и на рысях помчался к парадному входу - обмывать,
значит, это дело.
Мы попрыгали из машины и удлинили очередь еще метров на шесть-семь.
Ну, братцы, тут был чистый фестиваль песни и пляски!
- А путь наш далек и долог... - голосили какие-то ребята с теодолита-
ми. Шпарила гармошка. Девчата плясали с синими от луны и мороза, камен-
ными лицами. Галдеж стоял страшный. Шоферы то и дело выбегали из очереди
прогревать моторы. Понятно, там и сям играли в "муху". Какие-то умники
гоняли в футбол сразу тремя консервными банками. Лаяли собаки нанайцев.
Нанайцы, действительно умные люди, разводили костер. Там уже пошел хоро-
вод вокруг костра и вокруг задумчивых нанайцев. Тыр-пыр, подъехали ин-
теллектуалы. Катя давай плясать, и Колька Калчанов туда же.
- Заведи, Сережа, свою шарманку, - попросил я.
На груди у товарища Орлова висел полупроводниковый приемник.
Какой-то богодул бродил вдоль очереди и скрипел зубами, словно калит-
ка на ветру. Иногда он останавливался, покачивался в своем длинном, до
земли, драном тулупе, смотрел на нас мохнатыми глазами и рычал:
- Рюрики, поднесите старичку!
Сергей пустил свою музыку. Сначала это было шипение, шорох, писк мор-
зянки (люблю я эту музыку), потом пробормотали что-то японцы, и сильный
мужской голос запел "Ду ю..." и так далее. Он пел то быстро, то медлен-
но, то замолкал - и тут рассыпался рояль, а потом он снова сладкозвучно
мычал "Ду ю..." и так далее.
- Фрэнк Синатра, - сказал Сергей и отвернулся, поднял голову к луне.
А Катя с Колей отплясывали рядом, не поймешь, то ли под гормошку, то
ли под этого сенатора. Что-то у них, кажется, произошло.
- Что-то Катрин расплясалась с Калчановым, - шепнул мне Базаревич, -
что-то мне это не нравится, Вить. Что-то Кичекьяныч-то наш...
- Молчи, Леня, - сказал я ему. - Пусть пляшут, это дело невредное.
Пойду искать Люсю. Чувствую, что где-то она здесь. Почему бы и мне не
поплясать с ней по морозцу?
Я уж было отправился, но в это время к очереди подъехала машина
"ГАЗ-69", и из нее вылезло несколько новых любителей полакомиться.
- Кто последний? - спросил один из них.
- Мы с краю, - сказал я, - только учтите, ребята, что за нами тут еще
кое-кто занимал. Учтите на всякий случай. Возможно, еще одна когорта
подвалит.
- Нас тоже просили очередь занять, - сказал один моряк, - сейнер
"Норд" приедет.
- Понятно, - сказали новые, - а товару хватит?
- Это вопрос вопросов, - сказал я. - А вы сами-то откуда?
- С Улейкона, - ответили они.
- Ну, братцы, - только и сказал я.
С Улейкона пожаловали, надо же! Знаю я эти места, бывал и там. Сейчас
там небось носа не высунешь, метет! По утрам откапываются и роют в снегу
траншеи. Здесь тоже частенько бывает такое и всякое другое, но разве
сравнишь побережье с Улейконом?
- Мы тут новую технику принимали, - говорят ребята, - смотрим, апель-
сины...
Пьют там от цинги муть эту из стланика. Помогает. Кроме того, поливи-
таминами в драже балуются.
- Пошли, ребята, - говорю я им, - пошли, пошли...
Наши смекнули, в чем дело, и тоже их вперед толкают.
За углом здания, прямо на снегу, стояли пустые ящики из-под апельси-
нов. Две тетки, обвязанные- перевязанные, орудовали возле весов. Одна
отвешивала, а другая принимала деньги. Несколько здоровенных лбов наблю-
дали за порядком.
- Красавицы! - заорал я - Товару всем хватит?
- Там сзади скажите, чтоб больше не вставали! - вместо ответа крикну-
ла одна из продавщиц.
- Стойте здесь, братишки, - сказал я и врезался в толпу.
- Спушайте, - сказал я очереди, когда оказался уже возле самых весов,
тут люди издалека приехали, с Улейкона...
Очередь напряженно молчала и покачивалась. Ясно, что тут уже не до
песен-плясок, когда так близко подходишь. Все отворачивали глаза, когда
я на них смотрел, но я все ж таки смотрел на них испепеляющим взором.
- Ну и че ты этим хочешь сказать? - не выдержал под моим пристальным,
испепеляющим взором один слабохарактерный.
- С Улейкона, понял? Ты знаешь, что это такое?
- Ни с какого ты не с Улейкона! Ты с Фосфатки, я тебя знаю, - визгли-
во сказал слабохарактерный.
- Дура, я-то стою в хвосте, не бойся. Я ничего не беру, видишь? - Я
вынул авторучку, снял с нее колпачок и сунул ему в нос. Таким типам
всегда нужно сунуть в нос какое-нибудь вещественное доказательство, и
тогда они успокаиваются.
- Улейконцы, идите сюда! - махнул я рукой.
Очерель загудела:
- Пусть берут... Чего там... да ну их на фиг... Ты, молчи... Пусть
берут...
Я отошел к пустым ящикам. На них были наклейки: на фоне черных пальм
лежали оранжевые апельсины, сбоку виднелся белый минарет и написано было
по- английски - "Продукт оф Марокко".
Я соскоблил ножом одну такую наклейку и сунул ее в карман. Хватит не
хватит апельсинов, а сувенирчик у меня останется.
Когда первый улейконец выбрался из толпы с пакетами в руках, я подо-
шел к нему и вынул из пакета один апельсин.
- Мой гонорар, синьор, - поклонился я улейконцу и посмотрел на него
внимательно: не очень ли он огорчен?
- Берите два, - улыбнулся улейконец, - право, мы вам так благодар-
ны...
- Ну что вы, синьор, - возразил я, - это уже переходит границы.
Я подошел к нашим, отвел в сторону Юру и предложил ему пойти выпить
пива. Через площадь от столовой "Маяк" находился сарай, который в Талом
гордо называли "бар". Юра согласился, и мы с ним пошли. По дороге Юра
все волновался, хватит ли нам товару, наверное, нет, скорее всего не
хватит. А я ощупывал у себя в кармане небольшой улейконский апельсин.
- Похоже на то, парень, что ты их раньше и не пробовал.
- Что ты! Еще как пробовал. Помню...
- Брось! Знаю я твою биографию.
Я протянул ему апельсин.
- Рубай! Рубай, говорю, не сходя с места!
По тому, как он взялся за него, я сразу понял, что был прав.
Мы стояли на пригорке, и под нами была вся бухта Талого. Слабо мерцал
размолотый ледоколами лед, дымилась под прожекторами черная вода. Низ-
ко-низко шел над морем похожий отсюда на автобус самолет ледового патру-
ля. В кромешной темноте работала мигалка, открывала свой красный глаз на
счет "шестнадцать": 1, 2, 3, 4, 5, 6 (где же Люся!), 8, 9, 10 (где же
она?), 12, 13, 14, 15, 16!
- Рубай,-рубай, я уже ел, меня улейконцы угостили.
"Бар" напоминал старый вагон, снятый с колес. Сквозь окошечки было
видно, что там шла прессовка человеческих тел. У входа "жала масло"
сравнительно небольшая, но энергичная толпа портовых грузчиков.
- Ну и дела у вас в Талом! - сказал я пожилому крепышу.
- Сегодня еще ничего, шанс есть, - сказал он.
- А в Фосфатке с пивом свободно, - сказал Юра, от которого веяло аро-
матами знойного юга.
- Так это, видишь, почему, - хитро сощурился грузчик, - потому, ребя-
та, что то Фосфатка, а то Талый, вот почему.
- Понятно.
- Вся битва здесь, - с законной гордостью сказал грузчик.
- Пойдем, Юра, выпьем лучше шампанского, оно доступней.
1, 2, 3 (где ее искать?), 5, 6, 7 (сейчас она появится), 9, 10, 11
(на счет шестнадцать), 13, 14, 15... Вот она!
Это была действительно она. Она стояла среди других девчат и смотрела
на меня искоса. Она была в белом платке и в валенках. Разве ей в вален-
ках ходить? 16! Она смотрела на меня как-то неуверенно и даже как будто
со страхом, так она никогда на меня не смотрела. Может быть, она дума-
ла...
Глава VIII
ЛЮДМИЛА КРАВЧЕНКО
Когда я увидела Витю, я подумала: неужели это он? Он стоял, такой вы-
сокий и тонкий в талии и светлоглазый, и улыбался, глядя на меня. Он был
очень похож на того, что стоял там, в Краснодаре, с листиком платана в
зубах и крутил пальцем у виска, думая, что я сумасшедшая. Может быть,
это и был он? Ведь он краснодарец. Нет, его не было там в это время. В
то время он "болтался" (как он выражается) где-то на Колыме.
Может быть, это обман зрения, думала я, когда он шел ко мне. Может
быть, это из-за того, что такая ночь? Может быть, я опьянела от апельси-
нов?
Как он обнимет меня, как прижмет к себе, как все вдруг пропадет и ка-
кая будет духота, а на потолке будут качаться тени платанов...
Он шел ко мне, было всего несколько шагов, но за эти секунды вдруг
каким-то шквалом пронеслась вся моя будущая жизнь с ним.
Тик-так, тик-так, я буду слушать по ночам ход часов. Может быть, я
буду плакать, вспоминая о чем-то потерянном, чего на самом деле и не
жалко, но почему не поплакать, если ты счастлива. Тик-так, тик-так, и
вдруг входит мой сын, огромный и светлоглазый, с листиком платана в зу-
бах.
Проваливаясь по колено в снег, ко мне подошел Виктор.
- Ну, как успехи, товарищ Кравченко?
- Спасибо, ничего. Скоро сдаем новую школу. А как ваши, Витя?
- Ни фига!
- Не стыдно, Витя, а? Что это за выражения?
- Экскьюз ми, мисс!
- Вы начали заниматься английским?
- Всем понемногу, ха-ха! Английским и японским.
- Ну вас! А все-таки?
- Сидим в этом вши... в этом чудном распадке. Третью скважину бурим,
и все без толку. Дай-ка твои ладошки. Ух ты, какие твердые!
- Вы что, с ума сошли? Уберите руки!
- А как учеба без отрыва от производства?
- Спасибо, ничего. Вам нравится ваша специальность?
- Мне кое-что другое нравится, кое-что другое, коечто...
- Перестаньте! Перестаньте! Вот вам!
- Вот это ручки, да! Вот это ручки... А как успехи в общественной ра-
боте?
- Спасибо, ничего. Какой вы несобранный, Витя...
- Значит, все в порядке? Да, а как там танчики? "Клен зеленый, лист
кудрявый, Ляна"?
- Спасибо, ничего. Я хочу попробовать классические танцы.
- Фигурка для классики, это точно. Тебе бы, девочка моя, римско-гре-
ческую тунику. Тебе бы бегать в тунике по лесам и лугам...
