- Пойдем танцевать, - сказала Люся.
Она встала и пошла вперед. Я нарочно помедлил, и, когда она оберну-
лась, заметил, какая она вся, и подумал, что жизнь Виктора Колтыги на
текущий момент складывается неплохо, а если бы еще сегодня скважина дала
нефть и началась бы обычная для этого дела сенсация, то я бы под шумок
провел недельку с Люськой...
Почему-то я был уверен, что именно сегодня, именно в эту ночь в нашем
миленьком распадке ударит фонтан.
- Тебе хорошо? - спросил я Люсю.
- Мне никогда не было так, - прошептала она. - Такой удивительный ве-
чер. Апельсины... Правда, хорошо, когда апельсины? Я хотела бы, чтоб они
были всегда. Нет, не нужно всегда, но хоть иногда, хотя бы раз в год...
Говорите мне о любви,
Говорите мне снова и снова,
Я без устали слушать готова,
Там-пам-ра-ри...
Опять я не мог разобрать последних слов.
- Пойду еще раз поставлю эту пластинку.
- Она уже всем надоела.
- Надо же разобрать слова.
Это была не пластинка, а покоробленная рентгеновская пленка. Звукос-
ниматель еле справлялся с нею, а для того, чтобы она крутилась, в сере-
дине ее придавливали перевернутым фужером.
Глава ХVI
НИКОЛАЙ КАЛЧАНОВ
Я громко читал меню:
- Шашлык из козлятины со сложным гарниром!
Конечно, кто-то уже нарисовал в меню козла и написал призыв: "Пожуй и
передай другому".
- Коктейль "Загадка", - читал я.
- Конфеты "Зоологические".
Катя веселилась вовсю.
- Сережа, ты уже разрешил все загадки? - спрашивала она. - Наверное,
ты уже съел целого козла. Я слышала, в сопках стреляли, - наверное, спе-
циально для тебя загнали какого-нибудь архара. Колька, я правильно гово-
рю: архара, да?
Сергей вяло улыбался и грел ее руки, взяв их в свои. Он был налитой и
мрачный, должно быть, действительно много съел, да и выпил немало.
Когда мы заходили в столовую с галантным бичом, Костюковским, Сергей
был еще свеж. Он ужинал вместе с заведующим, они чокались, протягивали
друг другу сигареты и смеялись. Приятно было смотреть на Сережу, как он
орудует вилкой и ножом, прикладывает к губам салфетку, - с таким челове-
ком приятно сидеть за одним столом. Он махнул нам рукой, но мы чокнулись
с Костюковским и пошли обратно в очередь.
Я, должно быть, еще мальчишка: меня удивляет, как Сергей может быть
таким естественным и свойским в отношениях с пожилыми людьми традицион-
ноначальственного вида. Я просто теряюсь перед каракулевыми воротниками,
не знаю я, как с ними нужно разговаривать, и поэтому или помалкиваю, или
начинаю хамить.
Когда мы втроем прилетели в Фосфатогорск, Сергей как раз справлял но-
воселье. Он был потрясен тем, что мы приехали сюда, я и Арик, и, конеч-
но, был потрясен Катей. А меня потрясло то, что Сергей стал моим началь-
ником, и, разумеется, все мы были поражены его квартирой - уголком мо-
дерна на этой бесхитростной земле.
Конечно, мы были приглашены на новоселье. Мы очень монтировались, как
говорят киношники, со всем интерьером. Как ни странно, начальники и их
жены тоже хорошо монтировались. Одну я сделал ошибку: пришел в пиджаке и
в галстуке. Сергей мне прямо об этом сказал: чего, мол, ты так церемон-
но, мог бы и в свитере прийти. Действительно, надо было мне прийти в мо-
ем толстом свитере.
Сергей обносил всех кофе и наливал какой-то изысканный коньячок, а
начальники, в общем-то милые люди, вежливо всему удивлялись и говорили:
вот она, молодежь, все у них по-новому, современные вкусы, но ничего,
дельная все-таки молодежь. Ужасно меня смешат такие разговорчики.
Когда мы снова вошли в столовую уже с апельсинами в руках, Сергей си-
дел один. Мы подошли и сели к нему за стол. Он был мрачен, курил сигаре-
ту "Олень", на столе перед ним стояла недопитая рюмка, рядом лежал тихо
пиликающий приемник, а возле стола на полу валялась кожаная куртка и яй-
цевидный шлем. Бог его знает, что он думал о себе в этот момент, может
быть, самые невероятные вещи.
Он дал нам возможность налюбоваться на него, а потом стал греть Кати-
ны руки.
- Доволен? - сказал он мне. - Доказал мне, да? Высек меня, да?
- Угости меня чем-нибудь, Сережа, - попросил я.
- Пей, - он кивнул на бутылку.
Я выпил.
- Женщине сначала наливают.
- Моя ошибка, - сказал я. - Давай, значит, так: ты грей женщине руки,
а я буду наливать женщине.
Он выпустил ее руки.
- Удивляешь ты меня, Калчанов.
Катя подняла рюмку и засмеялась, сузив глаза.
- Он тебя еще не так удивит, подожди только. Сегодня день Калчанова,
он всех удивляет, а завтра он еще больше всех удивит.
- Катя, - сказал я.
- Ты ведь думаешь, он просто так, - продолжала она, - а он не просто
так. Он талант, если хочешь знать. Он - зодчий.
Я молчал, но мысленно я хватал ее за руки, я умолял ее не делать этой
вивисекции, не надо так терзаться, молчи, молчи.
- Это ведь только так кажется, что ему все шуточки, - продолжала она.
- У него есть серьезное дело, дело его жизни...
- Неужели в самом деле? - поразился Сергей, с удовольствием помогая
Катиному самоистязанию.
- Конечно. Он дьявольски талантлив. Он талантливей тебя, Сережа.
Сергей вздрогнул.
- Пойдем-ка танцевать, - сказал я, встал и потащил ее за руку.
- Ты зачем это делаешь? - спросил я, обнимая ее за талию.
Она усмехнулась.
- Пользуюсь напоследок правом красивой женщины. Скоро я стану такой,
что вы все со мной и разговаривать не захотите.
От нее пахло апельсиновым соком, и вся она была румяная, юная, прямо
пионервожатая из "Артека", и ей очень не шел этот тон "роковой женщины".
Мы затерялись в толкучке танцующих, казалось, что нас никто не видит,
казалось, что за нами никто не наблюдает, и мы снова неумолимо сближа-
лись.
Крутился перевернутый фужер на проигрывателе, края пластинки были
загнуты вверх, как поля шляпы, но всетаки звукосниматель срывал какие-то
хриплые странные звуки. Я не мог различить ни мелодии, ни ритма, не раз-
бирал ни слова, но мы все-таки танцевали.
- Успокоилась?
- Да.
- Больше этого не будет?
Я отодвинулся от нее, насколько позволяла толкучка.
- Давай, Катерина, расставим шашки по местам, вернемся к исходной по-
зиции. Этот вариант не получается, все ясно.
- Тебе легко это сделать?
- Ну, конечно. Все это ерунда по сравнению с теми задачами, кото-
рые... Точка. Ведь ты сама сказала: у меня есть большое дело, дело моей
жизни.
- А у меня есть прекрасная формула: "Но я другому отдана и буду век
ему верна". И кроме того, я преподавательница русского языка и литерату-
ры.
- Ну вот и прекрасно!
- Обними меня покрепче!
Без конца повторялась эта загадочная пластинка, ее ставили снова и
снова, как будто весь зал стремился к разгадке.
- Этот вечер наш, Колька, договорились? А завтра - все. Не каждый
день приходят сюда пароходы с апельсинами.
Горит пламя - не чадит.
Надолго ли хватит?
Она меня не щадит,
Тратит меня, тратит...
Я вспомнил тихоголосого певца, спокойного, как астроном. Мне стало
легче от этого воспоминания.
Жить не вечно молодым,
Скоро срок догонит,
Неразменным золотым
Покачусь с ладони...
Я построю города, и время утечет. Я сбрею бороду и стану красавцем, а
потом заматерелым мужиком, а потом... Есть смысл строить на земле? Есть
смысл?
Потемнят меня ветра,
Дождиком окатит.
А она щедра, щедра,
Надолго ли хватит...
А пока мы не знаем печали, не знаем усталости, и по темному узкому
берегу летят наши слепящие фары, и наши пузатые самолеты, теряя высоту,
садятся на маленькие аэродромы, и в шорохе рассыпающихся льдин, гудя си-
ренами, идут в Петрово и Талый ледоколы, и вот приходит "Кильдин" и мы с
Катей танцуем в наш первый и последний вечер, а что здесь было раньше,
при жизни Сталина, помни об этом, помни...
Катя была весела, как будто действительно поверила в эту условность.
Она, смеясь, повела меня за руку к нашему столу, и я тоже начал смеять-
ся, и мы очень удивили Сергея.
- Ты не джентльмен, - резко сказал он.
Пришлось встать и с благодарностью раскланяться. Какой уж я джентль-
мен? Сергей изолировался от нас, ушел в себя, и я, подстраиваясь под Ка-
тину игру, перестал его замечать, придвинулся к ней, взял ее за руку.
- Хочешь знать, что это такое?
- Да.
- Если хочешь знать, это вот что. Это душное лето, а я почему-то
застрял в городе. Я стою во дворе десятиэтажного дома, увешанного бель-
ем. На зубах у меня хрустит песок, а ветер двигает под ногами стаканчи-
ками изпод мороженого. Мне сорок лет, а тебе семнадцать, ты выходишь
из-под арки с первыми каплями дождя.
- Простите, керя, - кто-то тронул меня за плечо.
Я поднял голову - надо мной стоял здоровый парень с пакетом апельси-
нов в руках. Это был один из дружков Виктора Колтыги, один из партии Ай-
рапета.
- Вечер добрый, - сказал он и протянул пакет Кате, - это вам.
Она растерянно захлопала ресницами.
- Спасибо, но у меня есть. Зачем это?
- Для вашего мужа Айрапета... Нара...
- Нарайровича, - машинально подсказала Катя.
Он поставил пакет на стол.
- Есть такая индукция, что нефть сегодня ударит. Может, в город прие-
дет ваш муж, а ему фрукт нужен, как южному человеку. - Он помялся еще
немного возле нас, но Катя молчала, и он пошел к своему столу. Я заме-
тил, что с их стола на нас смотрят. Я увидел, что в Кате все взбаламуче-
но, что в ней гремит сигнал тревоги, что ей нигде нет приюта, и я принял
удар на себя. Я снова взял ее руку и сказал:
- Или наоборот, - дожди, дожди, дожди, переходный вальс в дощатом
клубе. Я пионер старшего отряда, меня ребята высмеивают за неумение иг-
рать в футбол, а ты старшая пионервожатая, ты приглашаешь меня танце-
вать...
Сергей ударил меня ногой под столом. Я несколько опешил: что тут бу-
дешь делать, если человек начинает себя вести таким естественным обра-
зом?
В этот момент к нам протолкались с криками и шутками Стасик и Эдька
Танака. Они свалили на стол свои апельсины, и Эдик стал жаловаться, что
его девушка обманула, не ответила на чувство чемпиона, можешь себе
представить, и мало того - танцует здесь на его глазах с другим парень-
ком, танцует без конца под одну и ту же идиотскую пластинку.
- Понимаешь, я снимаю эту пластинку, а он подходит и снова ставит, я
снимаю, а он опять ставит. Я его спрашиваю: нравится, да? А он говорит:
слов не могу разобрать. А все остальные кричат: пусть играет, что тебе,
жалко, надо же слова разобрать. Дались им эти слова!
- Пейте, ребята, - сказал я, - коктейль "Загадка".
- Роковая загадка, - сказал Стасик, отхлебнув. - Жалею я, ребята,
свой организм.
За столом воцарилось веселье. Пришла Эсфирь Наумовна и что-то такое
принесла. Эдька и Стаська рассказывали, с какими приключениями они ехали
и какой ценой им достались апельсины, а я им рассказывал о своей бога-
тырской схватке с Костюковским. Сергей все доказывал ребятам, что я сво-
лочь, они с ним соглашались и только удивлялись, как он поведет назад
свой мотоцикл.
А Катя тихо разговаривала с Эсфирью Наумовной. Я прислушался.
- Он был такой, - говорила Эсфирь Наумовна, - всякие эти танцы-шманцы
его не интересовали. Он только книги читал, мой Лева, и не какие-нибудь
романы, а всевозможные книги по технике. У него даже девочки не было ни-
когда...
Я не знал, о чем идет речь, но понимал, что не о пустяках. Катя вни-
мательно слушала подвыпившую официантку, она была бледна, и пальцы ее
были сжаты, не было сил у меня смотреть на нее, и в это время из толпы
танцующих выплыло заросшее черной бородой лицо Айрапета.
Катя вскочила. Ее муж, медленно переставляя ноги, подошел к нам.
- Здравствуй, девочка, - сказал он и на секунду прижался щекой к ее
щеке.
- Арик, дружище! - заорал Сергей, тяжело наваливаясь на стол и глядя,
как ни странно, на меня.
- Привет, ребята, - весело сказал Айрапет и опустился на стул. - Дай-
