оно было дорогим мехом и слегка распахнуто, чтобы все видели сорочку
тончайшего полотна, пестрый жилет и усыпанные драгоценными камнями часо-
вую цепочку и брелок. Нога была обута - хоть сейчас на выставку. Пос-
кольку самые разные люди, которых никак нельзя было заподозрить в сгово-
ре, отмечали наше сходство, я, разумеется, не могу полностью его отри-
цать. Но, должен признаться, сам я его не заметил. Бесспорно, иные сочли
бы, что кузен мой красив - красою картинной, пышной, в которой главную
роль играла осанка, выразительный профиль и вызывающая манера держаться;
легко представить, как эдакий франт, разодетый в пух и прах, красуется
на трибунах во время скачек или с важным видом прогуливается по Пикка-
дилли и пожирает взглядом всякую проходящую мимо женщину, а все разнос-
чики угля в восхищении пялят на него глаза. Сейчас лицо его, помимо во-
ли, выдавало его чувства. Он был мертвенно-бледен, губы его кривила
улыбка, вернее, злобный оскал, в котором явственно сквозила такая жгучая
ненависть, что я был потрясен, но вместе с тем невольно собрал все му-
жество для предстоящей схватки. Он смерил меня взглядом, затем снял шля-
пу и отвесил поклон.
- Мой кузен, я полагаю? - сказал он.
- Имею честь состоять в сем лестном родстве, - отвечал я.
- Напротив, это мне весьма лестно, - возразил он, и голос его задро-
жал.
- Сколько я понимаю, мне следует принять вас со всем радушием, - ска-
зал я.
- Вот как? - удивился он. - Эта скромная обитель спокон веку была мо-
им домом. И вы напрасно утруждаете себя обязанностями хозяина. Право же,
роль эта куда более к лицу мне. И, кстати, я не могу отказать себе в
удовольствии сделать вам комплимент. Для меня приятная неожиданность ви-
деть вас в платье джентльмена и убедиться, - при этом он глянул на рас-
сыпанные по полу ассигнации, - что ваши нужды уже столь щедро удовлетво-
рены.
Я поклонился ему, и улыбка моя, должно быть, дышала не меньшей нена-
вистью.
- Нуждающихся в нашем мире такое множество, - сказал я. - Благотвори-
телю приходится делать выбор. И вот один облагодетельствован, а другому,
который ничуть не богаче, а быть может, даже весь в долгу, как в шелку,
приходится уйти ни с чем.
- Злоба - очаровательное свойство, - сказал он.
- И зависть, вероятно, тоже? - был мой ответ.
Виконт, по всей видимости, почувствовал, что в этом поединке ему не
удастся взять надо мною верх; возможно, он даже испугался, что потеряет
власть над собой, хотя с самого начала разговора изо всех сил держал се-
бя в узде. Во всяком случае, при последних моих словах он резко отворо-
тился от меня и с оскорбительным высокомерием спросил поверенного:
- С каких это пор вы позволяете себе распоряжаться в этом доме, мис-
тер Роумен?
- Не возьму в толк, о чем вы говорите, - возразил Роумен. - Никаких
распоряжений я не отдавал, по крайности таких, которые не входили бы в
круг моих обязанностей.
- Тогда по чьему же приказу меня не впускают в комнату дяди? - вопро-
сил мой кузен.
- По приказу доктора, сэр, - отвечал Роумен. -
И я полагаю, даже вы согласитесь, что у него есть на это право.
- Поосторожней, мистер законник! - воскликнул
Ален. - Не забывайтесь. Ваше положение отнюдь не так прочно, как вам
кажется, милейший. Я нисколько не удивлюсь, ежели за нынешние ваши труды
вам откажут от места, и в следующий раз я увижу вас где-нибудь у дверей
трактира и швырну вам милостыню, чтоб вам было на что залатать ваши рва-
ные локти. Так это доктор распорядился закрыть предо мною двери? Нет,
меня не проведешь! Нынче вечером вы занимались с графом делами, и сей
бедствующий молодой человек тоже получил аудиенцию, во время которой,
как я рад заметить, самолюбие не помешало ему позаботиться о своей выго-
де. Хотел бы я знать, чего ради вы понапрасну пытаетесь увильнуть от
прямого ответа?
- Ну что ж, не стану отпираться, - сказал мистер Роумен, - или, как
вам угодно было выразиться, увиливать. Приказание это исходит от самого
графа. Он не желает вас видеть.
- Ив этом я должен поверить на слово Дэниелу Роумену? - спросил Ален.
- За отсутствием свидетелей, внушающих вам большее доверие, - сказал
Роумен.
От этих слов по лицу моего кузена прошла судорога, и я отчетливо слы-
шал, как он заскрипел зубами, но заговорил он, к моему удивлению, почти
добродушно:
- Послушайте, мистер Роумен, не будем мелочны! - Он пододвинул стул и
сел. - Вы меня обошли, я понимаю. Вы представили своего наполеоновского
солдата, и, ума не приложу, как это случилось, но он, видимо, был принят
благосклонно. Чтобы поверить этому, мне не требуется иных доказательств,
довольно и того, что он в буквальном смысле слова осыпан деньгами - я
полагаю, он их раскидал, обуянный восторгом, ведь он никогда еще не ви-
дывал столько золота. Перевес покуда на вашей стороне, но игра еще не
окончена. Возникнут вопросы о беззаконном влиянии, и секвестре, и про-
чее; мои свидетели ждут только знака. Я говорю вам об этом без стесне-
ния, ибо из моих слов вы не можете извлечь для себя никакой выгоды; и уж
если до того дойдет, у меня есть все основания надеяться, что я возьму
верх, а вас погублю.
- Поступайте, как угодно, воля ваша, - отвечал Роумен, - но вот мой
совет: лучше вам ничего такого не затевать. Вы только выставите себя на
посмешище, только понапрасну истратите деньги, которых у вас не так уж
много, и покроете себя позором.
- Вот тут-то вы допускаете столь свойственную людям ошибку, мистер
Роумен! - заметил Ален. - Вы презираете вашего противника. Сделайте ми-
лость, рассудите, сколько неприятностей я могу вам доставить, если поже-
лаю. Рассудите, как неприглядно выглядит ваш protege [41] - беглый воен-
нопленный! Но я крупный игрок. Я брезгую такими мелкими преимуществами.
При этих словах мы с Роуменом обменялись торжествующими взглядами.
Очевидно, Ален еще ничего не знал о поимке Клозеля и о том, что негодяй
меня изобличил. Страх наконец отпустил поверенного, и он тот же час пе-
ременил тактику. С видом самым небрежным он взял все еще валявшуюся на
столе газету.
- Я полагаю, мсье Ален, что вами руководит некое заблуждение. По-
верьте мне, вы бьете мимо цели. Вы как будто намекаете на возможность
какого-то соглашения. Я весьма от этого далек. Вы подозреваете, что я
склонен вести с вами какую-то игру, скрывать от вас истинное положение
дел. Но ведь я не вправе раньше времени или слишком подробно излагать
вам то, что, вынужден заметить, чревато для вас крайне серьезными пос-
ледствиями. Нынче вечером ваш дядя уничтожил свое прежнее завещание и
составил новое в пользу вашего кузена Энна. Более того, если желаете, вы
можете услыхать это из его собственных уст! Это я, во всяком случае, го-
тов взять на себя, - прибавил поверенный, вставая. - Не угодно ли после-
довать за мною, господа?
Мистер Роумен так стремительно вышел из комнаты, и Ален так стреми-
тельно последовал за ним, что я едва успел подобрать оставшиеся деньги,
сунуть их в сумку и запереть ее, после чего даже бегом насилу догнал их,
пока они еще не скрылись в лабиринте коридоров дядюшкиного дома. Должен
признаться, шел я с двойственным чувством, ибо стоило мне вспомнить, что
мои сокровища остались под защитой всего лишь жалкой крышки и замка, ко-
торый ничего не стоит отомкнуть или сломать, меня бросало в жар. Роумен
привел нас в какую-то комнату, просил посидеть, покуда он посовещается с
доктором, и скрылся за другой дверью, оставив нас с Аленом наедине.
Поистине Ален с первой минуты знакомства даже и не пытался снискать
мое расположение: каждое его слово было проникнуто недружелюбием, за-
вистью и тем презрением, которое можно сносить, не чувствуя себя унижен-
ным, ибо оно порождено злобой. Что до меня, я тоже не скрывал неприязни,
однако вдруг ощутил жалость к этому человеку, хоть и знал, что он наем-
ный шпион. Судьба обошлась с ним несправедливо - ведь он был воспитан в
уверенности, что неизбежно и по праву получит это огромное наследство, а
теперь, в самую последнюю минуту, его вышвыривают вон и бросают на про-
извол судьбы - нищего и в долгах, в тех самых долгах, о которых я только
что так неблагородно ему напомнил. И, едва мы остались одни, я поспешил
выкинуть флаг перемирия.
- Поверьте, кузен, - сказал я, - у меня нет ни малейшей охоты быть
вам врагом.
Он остановился передо мною - он не сел, когда предложил ему поверен-
ный, а ходил взад-вперед по комнате, - взял понюшку табаку и поглядел на
меня чуть ли не с любопытством.
- Вот до чего дошло? - спросил он. - Неужто я так взыскан судьбой,
что даже удостоился вашей жалости? Бесконечно вам признателен, кузен
Энн! Но подобные чувства не всегда бывают взаимны, и предупреждаю: в
день, когда я возьму вас за горло, пощады не ждите, я сверну вам шею.
Знакомо вам такое обращение? - спросил он с непередаваемой наглостью.
Это было уж слишком.
- Мне знакомы также пистолеты, - отвечал я, смерив его взглядом.
- Нет, нет, нет! - сказал он, предостерегающе подняв палец. - Когда и
как вам отомстить - это уж я выберу по своему вкусу. Мы достаточно близ-
кая родня и, вероятно, неплохо понимаем друг друга, и знаете, почему я
не распорядился, чтобы вас арестовали, как только вы прибыли в этот дом,
почему солдаты не ждали вас в засаде за первыми же кустами, чтобы не
дать вам сюда проникнуть? Ведь я знал все; на моих глазах этот крючкот-
вор Роумен строил козни, стараясь меня вытеснить, но просто я еще не
выбрал способ мщения.
Тут его прервал звон колокольчика. Мы удивленно прислушались и почти
сразу услышали шарканье множества ног: какие-то люди поднимались по
лестнице и проходили по коридору мимо нашей комнаты. Надо думать, нам
обоим одинаково не терпелось отворить дверь и выглянуть, но в при-
сутствии другого каждый сдерживал свое любопытство; и мы молча, не дви-
гаясь, ждали до той минуты, покуда не воротился Роумен и не пригласил
нас к дядюшке.
По узкому коридору с несколькими поворотами он наконец привел нас в
комнату больного, к самому изголовью постели. Я, кажется, забыл сказать,
что покои графа были весьма просторны. Сейчас здесь толпились слуги и
все прочие домочадцы, от доктора и священника до мистера Доусона и эко-
номки, от мистера Доусона до Роули и до самого последнего ливрейного ла-
кея в белых чулках, до самой последней пухленькой горничной в опрятном
платье и чепчике, до последнего конюха в кожаном фартуке. Вся эта разно-
шерстная публика или почти вся (а я, право, был удивлен, увидав такое
многолюдное сборище) чувствовала себя сейчас не в своей тарелке; расте-
рянные и смущенные люди переминались с ноги на ногу, ошалело таращили
глаза, а те, что жались по углам, подталкивали друг друга локтями и ис-
подтишка ухмылялись. Дядюшка же, которого приподняли на подушках выше,
нежели когда я видел его в первый раз, был поистине внушительно
серьезен. Едва мы появились у его изголовья, он громким голосом обратил-
ся ко всем присутствующим:
- Призываю вас всех в свидетели - вы меня слышите? - призываю вас
всех в свидетели, что я признаю своим наследником и преемником вот этого
джентльмена, которого все вы видите впервые, виконта Энна де Сент-Ива,
моего племянника по младшей линии. И призываю вас также в свидетели, что
по причинам весьма серьезным, о которых я предпочитаю умолчать, я отка-
зался от своего прежнего решения и лишил наследства сего джентльмена,
всем вам хорошо известного виконта де Сент-Ива. Я должен также объяс-
нить, почему вынужден был столь неожиданно вас обеспокоить, я бы даже
сказал, доставить вам неприятность, ибо оторвал вас от ужина. Мсье Алену
угодно было угрожать мне тем, что он будет оспаривать мое завещание; он
заявил, будто среди вас есть достойные доверия люди, которые готовы под
