нако, что я в горах перевидал немало таких, кто его носит, и могу ска-
зать о них только одно: им очень не грех было бы помыться.
- Ты понимаешь, что это оскорбление? - совсем тихо сказал Алан.
- Сожалею, если так, - сказал я, - потому что я еще не кончил; и коли
вам присказка не по вкусу, так и сказка будет не по душе. Вас травили в
поле взрослые, невелика ж вам радость отыграться на мальчишке. Вас били
Кемпбеллы, били и виги, вы только стрекача задавали, как заяц. Вам при-
личествует о них отзываться почтительно.
Алан стоял как вкопанный, полы плаща его развевались за ним на ветру.
- Жаль, - наконец сказал он. - Но бывают вещи, которые спустить
нельзя.
- Вас и не просят ничего спускать, - сказал я. - Извольте, я к вашим
услугам.
- К услугам? - переспросил он.
- Да-да, я к вашим услугам. Я не пустозвон и не бахвал, как кое-кто.
Обороняйтесь, сударь! - и, выхватив шпагу, я изготовился к бою, как Алан
сам меня учил.
- Дэвид! - вскричал он. - Да ты в своем уме?
Я не могу скрестить с тобою шпагу. Это же чистое убийство!
- Раньше надо было думать, когда вы меня оскорбляли, - сказал я.
- И то правда! - воскликнул Алан и, ухватясь рукой за подбородок, на
миг застыл в тягостной растерянности. - Истинная правда, - сказал он и
обнажил шпагу. Но я еще не успел коснуться ее своею, как он отшвырнул
оружие и бросился наземь. - Нет-нет, - повторял он, - нет-нет. Я не мо-
гу...
При виде этого последние остатки моей злости улетучились, осталась
только боль, и сожаление, и пустота, и недовольство собой. Я ничего на
свете не пожалел бы, чтоб взять назад то, что наговорил; но разве ска-
занное воротишь? Я сразу вспомнил былую доброту Алана и его храбрость, и
как он меня выручал, и ободрял, и нянчился со мной, когда нам приходи-
лось трудно; потом я вспомнил свои оскорбления и понял, что лишился это-
го доблестного друга навсегда. В тот же миг мне занеможилось вдвойне, в
боку резало как ножом. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание и упа-
ду.
Тут меня и осенило: никакие извинения не сотрут того, что мною сказа-
но; тут нечего и думать, такой обиды не искупить словами. Да, оправдания
были бы тщетны, зато единый зов о помощи может воротить мне Алана. И я
превозмог свою гордость.
- Алан! - сказал я. - Помогите мне, не то я сейчас умру.
Он вскочил с земли и оглядел меня.
- Я правду говорю, - сказал я. - Кончено дело. Ох, доведите меня
только хоть до какой-нибудь лачуги - мне легче там будет умереть.
Прикидываться не было нужды; помимо воли я говорил жалобным голосом,
который тронул бы и каменное сердце.
- Идти можешь? - спросил Алан.
- Нет, - сказал я, - без помощи не могу. Ноги подкашиваются вот уже
час, наверно; в боку жжет, как каленым железом; нет мочи вздохнуть. Если
я умру, Алан, вы меня простите? В душе-то я вас все равно любил - даже
когда сильней всего злился.
- Тише, не надо! - вскричал Алан. - Не говори ничего! Дэвид, друг
сердечный, да ты знаешь... - Он замолк, чтобы подавить рыдание. - Давай,
я тебя обхвачу рукой, вот так! - продолжал он. - Теперь обопрись хоро-
шенько. Черт побери, где же найти жилье? Погоди-ка, мы ведь в Бэлкидде-
ре, здесь домов сколько хочешь, и к тому же здесь живут друзья. Так идти
легче, Дэви?
- Да, так, пожалуй, дойду, - и я прижал его руку к себе.
Он опять едва не заплакал.
- Знаешь что, Дэви, никудышный я человек, вот и все; ни разумения во
мне, ни доброты. Как будто не мог запомнить, что ты совсем еще дитя, и
что тебя, конечно, ноги не держат! Дэви, ты постарайся меня простить.
- Дружище, довольно об этом! - сказал я. - Оба мы хороши, чего там!
Какие есть, такими надо принимать друг друга, дорогой мой Алан! Ой, до
чего же бок болит! Да неужели тут нет никакого жилья?
- Я найду тебе кров, Дэвид, - твердо сказал Алан. - Сейчас пойдем
вниз по ручью, там непременно наткнемся на жилье. Слушай, бедняга ты
мой, может, я тебя лучше понесу на спине?
- Алан, голубчик, да ведь я на целую голову вас выше.
- Ничего подобного! - вскинулся Алан. - От силы на дюйм-другой, может
быть; я, конечно, не дылда, что называется, никто не говорит, да и к то-
му же... - тут голос его препотешно замер, и он прибавил: - ...впрочем,
если вдуматься, ты прав. На целую голову, если не больше, а то и на це-
лый локоть даже!
Смешно и трогательно было слушать, как Алан спешит взять назад
собственные слова из страха, как бы нам вновь не повздорить. Я бы не
удержался от смеха, кабы не боль в боку; но если б я рассмеялся, то, на-
верно, не сдержал бы и слез.
- Алан! - воскликнул я. - Отчего вы так добры ко мне? На что вам
сдался такой неблагодарный малый?
- Веришь ли, я и сам не знаю, - сказал Алан. - Я думал, ты меня тем
взял, что никогда не набиваешься на ссору, - так на ж тебе, теперь ты
мне стал еще милее!
ГЛАВА XXV
В БЭЛКИДДЕРЕ
Алан постучался в дверь первого же встречного дома, что в такой части
горной Шотландии, как Бэлкиддерские Склоны, было поступком далеко не бе-
зопасным. Здесь не господствовал какой-нибудь один сильный клан; землю
занимали и оспаривали друг у друга кланы-карлики, разрозненные остатки
распавшихся родов и просто, что называется, люд без роду без племени,
забившийся в этот дикий край по истокам Форта и Тея под натиском Кемп-
беллов. Жили здесь Стюарты и Макларены, а это почти одно и то же, потому
что в случае войны Макларены становились под знамена Аланова вождя и
сливались воедино с эпинским кланом. Жили также, и в немалом числе, чле-
ны древнего, гонимого законом, безымянного и кровавого клана Макгрего-
ров. О них всегда, а ныне подавно, шла дурная слава, и ни одна из враж-
дующих сторон и партий во всей Шотландии не оказывала им доверия. Вождь
клана, Макгрегор из Макгрегора, был в изгнании; прямой предводитель бэл-
киддерских Макгрегоров Джеме Мор, старший сын Роб Роя, был заточен в
Эдинбургский замок и ждал суда; они были на ножах и с горцами и с жите-
лями равнины, с Грэмами, с Макларенами, со Стюартами; и Алан, для кото-
рого обидчик любого, даже случайного его приятеля становился личным вра-
гом, меньше всего желал бы на них натолкнуться.
Нам посчастливилось: дом принадлежал семейству Макларенов, которые
приняли Алана с распростертыми объятиями не потому лишь, что он Стюарт,
а потому, что о нем здесь ходили легенды. Меня тотчас же уложили в пос-
тель и привели лекаря, который нашел, что я очень плох. Не знаю, он ли
оказался столь искусным целителем, я ли сам был так молод и крепок, но
только пролежал я не более недели, а на исходе месяца был уже вполне в
силах отправиться дальше.
Все это время Алан, как я его ни упрашивал, нипочем не соглашался
бросить меня одного, хотя оставаться для него было чистым безрас-
судством, о чем ему и твердили без устали немногие друзья, посвященные в
нашу тайну. Днем он хоронился в перелеске на склоне, где под корнями де-
ревьев была яма, а ночами, когда все затихало, наведывался ко мне. Надо
ли говорить, как я ему радовался; хозяйка дома миссис Макларен не знала,
чем и ублажить дорогого гостя; сам же Дункан Ду (так звали нашего хозяи-
на) был большой любитель музыки, и у него была пара волынок, а потому,
пока я поправлялся, в доме царил настоящий праздник и мы зачастую весе-
лились до утра.
Солдаты нас не тревожили; хотя как-то раз внизу, так что мне было
видно с постели из окна, прошел отряд: две пешие роты и сколько-то дра-
гун. Самое поразительное, что ко мне не заглядывал никто из местных
властей, никто не спрашивал, откуда я и куда направляюсь; в это смутное
время особа моя вызывала не больше интереса, чем ежели б я находился в
пустыне. А между тем задолго до моего ухода не было человека в Бэлкидде-
ре, да и по соседству, который не знал бы о моем присутствии; в доме пе-
ребывало за это время немало народу - и по обычаю здешних мест новость
передавалась от одного к другому. К тому ж и указы о нашей поимке были
уже распечатаны. Один прикололи к стене в ногах моей постели, и я мог
без труда читать и перечитывать не слишком лестное описание собственной
наружности, а заодно и обозначенный большими буквами размер награды за
мою голову. Дункан Ду и те прочие, кому было известно, что я пришел
вместе с Аланом, понятно, не питали ни малейших сомнений насчет того,
кто я такой; а многие другие, верно, догадывались. Потому что я хоть и
сменил одежду, но возраст свой и обличье сменить не мог; а в этот край
земли, да еще в такие времена, не больно много захаживало восемнадцати-
летних юнцов с равнины, и, сопоставив одно с другим, трудно было не по-
нять, о ком говорится в указе. Но как бы там ни было, а меня никто не
трогал. В иных краях человек проговорится двум-трем надежным дружкам -
глянь, секрет и просочился наружу; у горных кланов тайна известна всей
округе и свято соблюдается целый век.
Дни проходили неприметно, лишь об одном событии стоит рассказать: ме-
ня почтил посещением Робин Ойг, один из сыновей легендарного Роб Роя. За
этим человеком охотились днем и ночью, он был обвинен в том, что выкрал
из Бэлфрона девицу и (как утверждали) силком на ней женился; а он прес-
покойно расхаживал по Бэлкиддеру, точно по собственному поместью. Это он
застрелил Джемса Макларена, когда тот шел за плугом, и усобица с тех пор
не стихала; однако он вступил в дом своих кровных врагов, как бродячий
торговец в таверну.
Дункан успел мне шепнуть, кто это, и мы с ним обменялись тревожными
взглядами. Дело в том, что с минуты на минуту мог нагрянуть Алан; а эти
двое едва ли разошлись бы полюбовно; с другой стороны, вздумай мы как-то
упредить Алана, подать ему знак, это неизбежно возбудило бы подозрение
человека, над которым нависла столь грозная опасность.
Вошел Макгрегор, соблюдая все внешние признаки учтивости и в то же
время явно с видом собственного превосходства: снял шляпу перед миссис
Макларен, но снова надел, когда заговорил с Дунканом; и, выставив себя,
таким образом, в должном (по его понятиям) свете, шагнул к моей постели
и поклонился.
- Дошло до меня, сэр, что вы прозываетесь Бэлфуром, - сказал он.
- Меня зовут Дэвид Бэлфур, - сказал я. - К вашим услугам, сэр.
- Я в свой черед назвал бы вам свое имя, сэр, - сказал Робин. - Да в
последнее время на него что-то напраслину возводят, так не довольно ль
будет, если я помяну, что прихожусь родным братом Джемсу Мору Драммонду,
иначе Макгрегору, о котором вы, уж верно, слыхали?
- Слышал, сэр, - не без смятения ответил я. - Как и о батюшке вашем
Макгрегоре-Кемпбелле. - Я приподнялся в постели и отвесил ему поклон; я
счел за благо угодить ему на тот случай, если он кичится, что родитель у
него разбойник.
Он склонился в ответном поклоне.
- Теперь о том, сэр, с чем я к вам пришел, - продолжал он. - В сорок
пятом году брат мой собрал часть наших Грегоров и во главе шести рот по-
шел сразиться за правое дело; а при нем был костоправ, который шагал в
рядах нашего клана и выхаживал брата, когда он сломал ногу в схватке под
Престонпансом, и носил этот благородный человек то же имя, что и вы. Он
доводился братом Бэлфуру из Бейта; и если вы с тем джентльменом состоите
в мало-мальски близком родстве, я пришел сюда затем, чтобы предоставить
и себя и людей своих в ваше распоряжение.
Не забывайте, о своей родословной я был осведомлен не лучше приблуд-
ной дворняги; дядя, правда, лопотал мне что-то насчет знатных родствен-
ников, но Бэлфура из Бейта среди них не было; и мне ничего другого не
оставалось, как, сгорая от стыда, признаться, что я не знаю.
Робин отрывисто извинился, что меня побеспокоил, повернулся, даже не
кивнув на прощание, и пошел к дверям, бросив на ходу Дункану, так что
мне было слышно: "Безродная деревенщина, отца родного не ведает". Как ни
