вкусной и сытной пищи, хоть он и не дурак был поесть и был, можно даже
сказать, обжора. Меня же - средоточие и источник всей этой романтики -
он отныне воистину боготворил и скорее пожертвовал бы собственной рукою,
нежели отказался от чести мне служить.
Мы брели по дороге под снегом, который с приближением утра повалил
всерьез, и, дружески беседуя, установили исходные позиции предстоящей
кампании. Я выбрал себе имя Рейморни, вероятно, оттого, что оно походило
на Роумен, а Роули, повинуясь неодолимой прихоти, нарек Гэммоном. На его
отчаяние невозможно было смотреть без смеха; сам он не нашел ничего луч-
ше, как выбрать себе скромное имя Клод Дюваль! [50]. Мы уговорились, как
вести себя в различных гостиницах, где будем останавливаться, и до тех
пор репетировали все во всех подробностях, покуда не уверились, что нас
невозможно застать врасплох; и можете не со мневаться, что во всех этих
сценках сумка для бумаг играла не последнюю роль. Кто станет брать ее,
кто укладывать в карету, кто сторожить, а кто класть под голову на ночь
- ничего-то мы не упустили, все заранее тщательно предусмотрели; мы упо-
добились сержанту, обучающему новобранцев, и вместе - ребенку, увлечен-
ному новой игрушкой.
- Послушайте, мистер Энн, а ведь покажется чудно, коли мы с вами
явимся на почтовую станцию со всем нашим багажом, - сказал Роули.
- Да, пожалуй, - отвечал я. - Но что тут поделаешь?
- А вот я вам скажу, сэр... вы только послушайте, - начал Роули. -
По-моему, лучше вам явиться на станцию одному, без всякого багажа... ну,
в общем, как положено джентльмену. И вы скажете, что ваш слуга ждет с
багажом при дороге. Я так думаю, я уж какнибудь да справлюсь с этими
окаянными вещами один... по крайности, если вы сперва поможете мне
пристроить их половчее.
- Ну нет, Роули, - воскликнул я, - этого я не допущу! Да ты же ока-
жешься совершенно беззащитен! Любой разбойник с большой дороги, новичок,
молокосос, и тот с легкостью тебя ограбит. А когда я прикачу в карете,
ты скорее всего будешь уже валяться в канаве с перерезанным горлом.
Впрочем, тут есть и здравая мысль, давай-ка проверим ее на опыте, не от-
кладывая в долгий ящик.
И вместо того, чтобы шагать прямиком к Эйлсбери, мы свернули на пер-
вом же перекрестке и направились боковой дорогой чуть севернее, к такому
месту, где Роули мог бы спокойно дожидаться, покуда я не вернусь за ним
в карете.
Снег все валил, кругом было белым-бело, и мы тоже были точно два бро-
дячих сугроба, но едва стало светать, у обочины дороги завиднелся посто-
ялый двор. Немного не доходя, за поворотом дороги и под прикрытием де-
ревьев, я нагрузил Роули всем нашим имуществом и подождал, покуда он не
добрел, спотыкаясь, до "Зеленого дракона" - так гласила вывеска этого
заведения - и не скрылся благополучно в дверях. Тогда я бодро зашагал в
Эйлсбери, радуясь свободе и отличному расположению духа, для которого,
собственно, не было иной причины, кроме снежного утра, хотя, признаться,
снег перестал задолго до того, как я вступил в Эйлсбери, и карнизы домов
курились на солнце. Во дворе гостиницы стояло множество кабриолетов и
фаэтонов, а в дверях ее и у входа в кофейную была нешуточная толчея. Я
со всей очевидностью понял, что дорога эта весьма многолюдна, и меня ох-
ватило недоброе предчувствие: вдруг я не сумею раздобыть лошадей и вы-
нужден буду задержаться в опасном соседстве с моим кузеном... Поэтому
сколь ни был я голоден, а все же первым делом направился к почтмейстеру
- он стоял в углу двора, рослый, ладно скроенный, сам несколько схожий с
лошадью, и, поднеся к губам ключ, безмятежно что-то насвистывал.
Услыхав мою скромную просьбу, он встрепенулся.
- Экипаж и лошадей? - воскликнул он. - Да где же я их возьму? Вот
лопни мои глаза, хоть бы какой тарантас, хоть бы одна завалящая кляча -
ничего у меня нету! Я ведь их не делаю, экипажи-то да лошадей - я их на-
нимаю. Будь вы хоть сам господь бог, неоткуда мне их взять! - выкрикнул
он и вдруг умолк, словно только теперь меня заметил, а потом заговорил
доверительно, понизив голос: - Вы, я вижу, джентльмен, так вот что я вам
скажу: ежели хотите не нанять, а купить, у меня для вас кое-что найдет-
ся. Экипажик лондонской работы, от Лицета. Подержанный, но только самую
малость. Игрушечка, все по самой последней моде. Гарнитура вся как на
подбор, на крыше сетка, платформа для багажа, кобуры для пистолетов...
Самый что ни на есть прекрасный, изысканный выезд, другого такого отро-
дясь не видывал! И все за семьдесят пять фунтов! Прямо задаром!
- Что ж, по-вашему, я сам потащу его, точно уличный торговец тележку?
- вопросил я. - Нет, любезный, уж если мне суждено здесь застрять, лучше
я куплю дом с садом!
- Да вы только подите поглядите! - воскликнул он, подхватил меня под
руку и потащил к службам полюбоваться этим чудом красоты.
Карета и вправду была такой, о какой я мечтал для своего путешествия:
бесспорно богатая, изысканная и, однако, не бросалась в глаза, и, хотя
почтмейстер вовсе не показался мне знатоком, я поневоле с ним согласил-
ся. Карета была густо-малиновая, а колеса - бледнозеленые. Фонарь и
стекла в окошках сверкали, как серебро, а весь экипаж в целом производил
впечатление неприступной чопорности, которая у всякого отобьет охоту
приставать с расспросами и обезоружит всякую подозрительность. С таким
слугой, как Роули, и в такой карете можно преспокойно пересечь из конца
в конец всю Англию, и всюду тебя станут встречать и провожать с низкими
поклонами. Словом, товар пришелся мне по вкусу, и я, видно, не сумел
этого скрыть.
- Ну как? - воскликнул почтмейстер. - Ладно, отдаю за семьдесят, лишь
бы угодить хорошему человеку!
- А лошади? - возразил я.
- Что ж, - сказал он, глянув на свои часы. - Сейчас у нас половина
девятого. Когда прикажете подать?
- И лошади будут, все, как полагается?
- И лошади и все, как полагается! - отвечал он. - Долг платежом кра-
сен. Вы отдадите мне за карету семьдесят фунтов, а я уж вам и упряжку
добуду. Давеча я вам толковал, что мне их взять неоткуда, но ради хоро-
шего человека можно и расстараться.
Ну что вы на это скажете? Конечно же, это не самый разумный поступок
- покупать экипаж всего в каких-нибудь двенадцати милях от дядюшкиного
дома, но таким способом я получал лошадей до следующей станции. А в лю-
бом другом случае, сдается мне, пришлось бы ждать. Так что я выложил
деньги - передал, пожалуй, фунтов двадцать лишку, хотя экипаж и вправду
сработан и снаряжен был на славу, - велел подать его не позднее чем че-
рез полчаса, и пошел подкрепиться завтраком.
Стол, за который я уселся, стоял в глубокой оконной нише, и отсюда
открывался вид на крыльцо гостиницы, а там, словно бы для моего развле-
чения, не иссякал поток отъезжающих; были там и суетливые и беспечные, и
скупцы и моты - в минуту прощания, когда непременно проявляется челове-
ческий нрав, всяк вел себя согласно своей натуре; одних до самого стре-
мени или до дверец кареты провожали чуть не все коридорные, горничные и
лакеи, другие отъезжали без единого провожающего, ибо не сумели завое-
вать ничьего расположения. Меня заинтересовал один постоялец, проводы
которого превратились в настоящее торжество: каждый спешил ему помочь, и
на крыльце толпились не только мальчишки на побегушках, но и буфетчица и
хозяйка гостиницы, явился даже мой приятель-почтмейстер собственной пер-
соной. Видно было также, что всем провожающим весело: путешественник
этот, судя по всему, за словом в карман не лез и не гнушался шутить в
такой компании. Мне не терпелось увидать, что он за птица, я подался
вперед, но тотчас отпрянул и спрятал голову за чайник. Постоялец, выз-
вавший эту суету, оборотился, чтобы помахать всем на прощание, - и кто
бы, вы думали, это оказался? - мой кузен Ален! Он был неузнаваем: в
Эмершеме я видел его взбешенным, мертвенно-бледным, теперь же щеки его
разгорелись от только что выпитого вина, глаза блестели, голову венчала
копна кудрей, он был точно сам Бахус; отлично владел собою и улыбался с
невыносимым превосходством, как человек, который знает, что он здесь лю-
бим и уважаем. Он напомнил мне то ли герцога королевской крови, то ли
слегка постаревшего актера, а быть может, и странствующего торговца, не-
законного дворянского сынка. Еще минута - и вот он уже плавно и бесшумно
несется по дороге к Лондону.
Я перевел дух. С превеликой радостью я подумал о том, как мне повез-
ло, что я вошел в гостиницу со стороны конюшни, а не со стороны крыльца,
и какой верный случай повстречаться со своим кузеном упустил, покупая
малиновую карету. Но тут я вспомнил, что в зале находился лакей. Он, ко-
нечно, видел, как я прятался за чайным прибором, и, конечно же, может
по-своему истолковать этот странный и недостойный джентльмена поступок;
надобно во что бы то ни стало сейчас же рассеять это впечатление.
- Послушай, любезный! - окликнул его я. - Это сейчас отбыл племянник
графа Керуаля, я не ошибся?
- Он самый, сэр. Мы его называем виконт Керуаль, - был ответ.
- Так я и думал, - заметил я. - Ну-ну, будь они прокляты, все эти
французы, вот что я тебе скажу!
- Ваша правда, сэр, - подтвердил лакей. - Они совсем не то, что наши
английские господа.
- А что, очень уж нрав бешеный?
- Верное слово, страх какой он бешеный, этот виконт, сэр, - с
чувством поддержал лакей. - Да что далеко ходить, вот только что нынче
утром: сидит, завтракает и газету читает. И, видать, наткнулся на что-то
про политику, а то про лошадей, да как хватит кулаком по столу, да как
крикнет: "Кюрасо!" Я прямо чуть не подскочил, право слово, как он это
закричал да хлопнул по столу. Нет, сэр, может, у них во Франции так и
водится, а только я вовсе к такому обращению не приучен.
- Газету, говоришь, он читал? - спросил я. - Какую же это газету, а?
- Да вон она, сэр! - воскликнул лакей. - Он, видать, ее обронил.
И, подняв газету с полу, он подал ее мне.
Сказать по правде, я был готов к тому, что увижу, знал, чего ждать,
но когда это предстало моим глазам, напечатанное черным по белому, серд-
це у меня оборвалось. Вот оно! Мрачное предчувствие Роумена не обмануло
его: газета была раскрыта на том самом месте; где говорилось о поимке
Клозеля. Да, сейчас я и сам не отказался бы от стакана кюрасо, но тут же
передумал и приказал подать коньяку. Мне отчаянно захотелось выпить, и
вдруг я увидел, что в глазах лакея блеснула словно бы догадка; конечно
же, он подметил сходство между мною и Аленом, и только теперь меня нако-
нец осенило, какого же я свалял дурака. Ежели Ален вздумает установить,
не заезжал ли я в Эйлсбери, ему, теперь с уверенностью скажут, что заез-
жал и, словно этого было еще не довольно, я сам дал ему примету ценою в
семьдесят фунтов, с помощью которой он сможет проследить мой путь по
всей Англии, - примету в виде малиновой кареты! Изысканный экипаж этот
(который теперь уже казался мне немногим лучше красной повозки палача)
тем временем подали к дверям; я встал из-за стола, не окончив завтрака,
и отъехал. С тем же усердием, с каким Ален устремился на юг, я стремился
на север, уповая (что же мне еще оставалось делать), что меня выручат
противоположное направление и не меньшая скорость.
ГЛАВА XXII
НРАВ И ПОЗНАНИЯ МИСТЕРА РОУЛИ
Мне думается, только теперь я понял наконец, сколь опасно предприя-
тие, которое я затеял. При виде моего кузена с непомерно пышными кудря-
ми, в галстуке, повязанном столь искусно, будто он готовился завоевать
сердце дамы, при взгляде на его лицо - такое красивое, такое словно бы
веселое и, однако, ежели всмотреться получше, отмеченное печатью такой
злобы (сей джентльмен, вне всякого сомнения, спешил на Баустрит, чтобы
