только трещал под ногами ледок, затянувший бесчисленные лужи. Наконец
преследователь мой обрел дар речи.
- Этот путь не ведет к мистеру Мертону, - с усмешкой произнес он.
- Вот как, - отозвался я. - Тем не менее он ведет туда, куда мне на-
добно.
- Стало быть, и мне туда же, - сказал он.
Мы снова умолкли и прошагали таким образом с полмили; тут дорога нео-
жиданно повернула, и в лицо нам ударил яркий свет луны. Враг мой в зим-
нем плаще с капюшоном, в черном парике, с саквояжем в руках со спокойным
упорством шагал по льду; теперь он был просто неузнаваем, разве что
по-прежнему производил впечатление сухого педанта и спорщика, привыкшего
проводить все дни напролет, сидя на высоком табурете за конторкой. За-
метно было также, что саквояж у него тяжелый. Прикинул я все это, и в
голове у меня созрел план.
- Ночка как раз по сезону, сэр, - сказал я. - Не пробежаться ли нам?
Мороз пробрал меня до самых костей.
- С превеликим удовольствием, - был ответ.
Голос его прозвучал весьма уверенно, что мне сильно не понравилось.
Однако ничего другого на ум не шло, кроме как пустить в ход кулаки, а с
этим всегда лучше не торопиться. Недолго думая, я кинулся наутек, он -
за мной; и некоторое время топот наших ног по мерзлой дороге отдавался,
должно быть, за целую милю. Он взял старт на шаг позднее меня и на шаг
позднее пришел к финишу. Был он много старше, бежал с тяжелым саквояжем
в руках и, однако, не отстал больше ни на дюйм. Пусть с ним бегает напе-
регонки хоть сам дьявол, а с меня хватит!
И притом бежать так скоро мне вовсе не выгодно. Ведь если долго бе-
жать, непременно куда-нибудь прибежишь. За любым поворотом можно очу-
титься у ворот какого-нибудь сквайра Мертона, либо посреди деревни, где
полицейский трезв, или прямо напороться на ночную стражу. Что - ж, пока
не поздно, я должен от него отделаться, иного выхода нет. Я огляделся:
место словно бы подходящее - нигде ни огонька, ни дома, одни только сжа-
тые нивы, поля, вспаханные под пар, да редкие низкорослые деревья. Я ос-
тановился и при свете луны бросил на своего преследователя гневный
взгляд.
- Ну, довольно глупостей! - сказал я.
Он поворотился и поглядел мне прямо в лицо, - был он очень бледен,
однако явно не струсил.
- Совершенно с вами согласен, - сказал он. - Вы испытали меня в беге;
можно еще испытать меня в прыжках в высоту. Это все равно. Так ли, эдак
ли, конец будет один.
- Надеюсь, вы понимаете, каков будет этот конец! - сказал я. - Мы с
вами здесь одни, час поздний, и я исполнен решимости. Вас это не пугает?
- Нет, - отвечал он, - нисколько. Я не умею боксировать, сэр, но если
вы полагаете, что имеете дело с трусом, вы ошибаетесь. Быть может, если
я объявлю вам с самого начала, что у меня есть оружие, это упростит де-
ло.
Быстрее молнии я сделал ложный выпад - будто метил дубинкой ему в го-
лову; но он столь же мгновенно отступил, и в руках у него блеснул писто-
лет.
- Довольно, мистер беглец! - сказал он. - Я вовсе не желаю идти из-за
вас под суд за убийство.
- Клянусь честью, и я тоже! - сказал я, опустил дубинку и поглядел на
него с некоторым даже восхищением. - А знаете, - продолжал я, - вы упус-
тили из виду одно обстоятельство: ваш пистолет вполне может дать осечку.
- У меня их два, - возразил он, - никогда не пускаюсь в путь, не
прихватив с собою пару этих верных псов.
- Честь вам и слава, - сказал я. - Вы способны позаботиться о себе, а
это немалое достоинство. Но, господин хороший, давайте взглянем на сей
предмет беспристрастно. Вы не трус, я тоже; оба мы люди здравомыслящие;
у меня есть веские причины - неважно, какие именно, - никого не посвя-
щать в свои дела и путешествовать в одиночестве. Теперь подумайте сами,
похоже ли, - что я стану и дальше все это терпеть? Похоже ли, что я и
дальше стану терпеть ваше упорство и - уж извините - чрезвычайно дерзкое
ingerenct [27] в мои частные дела?
- Опять французское словечко, - невозмутимо заметил он.
- А, да подите вы к дьяволу вместе с вашими французскими словечками!
- воскликнул я. - Похоже, что вы сами француз!
- У меня было немало случаев обогатить свои познания, и я их не упус-
тил, - пояснил он. - Немного найдется людей, которые лучше меня были бы
знакомы со сходством и различиями особенных оборотов и выговора сих двух
языков.
- А вы, оказывается, умеете разговаривать и высоким стилем!
- О, я понимаю, с кем имею дело, сэр, - отвечал он. - Я знаю, как
разговаривать с бедфордширскими крестьянами, и, надеюсь, знаю, как при-
личествует изъясняться в обществе человека образованного, какового вижу
в вашем лице.
- Так ежели вы почитаете себя за джентльмена... - начал я.
- Прошу прощения, - перебил он, - я вовсе этого не утверждал. С титу-
лованными господами и дворянами меня связывают одни только дела. Сам же
я человек простой.
- Бога ради, - воскликнул я, - рассейте же мои сомнения! Заклинаю
вас, откройте, кто вы и чем изволите заниматься.
- У меня нет причин стыдиться своего имени, сэр, или своих занятий; -
отвечал он. - Томас Даджен, конторщик мистера Дэниела Роумена, лондонс-
кого стряпчего, к вашим услугам. Наш адрес: Хай Холборн-стрит, сэр.
Лишь по тому, какая огромная тяжесть свалилась с моих плеч при этих
его словах, я понял, до чего был прежде напуган. Я отшвырнул палку.
- Роумен? - вскричал я. - Дэниел Роумен? Этакий старый скряга, крас-
нолицый, с большой - головой и одевается точно квакер? Дайте я вас обни-
му, друг мой!
- Эй, не подходите, - сказал Даджен, однако в голосе его уже не было
прежней твердости.
Но я и слушать не стал. Недавнего страха как не бывало, и я разом
ожил, словно все прочие опасности тоже остались позади, словно пистолет,
все еще направленный на меня, был не грознее саквояжа, который Даджен
держал в другой руке и теперь выставил вперед, как бы преграждая мне
доступ к своей особе.
- Не подходите, буду стрелять! - крикнул он. - Ради бога, остереги-
тесь! Мой пистолет...
Он мог кричать до хрипоты. Хотел он того или нет, я крепко обнял его,
прижал к своей груди, я принялся целовать его уродливую рожу, как никог-
да и никто ее, верно, не целовал и целовать не станет; даже шляпа с него
слетела и парик сбился на сторону. Он что-то жалобно блеял в моих
объятиях, словно овца в руках живодера. Оглядываясь назад, я - понимаю,
что все это было безрассудно и нелепо сверх всякой меры: я повел себя
как безумный, когда, кинулся обнимать Даджена, он же был поистине глуп,
что не выстрелил в меня, едва я приблизился. Но все хорошо, что хорошо
кончается; или, как поют и насвистывают - в наши дни на улицах:
Есть милый херувимчик, высоко он сидит
И горемыку Джека заботливо хранит.
- Ну вот! - молвил я, несколько ослабив объятие, но все еще держа его
за плечи. - Je vous ai bel et bien embrasse [28] - и это, как сказали бы
вы, опять французское выражение.
Вид у Даджена был невообразимо жалкий и растерянный, парик съехал на-
бок, закрывая один глаз.
- Веселей глядите, Даджен. Пытка окончена, больше я не стану вас об-
нимать. Но прежде, всего, бога ради, спрячьте пистолет. Он уставился на
меня, точно василиск; уверяю вас, рано или поздно он непременно выстре-
лит. Вот, возьмите вашу шляпу. Нет, уж позвольте мне самому водрузить ее
на место, а прежде нее - парик. Никогда не допускайте, чтобы обстоя-
тельства, даже самые крайние, мешали вам исполнить ваш долг перед самим
собой. Ежели вам более не для кого наряжаться, наряжайтесь для господа
бога!
Поправьте свой парик вы,
Чтоб плеши не сверкать,
И не гнушайтесь бритвы,
Штанов и сюртука!
- Нуте-ка, попробуйте за мною угнаться! Все, в чем состоит долг
джентльмена перед самим собою, вместить в одно четверостишие! И за-
метьте, я по призванию отнюдь не бард и вирши сии излились из уст прос-
того любителя.
- Но, дорогой мой сэр! - воскликнул он.
- Но, дорогой мой сэр! - эхом отозвался я. - Я никому не позволю ос-
тановить поток моих рассуждении. Извольте высказать свое - мнение о моем
четверостишии, не то, клянусь, мы поссоримся.
- Право же, вы завзятый оригинал! - сказал Даджен.
- Вы не ошиблись, - отвечал я. - И сдается мне, мы с вами достойная
пара.
- Что ж, - с улыбкой сказал он, - надеюсь, вы оцените если не за
смысл, то за поэтичность такие строки:
Достоинство и честь - вот мера человека,
Иное ж - блеск пустой и мишура от века!
- Э, нет, так дело не пойдет - это "же Поп! Это вы не сами сочинили,
Даджен. Поймите, - продолжал я, ухвативши его за пуговицу, - первое; что
требуется от поэзии, - это чтобы она была вашим кровным детищем, да, ми-
лостивый государь, кровным. Грудь мою распирает вдохновение, ибо - гово-
ря - начистоту и несколько изменяя высокому слогу - я чертовски рад то-
му, как обернулось дело. И, осмелюсь сказать, если вы не против, по-мое-
му, вы тоже рады. Да, a propos, позвольте задать вам один нескромный
вопрос. Строго между нами, случалось вам хоть раз стрелять из этого пис-
толета?
- А как же, сэр, - отвечал он. - Даже два раза... только по птичкам,
по завирушкам.
- И вы стали бы стрелять в "меня, кровожадный вы человек? - восклик-
нул я.
- Если уж вы об этом заговорили, - отвечал Даджен, - так ведь и вы не
слишком осторожно размахивали своей палкой.
- Разве? Ну да - ладно, дело прошлое; считайте, что все это было, при
короле Фарамоне [29] - вот и еще одно французское выражение, ежели вам
охота собрать побольше улик, - сказал я. - Но теперь мы, по счастью,
добрые друзья и желаем одного и того же.
- Прошу прощения, но вы слишком торопитесь, мистер... - сказал Дад-
жен. - Ведь я до сих пор даже не знаю вашего имени.
- Ну еще бы! - сказал я. - Слыхом не слыхали!
- Объясните же хоть одним словом, - начал он...
- Нет, Даджен! - прервал я. - Будьте разумны. Я знаю, чего вы хотите,
и имя этому - ужин. Rien ne creuse comme l'emotion [30]. Я тоже голоден,
хоть и куда более привычен к воинственным вспышкам, нежели вы, скромный
стрелок по завирушкам. Давайте-ка я получше на вас погляжу; вот какое
вам требуется меню: три ломтика хорошего холодного ростбифа, гренки с
сыром, кружка крепкого пива, и стаканчик-другой выдержанного портвейна
старого бутылочного разлива - напиток, без которого немыслим настоящий
англичанин.
Мне кажется, когда я перечислял все это, в глазах Даджена появился
блеск и он разок-другой сглотнул слюну.
- Час еще не поздний, держу пари - самое начало двенадцатого, - про-
должал я. - Где тут можно найти хорошую гостиницу? Только заметьте, я
сказал "хорошую", ибо портвейн, под стать такому случаю, должен быть са-
мого лучшего разлива, а не бурда какая-нибудь, от которой потом трещит
голова.
- Надо отдать вам должное, сэр, - сказал он, слегка улыбаясь, - у вас
весьма своеобразная манера добиваться своего...
- Почему вы все время отклоняетесь от главного? - воскликнул я. -
Удивительно непостоянный ум! Разве с таким складом ума можно преуспеть в
вашей профессии? Итак, гостиница?
- Ну и шутник же вы, сэр! Вижу, вы непременно сделаете по-своему. Ес-
ли идти этою дорогой, до Бедфорда не будет и трех миль.
- Решено! - воскликнул я. - Идем в Бедфорд!
Я подхватил Даджена под руку, завладел его саквояжем и повлек его по
дороге, причем он и не думал противиться. Вскорости, немного спустившись
с холма, мы вышли на открытое место. Дорога была ровная, еще не схвачен-
ная морозом, лунный свет прозрачной, сияющей дымкой окутывал луга и об-
наженные деревья. Я раз и навсегда мысленно покончил с крытой повозкой и
ее пытками; до цели моей - именья дядюшки - было рукой подать; мистера
Даджена я больше не боялся, иными словами, у меня вдоволь было поводов
для веселья. К тому же в тот час мне казалось, что мы две крошечные,
