Только тогда губы Алана тронула улыбка.
- Ну, теперь хоть есть какая-то надежда, - проговорил он и, лукаво
покосившись в мою сторону, прибавил: - А ты, друг, не больно ловок пры-
гать.
Должно быть, я залился краской обиды, потому что он сразу же приба-
вил:
- Ба! А впрочем, с тебя и спрос невелик. Бояться и все-таки не спасо-
вать - вот на чем проверяются люди. И потом еще эта вода, мне самому от
нее муторно. Да-да, - закончил Алан, - твоей тут вины никакой, а вот я
опростоволосился.
Я спросил, почему.
- А как же, - сказал он, - каким недотепой себя показал нынешней
ночью. Первым делом возьми да пойди не той дорогой, и это где: в Эпине,
на своей же родине; ясно, что день нас застал там, куда нам носа не след
казать; вот и торчим тут с тобой - и опасно, и тошно. Второе, что подав-
но грех, когда человек столько прятался по кустам, сколько я на своем
веку: вышел в дорогу без фляги с водой. Теперь лежи здесь, прохлаждайся
целый летний денек без капли во рту, кроме спиртного. Ты, может быть,
подумаешь, невелика беда, но еще не стемнеет, Дэвид, как ты заговоришь
иначе.
Мне не терпелось обелить себя в его глазах, и я вызвался спуститься
со скалы и сбегать к речке за водой, пусть только он опорожнит флягу.
- Зачем же добру пропадать, - возразил Алан. - Вот и тебе коньяк да-
веча сослужил хорошую службу; если б не он, ты, по моему скромному разу-
мению, и посейчас куковал бы на том камушке. А главное, от тебя, возмож-
но, не укрылось - ты у нас мужчина страсть какой приметливый, - что Алан
Брек Стюарт против обыкновенного прогуливался, пожалуй, ускоренным ша-
гом.
- Вы-то? - воскликнул я. - Да вы мчались как угорелый.
- Правда? Что ж, коли так, не сомневайся: времени было в самый обрез.
А засим, друг, довольно разговоров; ложись-ка ты сосни, а я пока посто-
рожу.
Я не заставил себя упрашивать; меж вершин нанесло с одной стороны
тонкий слой торфянистой землицы, сквозь нее пробились кустики папоротни-
ка - они-то и послужили мне ложем; засыпая, я по-прежнему слышал крики
орлов.
Было, вероятно, часов девять утра, когда меня бесцеремонно растолка-
ли, и я почувствовал, что рот мне зажимает Аланова ладонь.
- Тише ты! - шепнул он. - Расхрапелся.
- А что, нельзя? - спросил я, озадаченный его тревожным, потемневшим
лицом.
Он осторожно глянул за край нашей каменной чаши и знаком велел мне
последовать его примеру.
День уже вступил в свои права, безоблачный и очень жаркий. Долина
открывалась взору, как нарисованная. Примерно в полумиле вверх по тече-
нию стояли биваком красные мундиры; посредине полыхал высокий костер,
кое-кто занимался стряпней; а поблизости, на верхушке скалы, почти что
вровень с нами стоял часовой, и солнце сверкало на его штыке. Вдоль всей
реки, тут вплотную друг к другу, там чуть пореже, расставлены были еще
часовые; одни, как тот первый, по высоткам, другие по дну ущелья, выша-
гивали, встречались на полпути, расходились. Выше по долине, где скалы
расступались, цепь дозорных продолжали конные, мы видели, как они
разъезжают туда и сюда вдалеке. Ниже по течению караулили пешие; однако
с того места, где поток резко раздавался вширь от слияния с полноводным
ручьем, часовые стояли реже и стерегли только по бродам да мелководным
каменистым перекатам.
Я бросил на них лишь беглый взгляд и мигом юркнул обратно. Глазам не
верилось, что эта долина, которая лежала такой пустынной в предрассвет-
ный час, теперь ощетинилась оружием и рдеет красными пятнами солдатской
одежды.
- Вот этого я и боялся, Дэви, - сказал Алан, - что они выставят дозо-
ры по речушке. Часа два как стали сходиться - ох, друг, и здоров же ты
спать! Попали мы с тобой в переделку. Если они вздумают подняться на
склон, им ничего не стоит высмотреть нас в подзорную трубу, ну, а если
так и будут сидеть на дне долины, тогда, пожалуй, вывернемся. Вниз по
течению часовых понаставлено не так густо. Дай срок, придет ночь, попы-
таем счастья, глядишь, и проскочим.
- А пока что делать? - спросил я.
- Пока лежать, - сказал он, - и жариться.
В это милое словечко "жариться", в сущности, вложено все, что мы пре-
терпели за наступающий день. Не забывайте: мы лежали на открытой маковке
скалы, как ячменные лепешки на противне; солнце жгло немилосердно; ка-
мень до того накалился, что насилу дотронешься; а на жалком островке
почвы, поросшей папоротником, возможно было уместиться только одному. По
очереди ложились мы на голый камень, уподобляясь тому святому великому-
ченику, которого пытали на пылающих угольях; и меня преследовала навяз-
чивая мысль: не странно ли, чтобы в одном и том же краю земли, на расс-
тоянии считанных дней пути мне привелось терзаться столь жестоко, сперва
от холода на моем островке, а теперь, на этой скале, - от зноя.
Ни глотка воды не было у нас за все время, только неразбавленный
коньяк, а это хуже, чем ничего; и всетаки мы, как могли, охлаждали фля-
гу, зарывая ее в землю, потом смачивали себе грудь и виски, и это прино-
сило хоть какое-то облегчение.
Солдаты весь день напролет копошились на дне долины, то сменяли кара-
ул, то дозорами по нескольку человек обходили скалы. А скал вокруг тор-
чало видимоневидимо, выследить в них человека было все равно, что отыс-
кать иголку в стоге сена; это был напрасный труд, и солдаты не проявляли
особого рвения. Но иногда у нас на глазах солдаты протыкали кусты верес-
ка штыками, отчего у меня мороз пробегал по коже, а не то им приходила
охота слоняться возле самой нашей скалы, так что мы еле отваживались ды-
шать.
Вот тут мне и случилось услышать впервые настоящую английскую речь:
какой-то служивый мимоходом похлопал по нашей скале с солнечной стороны
и мгновенно с проклятием отдернул руку. "Ну и горяча!" - молвил он, и
меня поразил непривычный выговор, сухой и однообразный, а еще больше,
что иные звуки англичанин вовсе проглатывал. Конечно, я еще раньше слы-
шал, как говорит Рансом; но юнга от кого только не перенимал ужимки, да
и вообще коверкал слова, так что странности его разговора я, по большей
части, приписывал ребячеству. А тут, что самое удивительное, на тот же
лад говорил взрослый человек; признаться, я так и не свыкся с английским
говором; с грамматикой - и то не вполне, что, впрочем, строгое око зна-
тока не преминет заметить хотя бы и по этим воспоминаниям.
День все тянулся, и с каждым часом нам становилось томительней и
больней; все сильнее накалялся камень, все яростней жалило солнце. Мно-
гое пришлось вытерпеть: голова кружилась, к горлу подступала тошнота,
все суставы ломило и резало, как от простуды. Я твердил мысленно, как не
раз твердил и после, две строки из нашего шотландского псалма:
В ночи тебя не сразит луна,
Солнце не сгубит днем...
- И воистину, не иначе, как по милости господней не сгубило нас солн-
це в тот день.
Наконец, часа в два пополудни терпеть не стало сил, так что отныне
нам приходилось не только превозмогать боль, но и одолевать искушение.
Ибо солнце чуть передвинулось на запад, а к востоку, именно с той сторо-
ны, которая была скрыта от солдат, наша скала стала отбрасывать коро-
тенькую тень.
- Двум смертям не бывать, а одной не миновать, - объявил Алан,
скользнул за край выемки и опустился на землю с теневой стороны.
Я без колебаний сполз за ним и сразу упал врастяжку, так слаб и так
нетверд на ногах был я от долгой пытки солнцем. Час, если не два проле-
жали мы здесь, точно избитые с головы до пят и вконец обессиленные, пря-
мо на виду у всякого солдата, какому вздумалось бы сюда прогуляться. Од-
нако ни единой души не было, все проходили по другую сторону скалы - она
даже теперь по-прежнему служила нам щитом.
Мало-помалу к нам стали возвращаться силы; солдаты меж тем перешли
ближе к реке, и Алан предложил - была не была - трогаться в путь. Меня
же в те минуты страшило лишь одно: как бы снова не пришлось лезть на
скалу; все прочее было мне нипочем; итак, мы тут же приготовились к по-
ходу и заскользили друг за дружкой от скалы к скале; в тени ползли,
распластавшись по земле; в других местах бежали, замирая от страха.
Солдаты, кое-как обыскав низовье долины, видимо, осовели от духоты, и
рвения у них поубавилось; они дремали, стоя на часах, а если и караули-
ли, то лишь берега; и мы все тем же способом, прижимаясь как могли к
подножию гор, потихоньку уходили все дальше от них вниз по ущелью. Прав-
да, такого изнурительного занятия я еще не знавал. Тут требовалась сотня
глаз и на руках, и на ногах, и на затылке, чтобы среди скал и. выбоин,
где нас ежеминутно могли услыхать разбросанные там и сям часовые, ни ра-
зу не очутиться на виду. На открытых площадках проворство еще не решало
дела, требовалась смекалка, чтобы вмиг оценить не только всякую складоч-
ку и бугорок окрест, но и надежность всякого камня, на который ставишь
ногу; ибо к вечеру воцарилось такое безветрие, что покатившаяся галька
гремела в неподвижном воздухе как пистолетный выстрел и будила в холмах
и утесах чуткое эхо.
Как ни медленно мы двигались, а к заходу солнца одолели значительное
расстояние, хотя тот часовой все равно еще торчал у нас на виду. Но
вдруг нам встретилось нечто такое, что все наши страхи мигом позабылись;
то был глубокий быстрый ручей, который мчался вниз, чтобы слить свои во-
ды с речкой ущелья. При виде его мы бросились наземь и погрузили в воду
голову и плечи. Уж не скажу, что было сладостней: целительная прохлада
потока, пронизавшая нас, или блаженство напиться вволю.
Так мы лежали, скрытые берегами, пили и никак не могли напиться,
плескали воду себе на грудь, отдавали руки во власть быстротечных струй,
покуда запястья не заломило от холода; и наконец, точно рожденные зано-
во, вытащили кулек с мукой и примялись мешать в железной плошке драммак.
Это хоть и просто-напросто размазня из овсяной муки, смешанной с холод-
ной водой, а все ж вполне сносная еда на голодный желудок; когда не из
чего развести костер или же (как случилось с нами) есть веские причины
его не разводить, драммак - сущее спасение для тех, кто скрывается в ле-
сах и скалах.
Едва стало смеркаться, мы снова двинулись в путь, на первых порах так
же осторожно, но вскоре осмелели, выпрямились во весь рост и прибавили
шагу. Мы шли запутанными тропами, петляли по горным кручам, пробирались
вдоль края обрывов; к закату набежали облака, ночь спускалась темная,
свежая; я не слишком устал, только непрерывно томился страхом, как бы не
сорваться и не полететь с такой высоты; а куда мы шли, и гадать перес-
тал.
Но вот взошла луна, а мы все брели вперед; она была в последней своей
четверти и долго не выходила из-за туч, но потом выкатилась и засияла
над многоглавым скопищем темных гор и отразилась далеко внизу в узкой
излуке морского залива.
При этом зрелище мы остановились: я от изумления, что забрался в та-
кую высь, где ступаешь (так мне почудилось) прямо по облакам; Алан же -
чтобы проверить дорогу.
Как видно, он остался доволен; во всяком случае, ясно было, что, по
его расчетам, услышать нас неприятель уже не может, потому что весь ос-
таток нашего ночного перехода он забавы ради насвистывал на разные лады:
то воинственные мелодии, то развеселые, то заунывные; плясовые, от кото-
рых ноги сами шли веселей; напевы моей родимой южной стороны, которые
так и манили домой, к мирной жизни без приключений; так заливался свис-
том Алан среди могучих, темных, безлюдных гор, которые одни окружали нас
в дороге.
ГЛАВА XXI
ПО ТАЙНЫМ ТРОПАМ
КОРИНАКСКИЙ ОБРЫВ
Как ни рано светает в начале июля, а было еще темно, когда мы дошли
до цели: расселины в макушке величавой горы, с торопливым ручьем посре-
дине и неглубокой пещеркой сбоку в скале. Сквозная березовая рощица сме-
