меня в оборот, вот вид я бы имел!
- Можешь смеяться, но я тебе сказал, - предупредил меня Леня и ото-
шел.
Чудаки, возможно вы хорошие ребята, у каждого из вас свой кодекс чес-
ти, но мне ведь только бы с самим собой совладать, со своим кодексом, и
тогда, силачи, приступайте к делу, мне не страшно.
Сергей подошел.
- Вот что, - сказал он, - тот человек, мой знакомый, - директор пише-
торга.
- Потрясающий блат, - сказала Катя, - так ты тогда займи столик в
столовой. Говорят, там есть даже коктейли.
- Точно, - сказал я, - я там как-то веселился. Коктейль "Загадка",
мечта каботажника.
- Столик - это ерунда, - сказал Сергей, - он нам устраивает апельси-
ны. Пойдем, - потянул он за руку Катю, - хватит тебе в очереди стоять.
Катя нерешительно посмотрела на меня.
- Идите, ребята, - сказал я, - идите, идите.
- Ты не идешь? - спросила Катя и освободилась от рук Сергея.
Сергей прямо сверкнул на меня очами, но сдержался.
- Пойми, - сказал он мне, - просто неудобно нам здесь стоять. Здесь
много наших рабочих.
- Ага, - кивнул я, - авторитет руководителя, принцип единоначалия,
кадры решают все.
Катя засмеялась.
- А о ней ты не думаешь? - спросил Сергей.
- Нет, я на нее чихать хотел.
Катя опять засмеялась.
- Иди, Сережа, а я тут с этим подонком расправлюсь.
- Тут матом ругаются, - как-то растерянно сказал Сергей.
Катя прямо покатилась со смеху.
- Ничего, - сказал я, - мы с ней и сами матерщинники первостатейные.
Он все-таки ушел. Ему, видно, очень нужно было уйти. Я даже пожалел
его, так ему не хотелось уходить.
- Смешной он у нас, правда? - сказала Катя, глядя вслед Сергею.
- Он в тебя влюблен.
- Господи, как будто я не знаю.
- Ты про всех знаешь?
- Про всех.
- Нелегко тебе.
- Конечно, нелегко.
- А туфельки? Ты их забыла в тот вечер, когда в клубе выступала вла-
дивостокская эстрада?
- А, вспомнил! Ведь ты в тот вечер увлекся "жанровыми песнями"...
- Должен же я иногда...
- Фу ты, какой идиотизм. Конечно, ты должен. Мне- то что!
- Катя!
- Мы танцевали у Сергея. Все было так романтично и современно - осве-
щение и все... Потом я влезла в свои чоботы, а туфли забыла. Он не такой
нахальный, как ты.
- Я нахальный, да?
- Конечно, ты нахал. Запроси Владивосток, и тебе ответят, кто ты та-
кой.
- А он душевный, да? Все свои горести ты ему поведала, правда? Такой
добрый, благородный силач.
- Коленька! А как же дальше мне быть?..
- Пойдем погуляем.
Мы вышли из очереди и взобрались на бугор. Отсюда была видна вся бух-
та Талого и сам городок, до странности похожий на Гагру. Он тянулся уз-
кой светящейся линией у подножия сопок. Обледенелая, дымящаяся, взявшая-
ся за ум Гагра.
- Ну и ну! - воскликнула Катя. - Действительно, он похож на Гагру, и
даже железная дорога проходит точно так же.
- Только здесь узкоколейка.
- Да, здесь узкоколейка.
В сплошной черноте, далеко в море работала мигалка, зажигалась на
счет 16.
- Встретились бы мы в Гагре года два назад.
- Что бы ты тогда сделал?
- Мы были бы с тобой...
- Ладно, молчи уж, - сердито сказала она.
Мы медленно шли, взявшись под руки. 1, 2, 3, хватит хихиканья, 5, 6,
7, она вся сжалась от страха, 9, 10, 11, я не могу об этом говорить, 13,
я должен, не ей же говорить об этом, 15, нет, я не могу, вот сейчас...
Мы зашли за какие-то сараи, и она прижалась ко мне.
- Ты хочешь, чтобы я сама сказала? - сурово спросила она.
- Нет.
- Чего ты хочешь?
Впервые я сам отодвинулся от нее. Она понимающе кивнула, вытащила си-
гарету и стала мять ее в руках. Я дал ей огня.
За сарай, шумно дыша, забежали девушка и парень. Они сразу бросились
друг к другу и начали целоваться. Нас они не замечали, ничего они не за-
мечали на свете. Я обнял Катю за плечи. Она через силу улыбнулась, глядя
на целующихся. Тут я узнал их - это были Витька Колтыга и та девица из
Шлакоблоков, что критиковала меня на собрании.
Мы обменялись с ними каким-то шуточками, и я повел Катю прочь отсюда.
Мы вышли из-за деревьев и медленно пошли к столовой, к очереди за апель-
синами. Там было шумно, очередь сбилась в толпу, кажется, начиналась
свалка.
- Я это сказала просто так, - проговорила Катя, глядя себе под ноги.
- Ты ведь понимаешь?
- Конечно.
- Ну вот и все.
Свалилось же на меня такое, подумал я. Раньше я не обижал девочек, и
они на меня не обижались. Все было просто и легко, немного романтики,
немного слюнтяйства, приятные воспоминания. Свалилось же на меня такое.
Что делать? Меня этому не научили. "Для любви нет преград", - читаем мы
в книгах. Глупости это, тысячи неодолимых преград встают перед любовью,
об этом тоже написано в книгах. Но ведь Катя - это не любовь, это часть
меня самого, это моя юность, моя живая вода.
Толпа пришла в смутное движение. Размахивали руками. Кажется, кто-то
уже получил по зубам. Несколько парней из нашего треста пробежали мимо,
на ходу расстегивая полушубки.
- Что там такое, ребята? - крикнул я им вслед.
- Бичи без очереди полезли!
- Вперед, Калчанов! - засмеялась Катя. - Вперед, в атаку! Труба зо-
вет! Ты уже трепещешь, как боевой конь.
- Знаешь, как меня называли в школе? - сказал я ей. - Панч Жестокий
Удар.
- В самом деле? - удивилась Катя. - Тогда вперед! Колька, не смей!
Колька, куда ты?!
Но я уже бежал.
Ох, сейчас мне достанется, думал я. Ох, сейчас мне отскочит битка!
Сейчас я получу то, что мне полагается за все сегодняшние фокусы. Я
втерся в толпу. Пока еще не дрались. Пока еще только напирали. Пока еще
шел суровый разговор.
- Сознание у вас есть или нет?
- А ты мои гроши считал?
- Чего ты с ним разговаривааешь, Люнь! Чего ты с ним толковище ве-
дешь? Дай ему по кумполу!
- Трудящиеся в очереди стоят, а бичам подавай апельсинчик на блюдеч-
ке!
- А это не простые бичи, а королевские!
- Спекулянты!
- Я тебя съем, паскуда, и пуговицы не выплюну!
- Люнь, чю ты с ним разговариваешь!
- Пустите меня, я из инфекционной больницы выписался!
- Назад, кусочники!
- А тебе жалко, да? Жалко?
- Жалко у пчелки...
- Я тебя без соли съем, понял?
- Пустите меня, я заразный!
Косматый драный бич вдруг скрипнул зубами и закричал визгливо, заве-
рещал:
- Всех нерусской нации вон из очереди!
На секунду наступило молчание, потом несколько парней насело на кос-
матого.
- Дави фашиста! - кричали они.
- Давайте-ка, мальчики, вынесем их отсюда! - командовал Витька Колты-
га.
Конечно, он уже был здесь и верховодил - прощай любовь в начале мар-
та...
Засвистели кулачки, замолкли голоса, только кряхтели, ухали, давились
снегом дерущиеся люди. Меня толкали, швыряли, сдавливали, несколько раз
ненароком мне попадало по шее, и слышался голос: "Прости, обознался".
Никто толком не знал, кого бить, на бичах не было особой формы. Со всех
сторон к нашей неистовой куче бежали люди.
- Делай, как я! - закричал какой-то летчик своим приятелям, и они
врезались в гущу тел, отсекая дерущуюся толпу от весов, возле которых
попрыгивали и дули себе на пальцы равнодушные продавщицы. Я полез вслед
за летчиками и наконец-то получил прямой удар в челюсть.
Длинный бич, который меня стукнул, уже замахивался на другого. Я за-
метил растерянное лицо длинного, казалось, он действует словно спро-
сонья. Двумя ударами я свалил его в снег.
Толпа откачнулась, а я остался стоять над ворочающимся в снегу телом.
- Дай руку, борода! - мирно сказал длинный.
Я помог ему встать и снова принял боксерскую стойку.
- Крепко бьешь, - сказал длинный.
Я ощупал свою челюсть.
- Ты тоже ничего.
Он отряхнулся.
- Пошли шампанского выпьем?
- Шампанского, да? - переспросил я. - Это идея.
Глава ХI
КОРЕНЬ
В общем-то никто из нашей компании апельсинами понастоящему не инте-
ресовался, но Вовик обещал выставить каждому по полбанки за общее дело.
Апельсинчики ему были нужны для какого-то шахер-махера.
Сначала он передал через головы деньги своему корешу, который уже
очередь выстоял, и тот взял ему четыре кило. По четыре кило выдавали
этого продукта. Потом к этому корешу подошел Петька, и тоже взял четыре
кило. Очередь стала напирать. Кореш Вовика лаялся с очередью и сдерживал
напор. Когда к корешу подлез Полтора-Ивана, очередь расстроилась и окру-
жила нас. Началось толковище. Вовик стал припадочного из себя изобра-
жать. Такой заводной мужик, этот Вовик. Ведь гиблое дело, когда тебя ок-
ружает в десять раз больше, чем у тебя, народу и начинается толковище.
Ясно ведь, что тут керосином пахнет, небось уже какой-нибудь мил- чело-
век за милицией побег, а он тут цирк разыгрывает.
Надо было сматываться, но не мог же я от своих уйти, а наши уже кида-
лись на людей, Вовик их завел своей истерикой, и, значит, вот-вот должна
была начаться "Варфоломеевская битва".
Значит, встречать мне своего папашку с хорошим фингалом на фотогра-
фии. Скажу, что за комингс зацепился. Навру чего-нибудь. А вдруг на пят-
надцать суток загремлю?
Ну надо же, надо же! Всегда вот так: только начинаешь строить планы
личного благоустройства, как моментально вляпываешься в милую историю.
Стыд-позор на всю Европу. А еще и Люська здесь. Я ее видел с тем парень-
ком, с Витенькой Колтыгой.
Смотрю, Вовик берет кого-то за грудки, а ПолтораИвана заразного из
себя начинает изображать. Чувствую, все, сам я завожусь. Чувствую, лезу
к кому-то. Чувствую, заехал кому-то. Чувствую, мне каким-то боком отско-
чило. Чувствую, дерусь, позорник, и отваливаю направо и налево. Прямо
страх меня берет, как будто какой-то человек пролез в мой организм.
Тут посыпались у меня искры из глаз, и я бухнулся в снег. Кто-то сшиб
меня двойным боксерским ударом. Тут я очухался, и все зверство во мне
мигом прошло, испарилось в два счета.
Сбил меня паренек, вроде даже щупленький с виду, но спортивный, боро-
датый такой, должно быть, геолог из столичных. Те, кто в наши края при-
езжает, сразу запускают бороды. Вовремя он меня с копыт снял.
Наши уже драпали во все стороны как зайцы. Вовик убежал, и Петька, и
Полтора-Ивана, и другие.
- Пойдем шампанского выпьем, - предложил я бородатому.
Свой парень, сразу согласился, веселый паренек.
- Пошли в "Маяк", угощаю, - сказал я ему.
Денег у меня, конечно, не было, но я решил Эсфирь Наумовну уломать.
Пусть запишет на меня, должен же я угостить этого паренька за хороший и
своевременный удар.
- Пошли, старик, - засмеялся он.
- А ты с какого года? - спросил я его.
- С тридцать восьмого.
- Совсем пацан, ей-Богу. Действительно, я старик. Небось десятилетка
за плечами? - спрашиваю я его.
- Институт, - отвечает. - Я строитель. Инженер.
И тут подходит к нам девица, такая, братцы, красавица, такая стиляга,
прямо с картинки.
- Катька, знакомься, - говорит мой дружок, - это мой спарринг-парт-
нер. Пошли с нами шампанское пить.
- А мы очередь не прозеваем, Колька? - говорит девица и подает мне
руку в варежке. А я, дурак, свою рукавицу снимаю.
- Корень, - говорю, - тьфу ты, Валькой меня зовут... Валентин Костю-
ковский.
Пошли мы втроем, а Катюшка эта берет нас обоих под руки, понял? Нет,
уговорю я Эсфирь Наумовну еще и на шоколадные конфеты.
- Крепко бьет ваш Колька, - говорю я Катюше. - Точно бьет и сильно.
- Он у меня такой, - смеется она.
А Колька, гляжу, темнеет. Такой ведь счастливый, гад, а хмурится еще.
На его месте я бы забыл, что такое хмурость. Пацан ведь еще, а институт
уже за плечами, специальность дефицитная на руках, жилплощадь небось
есть, и девушка такая, господи Боже.
В хвосте очереди я заметил Петьку. Он пристраивался, а его гнали, как
нарушителя порядка.
- Да я же честно хочу! - кричал Петька. - По очереди. Совесть у вас
