теперь он вконец обезумел! Укройтесь за моей спиной - я совершенно безо-
ружен!" Я спрашиваю себя, мистер Роумен, какова подоплека этой своеоб-
разной шутки, чем она вызвана и не есть ли это самое настоящее преда-
тельство?
- Ваши слова меня не удивляют, - сказал он. - История и в самом деле
из ряда вон выходящая, счастлив наш бог, что она уже позади. И, однако
же, это не предательство, нет-нет, мистер Энн, это не предательство. Ес-
ли вы соблаговолите послушать меня всего лишь минуту, я сумею вам это
доказать. - Казалось, он опять обрел прежнюю живость. - Почему я все это
затеял? - вновь начал он. - Ваш кузен еще не читал ту газетную заметку,
но, как знать, когда бы он ее прочел. Ведь эта проклятая газета могла
оказаться у него в кармане, почем знать? Мы были... можно сказать, мы и
сейчас еще зависим от воли случая, цена которому два пенни.
- А ведь верно, - согласился я. - Об этом я и не подумал.
- Вот видите, - воскликнул Роумен, - вы полагали, это пустяк - ока-
заться героем любопытной газетной заметки. Вы, вероятно, полагали, будто
это тоже способ соблюсти тайну. Но вы глубоко заблуждались. Половина
Англии уже твердит имя Шандивер, еще день-другой, и почта разнесет эту
весть повсюду: такая у нас прекрасная машина для распространения новос-
тей! Вы только подумайте, когда родился мой папенька... впрочем, я отв-
лекся. Вернемся к делу. У нас тут соединились такие горючие вещества,
что мне и подумать страшно - ваш кузен и газета. Стоило ему бросить один
только взгляд на это известие, и что бы теперь уже с нами было? Спраши-
вать легко; отвечать куда сложнее, мой молодой друг. И позвольте вам
сказать: виконт обыкновенно читает именно эту газету. Я уверен, она ле-
жала у него в кармане.
- Прошу меня извинить, сэр, - сказал я. - Я погорячился. Я не понял,
сколь велика опасность.
- Думаю, вы так никогда этого и не поймете, - сказал Роумен.
- Но, право же, это унижение на людях... - начал я.
- Это было безумием. Совершенно с вами согласен, - прервал Роумен. -
Но так повелел ваш дядя, что мне оставалось делать, мистер Энн? Сказать
ему, что вы убили Гогла? Едва ли это было возможно.
- Ну еще бы! - согласился я. - Это только подлило бы масла в огонь.
Да, положение у нас было прескверное.
- Вы даже и сейчас не понимаете, насколько оно серьезно, - заметил
поверенный. - Для вас было крайне важно, чтобы кузен ваш уехал - и не-
медля. Вам тоже необходимо уехать сегодня же вечером под покровом темно-
ты, а как бы вы ухитрились это сделать, окажись виконт в соседней комна-
те? Значит, надо было его выпроводить, и как можно скорее. Задача нелег-
кая.
- Прошу прощения, мистер Роумен, но разве дядя не мог предложить ему
покинуть дом? - спросил я.
- Нет, видно, придется вам объяснить, что это не так просто, как ка-
жется, - отвечал он. - Это дом вашего дяди, говорите вы... совершенно
верно. Но, в сущности, он принадлежит и вашему кузену тоже. У виконта
здесь есть собственные покои; он располагается в них вот уже добрых
тридцать лет, и там полным-полно всякого хлама - корсеты, право слово, и
пуховки, и прочий вздор, который куда более пристал женщине, - однако
никто при всем желании не мог бы доказать, что виконт не хозяин этому
тряпью. У нас были все основания приказать ему покинуть дом, но он с та-
ким же основанием мог ответить: "Хорошо, я уеду, но прежде заберу свои
корсеты и галстуки. Мне надобно уложить девятьсот девяносто девять сун-
дуков немыслимого барахла, которое накопилось у меня за тридцать лет, и
на сборы уйдет по меньшей мере тридцать часов". А что мы могли бы на это
возразить?
- Вы желали бы, чтобы ответ был остроумным? - спросил я. - Я предло-
жил бы двух рослых лакеев и парочку крепких дубинок.
- Храни меня бог от умничающих профанов! - воскликнул Роумен. - Чтобы
я с самого начала совершил беззаконие? Ну, нет! Тут был только один вы-
ход, и я им воспользовался и при этом пожертвовал своим последним патро-
ном. Я его ошеломил. Это дало нам три часа времени, которыми надо поско-
рее воспользоваться, ибо если я в чем и уверен, так это в том, что завт-
ра утром виконт снова будет здесь.
- Что ж, - сказал я. - Признаюсь, я глупец. Верно говорится: бывалый
солдат что дитя! Ведь все это мне даже в голову не приходило.
- А теперь, когда вы поняли, вы по-прежнему не желаете уезжать из
Англии? - спросил он.
- По-прежнему, - отвечал я.
- Но это необходимо, - возразил он.
- Это невозможно, - сказал я. - Доводы разума тут не помогут, и не
тратьте их понапрасну. Довольно будет сказать, что речь идет о делах
сердечных.
- Даже так? - промолвил Роумен, покачивая головой. - Да, в этом можно
было не сомневаться. Засадите их в больницу, заприте в тюрьму, напяльте
на них желтую куртку, - что бы вы ни делали, молодой Джессами все равно
найдет свою Дженни. А, поступайте, как знаете; я слишком много повидал
на своем веку и, конечно же, не стану спорить с молодым джентльменом,
которому угодно было вообразить, будто он влюблен; нет уж, благодарю по-
корно, меня на мякине не проведешь. Я только хочу, чтобы вы понимали, на
что идете: вас ждет тюрьма, скамья подсудимых, виселица и петля - ужасно
грубая проза, мой молодой друг. Грубая и грязная, и все вполне всерьез -
никакой поэзии!
- Что ж, вы меня предостерегли, - весело возразил я. - Просто невоз-
можно было бы сделать это изящней и красноречивей. Но я по-прежнему стою
на своем. Пока я вновь не увижу ту, к которой стремлюсь всем сердцем,
ничто не заставит меня покинуть Великобританию. Кроме того...
Но тут я прикусил язык. Я чуть было не поведал ему про гуртовщиков,
но слова замерли у меня на губах. Ведь многотерпению поверенного тоже
может прийти конец. В общей сложности я пробыл в Англии совсем недолго,
причем большую часть времени находился в плену, в Эдинбургской крепости,
и тем не менее, как уже признался поверенному, заколол человека ножница-
ми, а сейчас едва не проговорился, что порешил другого дубинкой! На меня
накатила волна благоразумия, холодная и глубокая, как море.
- Коротко говоря, сэр, тут замешаны чувства, - заключил я, - и ничто
не удержит меня от поездки в Эдинбург.
Ежели бы я выстрелил ему в ухо из пистолета, он и то не так бы испу-
гался.
- В Эдинбург! - повторил он. - В Эдинбург, где вас знает каждая соба-
ка?!
- Ну вот, теперь вам все известно, - произнес я. - Но бывает же, что
смелость города берет, мистер Роумен! Учат же воинов появляться именно
там, где враг меньше всего их ожидает! А где он ждет меня меньше всего?
- Клянусь честью, это не так уж глупо! - воскликнул поверенный. - В
самом деле отлично придумано. Все свидетели, кроме одного, утонули, а
этот один нам не страшен: он заперт в тюрьме. Вы же изменились до неуз-
наваемости... будем надеяться, что это так... и прогуливаетесь по улицам
того самого города, где вы дали волю вашей... ну, скажем, вашему своео-
бычному нраву! Право, неплохо придумано!
- Так вы одобряете мою поездку? - спросил я.
- Одобряю?! - сказал он. - Какое уж тут одобрение! Я одобрил бы
только одно: ваш немедленный отъезд во Францию.
- Ну, по крайней мере вы не вовсе не одобряете мою поездку? - попра-
вился я.
- Нет, не вовсе. А если бы и вовсе не одобрял, это бы ничего не изме-
нило, - отвечал Роумен. - Поступайте по-своему: вас не переубедишь. И я
не думаю, что там вы будете в большей опасности, чем в любом другом мес-
те в Англии. Дайте слугам уснуть, а тогда выходите на проселок и шагайте
без роздыха ночь напролет, как поется в песенке. Утром наймите карету
или, если угодно, садитесь в почтовый дилижанс и продолжайте путешест-
вие, соблюдая все приличия, а также по мере сил и осторожность.
- Я пытаюсь представить себе эту картину, - сказал я. - Дайте срок,
не торопите меня. Я хочу увидеть tout ensemble [45], а подробности меша-
ют вообразить картину в целом.
- Шут! - пробормотал поверенный.
- Ну вот, теперь вижу. И вижу, что меня сопровождает слуга, и слуга
этот именуется Роули, - сказал я.
- Чтобы вас связывала с дядей еще одна нить? - заметил поверенный. -
Куда как благоразумно!
- Прошу прощения, но так оно и есть! - воскликнул я. - Благоразумно -
самое подходящее слово. Я же не собираюсь прятаться всю жизнь. Ради од-
ного ночлега незачем возводить каменные палаты. Это всего лишь палатка -
мимолетное видение, - поглядели, восхитились, и вот оно уже исчезло. Ко-
роче говоря, тут требуется trompe l'oeil [46], которого бы хватило на
двенадцать часов, проведенных в гостинице. Разве я не прав?
- Правы, но прав и я, когда вам возражаю. Если
Роули будет с вами, опасность только возрастет, - сказал Роумен.
- Роули отлично выдержит испытание, когда его увидят издали на запят-
ках несущейся по дороге кареты. Он выдержит испытание и в гостинице,
когда его встретят в коридоре, поглядят вслед, спросят, кто таков, и ус-
лышат в ответ: "Лакей господина из четвертого номера", - этакий провор-
ный, воспитанный молодой человек. Он всюду выдержит испытание, только бы
нам не встретился кто-нибудь, кто знает его в лицо. Ну, а в этом случае,
дорогой сэр, что с него спрашивать? Понятно, ежели нам повстречается мой
кузен или кто другой из тех, что присутствовали на нынешнем вечернем
представлении (кстати сказать, весьма благоразумном), мы пропали, спору
нет. Как ни удачен маскарад, всегда найдется уязвимое местечко; в этих
случаях, если позволительно такое сравнение (оно само напрашивается при
взгляде на карман вашего жилета), всегда прихватываешь с собою табакер-
ку, полную случайностей. Если я возьму с собой Роули, она не станет ни
на гран тяжелее. Короче говоря, малый он честный, любит меня, я ему до-
веряю, и в конце концов он же мой слуга.
- Он может не согласиться, - возразил Роумен.
- Бьюсь об заклад на тысячи фунтов - согласится! - воскликнул я. - Но
неважно, вы только отправьте его нынче ночью на перекресток, а остальное
предоставьте мне. Уж поверьте, он охотно останется моим слугой и, по-
верьте, отлично справится.
Говоря это, я прошел в другой конец комнаты и принялся делать смотр
своему гардеробу.
- Что ж, - сказал Роумен, пожав плечами, - одной опасностью больше,
одной меньше... вы бы сказали: a la guerre comme a la guerre [47]. Пус-
кай мальчишка едет, по крайности будет вам помощник. - И он уже собрался
было позвонить, но тут заметил, что я роюсь в гардеробе. - Напрасно вы
так любовно разглядываете все эти сюртуки, жилеты, галстуки и прочие
доспехи. Вам незачем превращаться в щеголя. В конце концов это даже про-
тиву нынешней моды.
- Вам угодно шутить, сэр, - сказал я. - А меж тем вы по этой части не
знаток. От туалетов зависит моя жизнь, они помогают моему маскараду; но
взять с собою их все я не могу, а потому спешить с выбором было бы прег-
лупо. Поймите наконец, что мне надобно. Я хочу быть незаметным, это пер-
вое; второе, я хочу быть незаметным в карете и с лакеем. Неужто вы не в
состоянии понять, сколь сложно выбрать для этого подобающее платье? Все
предметы моего туалета должны быть не слишком грубы и не слишком изыс-
канны: rien de voyant, rien qui detonne [48]; я должен обратиться в сос-
тоятельного молодого человека приятной наружности, каких немало, который
путешествует как ему и положено и о котором хозяин гостиницы позабудет в
тот же день, а горничная, быть может, украдкой вздохнет, ну и бог с ней!
Так одеться - искусство весьма тонкое.
- Я с успехом в нем упражняюсь вот уже полвека, - с усмешкой сказал
Роумен. - Черная тройка и чистая сорочка - вот вам самое верное
средство.
- Вы меня удивляете. Никак от вас не ожидал суждений столь поверх-
ностных! - сказал я, обдумывая меж тем, какому из двух сюртуков отдать
предпочтение. - Помилуйте, мистер Роумен, да разве у меня такая же седая
