те чего-нибудь выпить.
Я видел, что усталость его тяжела, как гора, что он просто подламыва-
ется под своими улыбками.
- Коктейль "Загадка", - сказал я и подвинул ему бокал.
- Что я вам, Угадайка, что ли? - сострил он. - Дайте коньяку.
Сзади медленно, деликатно приближались люди из его партии. У них пря-
мо скулы свело от нетерпения.
- Ну, Арик? - спросила Катя.
- Ни черта! - махнул он рукой. - Сернистая вода. Все напрасно. Завтра
встаем на новый маршрут.
А ЗАВТРА...
Кончился апельсиновый вечер. Будьте уверены, разговоров о нем хватит
надолго. А завтра...
Впереди пойдут бульдозеры, за ними тракторы-тягачи потащат оборудова-
ние - вышку, станок, трубы... Может быть, вертолет перебросит часть лю-
дей, и они займутся расчисткой тайги для буровой площадки. К вечеру люди
влезут в спальные мешки и погрузятся в свои мечты. Может быть, Витя Кол-
тыга найдет время полистать журнал "Знание - сила", а уж Базаревич-то
наверняка поваляется в снегу, а Кичекьян закроет глаза и услышит гремя-
щий фонтан нефти.
Синоптики предсказывают безветренную погоду.
- Больше верьте этим брехунам, - ворчат на "Зюйде".
Вслед за ледоколом в шорохе размолотого льда пойдет флотилия сейне-
ров. Ледокол выведет их к теплому течению и даст прощальный гудок. У Ге-
ры Ковалева руки как доски, трудно ему держать карандаш.
- Талант ты, Гера. Рубай компот, - скажут ему вечером в кубрике Иван,
и Боря, и Валя Костюковский.
Может, кому-нибудь и помогает крем "Янтарь", но только не Люсе Крав-
ченко. Поплывут по ленточному транспортеру кирпичи. Все выше и выше под-
нимаются этажи. Кран опускает контейнеры прямо в руки девчат. Еще один
контейнер, еще один контейнер, еще один этаж, еще один дом, магазин или
детские ясли, и скоро вырастет город, и будет в нем памятник Ильичу, и -
после работы - Люся со своим законным мужем Витей Колтыгой пойдет по
проспекту Комсомола в свою квартиру на четвертом этаже крупноблочного
дома. Вот о чем думает Люся.
- Эй, мастер, нос обморозишь! - крикнет Коля Марков задумавшемуся
Калчанову, и тот вздрогнет, сбежит вниз по лесам, "прихватывая" подсоб-
ников.
- "Евгений Онегин" - образ "лишнего человека", продиктует Катя Пиро-
гова тему нового сочинения.
Кончился апельсиновый вечер.
Завтра все войдет в свою колею, но пока...
Глава ХVII
ВИКТОР КОЛТЫГА
Все равно это был лучший вечер в моей жизни. Индукция меня подвела,
шут с ней. Я сказал Люсе, что люблю находить, наверное, наврал. Я больше
люблю искать.
- Значит, завтра опять уходишь? - спросила она.
- Что ж поделаешь.
- Надолго?
- На пару месяцев.
- Ой!
- Но я буду приезжать иногда. Здесь недалеко.
- Правда?
- Впрочем, лучше не жди. Будет тебе сюрприз. Люська, скажи, ты чест-
ная?
- Да, - прошептала она.
Мы вышли из столовой и секунду постояли на крыльце, обнявшись за пле-
чи.
Луна висела высоко над нами в спокойном темном небе. На площади перед
столовой "Маяк" толпа, сосредоточенно пыхтя, поедала апельсины. Оранже-
вые корки падали в голубой снег. Бичам тоже немного досталось.
1962
СЮРПРИЗЫ
Записи! Достает Л. Соколов. Герка все знает.
Что получится, если ежа женить на змее? Ответ: два метра колючей про-
волоки.
Ее зовут Людмила Гордон. Ого!
Современный стиль "бибоп" связан с именем головокружительного Чарльза
Паркера.
Татьяна, ты роковая женщина.
А ты болван!
Сама дура.
В понедельник комсомольское. С занесением в личное, как пить дать.
Мраморный зал. А0-00-04
Выпивон - Герка, закуску принесут девочки. Музыку притащат медики,
дух взаимопонимания внесу я.
Мне тошно.
Констебль и Тернер похожи на импрессионистов, а жили гораздо раньше.
Художники хорошие у англичан, мощные писатели, а композиторы? Не знаю
ни одного. Узнать!
Блок писал: чтобы понимать лирику, надо самому быть "немного в этом
роде".
Позвонить Соколову насчет записей.
Кирилл, смотаемся в перерыве?
?
На "Плату за страх"?
!
Михаил лежал с ногами на диване и читал свою старую записную книжку,
которая неожиданно обнаружилась в ящике письменного стола. Кажется, мама
за эти три года не притрагивалась к его бумагам. Михаил шевелил пальцами
босых ног и улыбался. Веселое была время. И когда все вместе, и с девуш-
кой, и грусть даже была веселой. Идешь один, тошно тебе, тучи громоздят-
ся на горизонте, и вдруг струя какого-то особенного ветра или запах мок-
рых листьев на бульваре - и тебе хочется рвануться и побежатьпобежать-
побежать... И бежишь как бешеный (хорошо, что еще не зажгли фонарей),
заскакиваешь в телефонную будку, вынимаешь вот эту записную книжку и,
услышав чей-то голос, начинаешь басом читать стихи, а сам смотришь стек-
лянным взглядом за черный контур Ленинграда и, холодея, чувствуешь, что
там море. Сейчас все как-то иначе. Время прошло, прошла юность. Сейчас
идет молодость. Зрелая молодость, хе-хе-хе. И вот спустя три года ты са-
дишься к своему старому письменному столу и находишь в нем все так, как
было. Стол стоит словн
Михаил отложил записную книжку и обвел глазами комнату. В зеркале,
висящем на прежнем месте, отражались голые ступни и раскрытый чемодан.
Михаил прилетел в Ленинград несколько часов назад. В ушах его еще стоял
грохот и свист невероятной дороги. Самолет Певек-Магадан, самолет Мага-
дан-Хабаровск, самолет Хабаровск-Москва, самолет Москва-Ленинград. Двад-
цать четыре часа грохота и свиста! Неистовая техника двадцатого века
проволокла его через весь континет и сбросила на старый диван, который
равнодушно и радушно принял в свое лоно хозяина, маменькина сынка Мишу,
стильного малого Майкла, двадцать пятый номер факультетской баскетболь-
ной команды. Словно и не было этих трех лет. Откуда может знать старая
рухлядь про эти три года? Старая, дореволюционная, выцветшая, пообтре-
панная рухлядь? Давно пора все это выбросить отсюда и заменить современ-
ной мебелью. Старые друзья, свидетели нашей жизни! Милые добрые памятни-
ки юности!
Зазвонил телефон. Чутко со стороны мамы, даже телефон она оставила
здесь. Когда-то Михаил потребовал, чтобы телефон из бывшего кабинета от-
ца был перенесен к нему в комнату. Он объяснил, что телефон необходим
ему для "творческих консультаций". Тогда они вдвоем с Кириллом писали
киносценарий. И это действительно было очень удобно: не вставая с дива-
на, он мог трепаться с Кириллом, и с Людкой Гордон, и со всем городом, с
кем угодно.
- Алло!
- Старик! - завизжал в трубку Кирилл.
- Это ты, старик? - изумленно спросил Михаил.
- Конечно, старик, это я.
- Боже мой, это ты!
- Ну да, старик.
- Это ты, старик, черт тебя подери!
- Ты не помешался, старик, после перелета? - заботливо спросил Кирилл
своим удивительно ребячьим голосом.
- Прости, старик, последнее письмо я получил от тебя с Урала, поэтому
я и был поражен сейчас.
- Последнее письмо! - засмеялся Кирилл. - Это было больше года назад,
и ты, конечно, не ответил.
- Я ответил. Месяца через три. Ночевали в Усть- Майе, и я настрочил
тебе целое послание, шедевр эпистолярного жанра.
- Хорош ответ! Я получил его через полгода в Питере. Ребята с Урала
переслали мне его сюда.
- Какого же черта ты не отвечал?
- Как раз собирался ответить, старик.
Они захохотали. Михаил легко представил, как трясется от смеха его
толстый друг, обжора и выдумщик. Наконец Кирилл собрался с силами.
- Слушай, старик. Мне вчера Антонина Сергеевна сообщила, что ты ве-
зешь свои кости обратно, и я уже все обдумал.
- Ты уже все обдумал! - восхитился Михаил.
- Все до мелочей. Собираемся у меня в восемь. Постараюсь, чтобы были
все старики, все, кто сейчас в городе. Есть кое-какие сюрпризики для те-
бя.
- Выкладывай сейчас.
Кирилл немного помолчал.
- Сам увидишь. Итак, сэр, без церемоний, просто в смокинге, ровно в
восемь. Тряхнем стариной, а?
После Кирилла позвонил Глеб Поморин. Оказалось, что он уже знает о
сборище у Кирилла.
- Я к тебе сейчас приеду, и пойдем вместе, - предложил Михаил.
- Ладно, приезжай. Только я теперь не там живу.
- Где же?
- Ты помнишь адрес Татьяны?
- Танькин дом? Еще бы не помнить. Что? Ты теперь там живешь? Давно?
Два года уже? Сын у вас? Черт бы вас побрал, старики!
Михаил повесил трубку и стал надевать ботинки. Он испытывал странное
чувство, похожее на ревность, хотя никогда не ухаживал за Танькой и ни-
когда... Нет, однажды на вечеринке он попытался ее обнять, но это было
просто так. Ему тогда казалось, что все девчонки в него влюблены. Полу-
чил по щеке. Очень был расстроен, а через пять минут целовался с Людой
на балконе. А Кирилл стрелял в них из водяного пистолета. В тот вечер
все словно с ума посходили. Надо будет отыскать Люду, но это потом.
Михаил оделся очень тщательно (пусть не думают, что на Севере оди-
чал), поговорил с мамой (Ну, конечно, мамочка, до развода мостов обяза-
тельно. Правда, я повзрослел и поумнел. Да-да, завтра собирай всех родс-
твенников, отдаюсь на растерзание), вышел на улицу, посмотрел, как разъ-
езжаются такси со стоянки, вдохнул всей грудью ленинградский воздух (о
да, это ленинградский воздух!) и пошел по проспекту.
"Я люблю этот город, - подумал он, - и пойду по нему пешком".
Идти было как-то странно, он не понимал отчего, а потом догадался:
руки не заняты ничем. Он уже отвык ходить со свободными от ноши руками.
Он долго шел, пока не вышел на набережную канала, где высился серый Та-
нин дом. Пошел к дому, с удовольствием стуча каблуками по старым камен-
ным плитам, и тут увидел Таню. Она шествовала навстречу и катила перед
собой детскую коляску. В коляске стоял и смотрел вперед, как капитан,
маленький Поморин. Таня, как и раньше, была очень модно одета. Михаил
остановился. Татьяна равнодушно прошла мимо.
- Здорово, мать, - сказал он.
Она вздрогнула и обернулась.
- Мишка!
И бросилась целоваться.
"А раньше-то не разрешала дотронуться", - подумал он, целуя ее.
- Познакомь с Глебовичем, - попросил он.
- Ваня, это дядя Миша, - сказала Таня.
- У-у, -грозно сказал малыш.
- Это он тебя пугает. Он всех незнакомых сначала пугает.
Михаил протянул малышу шоколадку.
- Ты с ума сошел! - закричала Таня. - У него всего три зуба, а ты ему
шоколад. - Она посмотрела на этикетку. - Съем сама.
Они сели на гранитную скамейку. Стали есть шоколад и болтать.
- Ну, как живешь?
- А Глеб?
- Учится на заочном, на следующий год кончает. Ты его не узнаешь. Он
такой стал... не такой, как был. Еле уговорила его уйти из рабочего об-
щежития. Вот видишь, ты даже не знаешь, что он там жил. Только когда я,
- она нарисовала пальцем в воздухе, - только тогда он переехал к нам.
Тесно, из-за этого и ругаемся, наверное, - закончила она задумчиво, гля-
дя в сторону.
- Танька, а разве вы с Глебом раньше?..
- Да. Он мне писал стихи.
- Кто тебе не писал стихов? Я тоже писал.
- Ты только издевался надо мной. И в стихах тоже. Ведь у тебя же не
было ко мне ничего серьезного. Правда, Мишка? Нет, ты скажи прямо.
- Конечно, не было, - сказал Михаил.
Появился здоровенный, неузнаваемый Глеб. Минуты две Глеб и Михаил
хлопали друг друга по спинам и мычали нечленораздельное. Потом вышла Та-
нина мама и увезла Ваню. Малыш помахал Михаилу ручкой. Супруги Поморины
покосились на Михаила. Тот изобразил восторг. Он знал, что маленькими
надо восторгаться.
- Ты все-таки надел этот галстук? - ядовито спросила Таня у мужа.
- Да, я надел этот, - твердо ответил Глеб и посмотрел на нее.
Второй сюрприз сразил Михаила. Это была Людмила Гордон в очень широ-
кой блузке, которая, однако, уже ничего не могла скрыть. Люда открыла им
дверь Кирилловой квартиры и, увидев Михаила, сразу же покраснела. Помо-
