как опускается солнце прямо в могучие, дикие и нелюдимые горы, среди ка-
ких мне суждено было отныне странствовать с моим сотоварищем. Отчасти на
этом привале, отчасти после, на пути в Охарн мы рассказали друг другу,
что приключилось с каждым за это время; и кое-какие из Алановых похожде-
ний, самые важные и самые любопытные, я поведаю здесь.
Итак, едва схлынул вал, который меня смыл, он подбежал к фальшборту,
нашарил меня глазами, тотчас потерял из виду, снова увидел, когда я уже
барахтался в водовороте, и напоследок успел разглядеть, как я цепляюсь
за рею. Это-то и вселило в него надежду, что я, может быть, все-таки вы-
берусь на сушу, и навело на мысль расставить для меня за собою те путе-
водные знаки, которые - за мои прегрешения - привели меня на злосчастную
эпинскую землю.
Меж тем с брига спустили на воду шлюпку, и человека два-три уже пог-
рузились в нее, но тут накатила вторая волна, еще огромнее первой, под-
няла бриг с рифа и, уж наверно, отправила бы его ко дну, если б он снова
не напоролся на торчащий зуб скалы. Когда корабль сел на риф первый раз,
он ударился носом, и корма его ушла вниз. Теперь же корма задралась в
воздух, а нос зарылся в море, и тогда в носовой люк, словно с мельничной
плотины, потоками хлынула вода.
Дальше произошло такое, что, даже рассказывая об этом, Алан весь по-
белел. В кубрике еще оставались на койках двое тяжелораненых; видя, как
в люк хлещет вода, они подумали, что судно уже затонуло, и подняли такой
душераздирающий крик, что все, кто был на палубе, сломя голову попрыгали
в шлюпку и налегли на весла. Не отошли они и на двести ярдов, как нагря-
нул третий исполинский вал; бриг сняло с рифа; паруса его на мгновение
наполнились ветром, и он полетел, точно вдогонку за ними, но при этом
оседал все ниже; вот он погрузился глубже, еще глубже, как бы втянутый
невидимой рукою; и наконец над дайсетским бригом "Завет" сомкнулись вол-
ны.
Пока гребли к берегу, никто не проронил ни слова, всех сковал ужас от
тех предсмертных криков; однако не успели ступить на сушу, как Хозисон
словно очнулся от забытья и велел схватить Алана. Матросы, которым при-
каз явно пришелся не по вкусу, нерешительно топтались на месте; однако в
Хозисона будто дьявол вселился: он гремел, что Алан теперь один, а при
нем большие деньги, что это из-за него погибло судно и потонули их соб-
ратья, и вот случай разом и отомстить и взять богатую добычу. Их было
семеро против одного; и ни единого валуна вблизи, чтобы Алану хоть спи-
ной прислониться; а матросы стали уже понемногу расходиться и окружать
его.
- И тогда, - продолжал Алан, - вышел вперед тот рыженький коротыш-
ка... забыл, как, бишь, его зовут...
- Риак, - подсказал я.
- Вот-вот, Риак! Да, и поверишь, он за меня вступился, спросил Матро-
сов, не страшатся ли они возмездия, а потом и говорит: "Черт, тогда я
сам буду драться плечом к плечу с этим горцем!" Знаешь, не так уж плох,
этот рыженький, - заключил Алан. - Этот коротышка не совсем еще совесть
потерял.
- Со мной он на свой лад был добр, - сказал я.
- И с Аланом тоже, - сказал мой приятель, - и, ей-же-ей, его "лад"
вполне мне по вкусу. Понимаешь, Дэвид, он уж очень близко к сердцу при-
нял и гибель брига и вопли тех несчастных; думаю, в этом-то и разгадка.
- Да, наверно, - сказал я, - ведь поначалу он на эти денежки зарился
не хуже других. Ну, а что Хозисон?
- По-моему, вконец взбесился. Но в это время коротышка мне крикнул:
"Беги! ", - вот я и побежал. Видел только, как они сгрудились на берегу,
словно бы не очень сошлись во взглядах.
- То есть как это?
- А на кулачках схватились, - объяснил Алан. - Один на моих глазах
свалился мешком. Правда, я решил не задерживаться. На том конце Малла
есть, понимаешь, кемпбелловский клан, а для людей моего круга Кемпбеллы
- неподходящее общество. Не то я остался бы и сам тебя разыскал и, уж
конечно, пришел бы на выручку коротышке. (Забавно, как упорно Алан под-
черкивал, что мистер Риак невелик ростом, хотя сам, право же, был ненам-
ного выше.) Итак, задал я ходу, - продолжал Алан, - и кто ни попадись
навстречу, всякому кричал, что на берег выбросило остатки разбитого ко-
рабля. После этого, друг ты мой, им уже было не до меня! Видел бы ты,
как они друг другу вдогонку неслись на берег! Ну, а там, понятно, виде-
ли, что пробежались ради собственного удовольствия, да, впрочем, Кемп-
беллу оно только полезно. Я так думаю, это нарочно, их клану в наказа-
ние, бриг потонул целехонек, не разбился. Только вот для тебя это вышло
некстати: уж если б хоть щепочку прибило к берегу, они бы все побережье
просеяли сквозь сито и скоро бы тебя нашли.
ГЛАВА XIX
ОБИТЕЛЬ СТРАХА
Пока мы шли, пала ночь, и тучи, поредевшие было днем, наползли снова
и затянули все небо, так что сделалось, по летнему времени, на редкость
темно. Мы пробирались по каменистым горным откосам; Алан ступал вперед
уверенно, и я только дивился, как это он ухитряется держать направление.
Наконец, примерно в половине одиннадцатого, мы вышли на уклон и уви-
дали внизу, в долине, огни. Похоже было, что из распахнутой двери дома
падает сноп света от очага и свечей, а вокруг дома и по всей усадьбе су-
етливо двигались человек пять или шесть с горящими головнями в руках.
- Уж не ума ли Джеме решился, - произнес Алан. - В хорошенькую он
угодил бы передрягу, окажись здесь не мы с тобой, а солдаты. Хотя, пола-
гаю, на дорогу он выставил дозор, а того пути, каким мы пришли, он хоро-
шо знает, ни одному солдатишке не доискаться.
Сказав это, Алан трижды свистнул на особый лад.
Чудно было видеть, как при первом же звуке все огоньки разом замерли,
словно факельщиков пригвоздил к месту испуг, и как при третьем свистке
суета закипела снова.
Уняв таким образом тревогу обитателей усадьбы, мы спустились с укло-
на, и в воротах двора (а усадьба походила на зажиточное крестьянское хо-
зяйство) нас встретил высокий видный мужчина лет за пятьдесят, который
что-то крикнул Алану по-гэльски.
- Джеме Стюарт, - сказал Алан, - я прошу говорить по-шотландски, по-
тому что со мною гость и он по-нашему не понимает. Я вот о ком говорю, -
прибавил он, беря меня под руку, - молодой дворянин с равнины и по-
местьем владеет в своем краю, ну, а имени его, я думаю, мы поминать не
будем, дабы не повредить здоровью обладателя.
Джеме Глен повернулся ко мне и с отменной учтивостью отвесил мне пок-
лон, но тотчас вновь обратился к Алану.
- Какое страшное несчастье! - воскликнул он. - Теперь всей нашей зем-
ле не миновать беды! - И он заломил руки.
- Полно тебе! - сказал Алан. - Все же нет худа без добра. Колин Рой
преставился, и на том спасибо!
- Так-то так, - сказал Джеме, - но клянусь, я дорого бы дал, чтобы
его воскресить! Куда как любо храбриться да бахвалиться до срока; но
ведь теперь дело сделано, Алан, а на чью голову падет кара? Убийство
произошло в Эпине - ты это не забудь, Алан; стало быть, Эпин и поплатит-
ся, а я человек семейный.
Пока шел этот разговор, я все приглядывался к слугам. Одни залезли на
приставные лестницы и рылись в соломенных кровлях дома и служб, извлекая
оттуда ружья, шпаги и прочее оружие; другие все это куда-то сносили; по
ударам мотыг, доносившимся из глубины долины, я понял, что оружие зары-
вают в землю. Каждый старался как мог, но никакого порядка не было: то
двое принимались тянуть одно и то же ружье, то еще какие-нибудь двое на-
тыкались друг на друга со своими пылающими факелами. Джеме то и дело от-
рывался от беседы с Аланом и выкрикивал какие-то распоряжения, но их,
кажется, плохо понимали. По лицам в свете факелов видно было, что люди
одурели от спешки и смятения; никто не повышал голоса, но даже их шепот
звучал тревожно и зло.
В это время служанка вынесла из дому какой-то сверток или узел; и я
частенько посмеиваюсь, вспоминая, как при одном только виде его пробуди-
лась извечная Аланова слабость.
- Что это там у девушки в руках? - забеспокоился он.
- Мы просто наводим порядок в доме, Алан, - все так же, со страхом и
чуточку угодливо, отозвался Джеме. - Эпин теперь сверху донизу перероют,
надо, чтобы не к чему было придраться. Ружьишки да шпаги, сам понимаешь,
закапываем в торфяник; а это у нее не иначе твоя французская одежда. Ее,
думаю, тоже зароем.
- Зарыть мой французский костюм? - возопил Алан. - Да ни за что! - И,
выдернув у служанки сверток, удалился в амбар переодеваться, а меня по-
куда оставил на попечении своего родича.
Джеме чинно привел - меня на кухню, усадил за стол, сам сел рядом и с
улыбкой весьма радушно принялся занимать меня беседой. Но очень скоро им
снова овладела кручина; он сидел хмурый и грыз ногти; о моем присутствии
он вспоминал лишь изредка; с вымученной усмешкой выжимал из себя два-три
слова и опять отдавался во власть своих невысказанных страхов. Его жена
сидела у очага и плакала, спрятав лицо в ладонях; старший сын согнулся
над ворохом бумаг на полу и перебирал их, время от времени поднося ту
или иную к огню и сжигая дотла; заплаканная, насмерть перепуганная слу-
жанка бестолково тыкалась по всем углам и тихонько хныкала; в дверь по-
минутно просовывался кто-нибудь со двора и спрашивал, что делать дальше.
Наконец, Джемсу совсем невмоготу стало сидеть на месте, он извинился
за неучтивость и попросил у меня разрешения походить.
- Я понимаю, сэр, что собеседник из меня никудышный, - сказал он, - и
все равно мне ничто нейдет "а ум, кроме этого злосчастного случая, ведь
сколько он горестей навлечет на людей, ни в чем не повинных!
Немного спустя он заметил, что его сын сжигает не ту бумагу, и тут
волнение Джемса прорвалось, да Гак, что и глядеть было неловко. Он уда-
рил юношу раз и другой.
- Свихнулся ты, что ли? - кричал он. - На виселицу отца вздумал отп-
равить? - и, позабыв, что здесь сижу я, долго распекал его по-гэльски.
Юноша ничего не отвечал, зато хозяйка при слове "виселица" закрыла лицо
передником и заплакала навзрыд.
Тягостно было стороннему человеку все это видеть и слышать; я был
рад-радехонек, когда вернулся Алан, который опять стал похож на себя в
своем роскошном французском платье, хотя, по совести, его уже трудно бы-
ло назвать роскошным, до того оно смялось и обтрепалось. Теперь настал
мой черед: один из хозяйских сыновей вывел меня из кухни и дал перео-
деться, что мне уж давным-давно не мешало сделать, да еще снабдил меня
парой горских башмаков из оленьей кожи - сперва в них было непривычно,
но, походив немного, я оценил, как удобна такая обувь.
Когда я вернулся на кухню. Алая, видно, уже раскрыл свои планы; во
всяком случае, молчаливо подразумевалось, что мы бежим вместе, и все
хлопотали, снаряжая нас в дорогу. Нам дали по шпаге и паре пистолетов,
хоть я и сознался, что не умею фехтовать; в придачу мы получили не-
большой запас пуль, кулек овсяной муки, железную плошку и флягу превос-
ходного французского коньяку и со всем этим готовы были выступить в до-
рогу. Денег, правда, набралось маловато. У меня оставалось что-то около
двух гиней; пояс Алана был отослан с другим нарочным, а сам верный пос-
ланец Ардшила имел на все про все семнадцать пенсов; что же до Джемса,
этот, оказывается, так издержался с вечными наездами в Эдинбург и тяжба-
ми по делам арендаторов, что с трудом наскреб три шиллинга и пять с по-
ловиной пенсов, да и то все больше медяками.
- Не хватит, - заметил Алан.
- Надо будет тебе схорониться в надежном месте где-нибудь по со-
седству, - сказал Джеме, - а там дашь мне знать. Пойми, Алан, тебе надо
поторапливаться. Не время сейчас мешкать ради каких-то двух-трех гиней.
Пронюхают, что ты здесь, как пить дать, учинят розыск и, чует мое серд-
це, взвалят вину на тебя. А ведь возьмутся за тебя, так не обойдут и ме-
