сывались, как мячом. Оба молили ее на коленях, и дело кончилось тем, что
она и тому и другому указала на дверь. То было в августе - подумать
только, в тот самый год, как я воротился из колледжа! Да, препотешная,
верно, была картинка!
Мне и самому подумалось, что это дурацкая история, но тут был замешан
мой отец, и этого нельзя было забывать.
- Согласитесь, сэр, в ней присутствует и трагический оттенок, - ска-
зал я.
- Нисколько, сударь мой, нисколько, - возразил стряпчий. - Ибо траге-
дия предполагает предметом спора нечто значительное, нечто dignus
vindice nodus [16].
Здесь же вся каша заварилась по прихоти молодого осла, которого не в
меру избаловали и которому ничто так не пошло б на пользу, как если бы
его стреножить и угостить кнутом. Однако ваш батюшка придерживался иного
взгляда; он шел на одну уступку за другой, меж тем как дядя ваш все нео-
бузданнее предавался приступам уязвленного себялюбия, и завершилось все
своеобразным соглашением между ними, губительные последствия коего вам
довелось за последнее время столь болезненно ощутить на себе. Одному
брату досталась избранница, другому - имение. Знаете ли, мистер Дэвид,
много ведется разговоров о великодушии и милосердии, а я вот частенько
думаю, что на подобном жизненном распутье счастливейший исход бывает,
когда идут за советом к законнику и принимают все, что полагается по за-
кону. Во всяком случае, донкихотский поступок вашего отца, несправедли-
вый в самом корне своем, породил чудовищный выводок несправедливостей.
Родители ваши до самой смерти прозябали в бедности, вам было отказано в
должном воспитании, а каково тем временем пришлось арендаторам имения
Шос! И каково (хотя меня это не слишком беспокоит) пришлось тем временем
мистеру Эбенезеру!
- Но это и есть самое поразительное, - сказал я, - что человек спосо-
бен был настолько измениться.
- И да и нет, - сказал мистер Ранкилер. - Это естественно, по-моему.
У него не было причин считать, что он сыграл достойную роль. Те, кто все
знал, от него отшатнулись, а кто не знал, видя, что один брат исчез, а
другой завладел поместьем, пустили слухи об убийстве, так что он остался
в полном одиночестве. Деньги - вот все, чего он добился от этой сделки;
что же, тем выше стал он ценить деньги. Он был себялюбец в молодые лета
и ныне, в старости, остался себялюбец, а во что выродились его высокие
чувства и утонченные манеры, вы видели сами.
- Ну, а в какое положение, сэр, все это ставит меня? - спросил я.
- Поместье, безусловно, ваше, - отвечал стряпчий. - Что бы там ваш
батюшка ни подписал, наследником остаетесь вы. Однако дядя у вас таков,
что будет оспаривать неоспоримое и, вероятней всего, попробует утверж-
дать, что вы не тот, за кого себя выдаете. Тяжба в суде всегда обходится
дорого, при семейной же тяжбе неизбежна постыдная огласка. Кроме того,
случись, что вскроется хоть доля правды о ваших похождениях с мистером
Томсоном, мы же на этом можем и обжечься. Похищение, разумеется, было бы
для нас решающим козырем, если б его удалось доказать. А доказать его,
пожалуй, будет трудно, и мой совет, памятуя обо всем этом, решить дело с
вашим дядей полюбовно, даже, возможно, дать ему дожить свой век в замке
Шос, где он за двадцать пять лет пустил глубокие корни, и удовольство-
ваться покамест солидным обеспечением.
Я сказал, что охотно пойду на уступки и что, естественно, менее всего
желал бы предавать гласности семейные дрязги. А между тем в голове моей
начал понемногу созревать замысел, который лег потом в основу наших
действий.
- Стало быть, важней всего заставить его признаться, что он виновник
похищения? - спросил я.
- Определенно, - сказал мистер Ранкилер, - и лучше, чтоб не в зале
суда. Сами подумайте, мистер Дэвид: конечно, мы могли бы отыскать ка-
ких-то матросов с "Завета", которые покажут под присягой, что вас держа-
ли взаперти, но стоит им встать на свидетельское место, и мы более не в
силах будем ограничить их показания, и кто-нибудь уж непременно обронит
словцо про вашего друга мистера Томсона. А это (судя по тому, что я слы-
хал от вас) не весьма желательно.
- Знаете, сэр, - сказал я, - кажется, я кое-что надумал.
И я раскрыл ему свой замысел.
- Да, но тут, как я понимаю, неминуема моя встреча с этим Томсоном? -
сказал он, когда я замолчал.
- Думаю, да, сэр, - сказал я.
- Вот ведь беда! - вскричал он, потирая лоб. - Ах ты, беда какая!
Нет, мистер Дэвид, боюсь, что замысел ваш неприемлем. Я ничего не хочу
сказать против вашего друга, я ничего предосудительного про мистера Том-
сона не знаю, а если б знал - заметьте себе, мистер Дэвид, - мой долг
повелевал бы мне его схватить. Судите ж сами: есть ли нам резон, встре-
чаться? Как знать, а вдруг на нем лежит еще иная вина? А вдруг он вам не
все сказал? Вдруг его и зовут вовсе не Томсон! - вскричал, хитро мне
подмигнув, стряпчий. - Такой народец походя себе подцепит больше имен,
чем иной ягод с ветки боярышника.
- Вам решать, сэр, - сказал я.
И все же очевидно было, что поданная мною мысль овладела его вообра-
жением, ибо, покуда нас не позвали к обеду, пред ясные очи миссис Ранки-
лер, он все обдумывал что-то про себя; и не успела хозяйка дома уда-
литься, оставив нас вдвоем за бутылкою вина, как он начал придирчиво
выспрашивать у меня подробности моей затеи. Когда и где назначено у нас
свидание с другом моим мистером Томсоном, вполне ли можно положиться на
порядочность означенного Томсона; согласен ли я буду на такие-то усло-
вия, в случае если старый лис-дядя попадется на приманку, - эти и им по-
добные вопросы неспешной чередою шли ко мне от мистера Ранкилера, меж
тем как он глубокомысленно смаковал вино. Когда же я на все ответил, ви-
димо, так, что он остался доволен, он впал в еще более глубокое раз-
думье; даже и красное вино было теперь забыто. Потом он вынул лист бума-
ги, карандаш и принялся что-то писать, тщательно взвешивая всякое слово;
а дописав, звякнул колокольчиком, и явился письмоводитель.
- Торренс, - сказал стряпчий, - к вечеру эта бумага должна быть спи-
сана начисто; а как управитесь, будьте добры надеть шляпу и приго-
товьтесь сопровождать нас с этим джентльменом - вы можете понадобиться
как свидетель.
- Ба, сэр, так вы отважились? - за писцом закрылась дверь.
- Как видите, - ответствовал мистер Ранкилер, вновь наполняя свой бо-
кал. - Ну, а теперь оставимте дела. Торренс своим появлением привел мне
на память забавный случай, какой произошел несколько лет назад, когда у
нас с сим злополучным растяпою условлено было о встрече на главной пло-
щади в Эдинбурге. Каждый отправился по своему делу, а к четырем часам
Торренс успел пропустить стаканчик и не узнал хозяина, я же забыл дома
очки и без них, по слепоте своей, даю вам слово, не признал собственного
служителя. - И стряпчий громко рассмеялся.
Я тоже улыбнулся из учтивости и заметил, что случай и впрямь не из
обычных, но удивительное дело: весь день мистер Ранкилер вновь и вновь
возвращался к этому происшествию и пересказывал его сначала с новыми
подробностями и, новыми раскатами смеха, так вскричал я, едва что мне
под конец стало не по себе от этой блажи моего новоявленного друга и я
не знал, куда девать глаза.
Незадолго до условленного часа нашей с Аланом встречи мы вышли из до-
му: мистер Ранкилер об руку со мной, а позади, с бумагою в кармане и
крытой корзиной в руке, - Торренс. Пока мы шли по городу, стряпчий на
каждом шагу раскланивался направо и налево, и всякий встречный норовил
его остановить по делу личного или служебного свойства; видно было, что
мистера Ранкилера в округе очень почитают. Но вот дома остались позади,
и мы направились по краю гавани в сторону трактира "Боярышник" и паром-
ного причала, к тем самым местам, где надо мною учинили злодеяние. Я не
мог смотреть на них равнодушно, припомнив, скольких из тех, кто был тог-
да рядом, более нет: и Рансома, хоть он, можно надеяться, избавлен тем
от худшей участи; и Шуана, - страшно подумать, где он теперь; и тех нес-
частных, которые пустились вместе с бригом в последнее плавание - на
дно. Их всех и самый бриг я пережил; невредимым прошел сквозь тяжкие ис-
пытания и грозные опасности. Казалось бы, о чем еще печалиться: будь
благодарен, и только; а меж тем при виде этих мест я не мог не ощутить
скорбь об ушедших и холодок запоздалого страха...
Так шел я, предаваясь своим думам, как вдруг мистер Ранкилер вскрик-
нул, похлопал себя по карманам и залился смехом.
- Нет, как вам это понравится! - вскричал он. - После всего, что я
твердил весь день, забыть очки - вот потеха!
Тут я, конечно, раскусил, для чего повторялась та побасенка, и смек-
нул, что очки были забыты дома с умыслом, дабы и помощью Алановой не
пренебречь и избежать щекотливой надобности признать его в лицо. Да, это
было ловко придумано: разве мог теперь Ранкилер (в случае если б дела
приняли наихудший оборот); опознать под присягою моего друга? И кто бы
мог его заставить дать показания, порочащие меня? Все так, но долгонько
он что-то не обнаруживал свою забывчивость, да и когда мы шли по городу,
сумел же без труда узнать стольких людей, с которыми разговаривал... -
Словом, в душе-то я не сомневался, что он видит вполне сносно и без оч-
ков.
Едва мы миновали "Боярышник" (на пороге курил трубку хозяин, я узнал
его и удивился, что он нисколько не постарел), как мистер Ранкилер изме-
нил порядок в нашем шествии: сам пошел сзади с Торренсом, а меня выслал
вперед, как бы на разведку. Я стал подыматься, по склону холма, время от
времени принимаясь насвистывать свой гэльский напев; и наконец с ра-
достью заслышал ответный посвист и увидел, как изза куста встает Алан.
Он был слегка подавлен после долгого дня, который провел в одиночестве,
скрываясь по окрестностям, и после убогой трапезы в дрянной пивнушке
возле Дандаса. Впрочем, при виде моего платья он вмиг повеселел, а узнав
от меня, как успешно подвигаются наши дела и какая роль отведена ему в
решающих событиях, совершенно преобразился.
- Очень похвальная мысль, - одобрил он. - И прямо скажу, более подхо-
дящего человека на эту роль, чем Алан Брек, вам не сыскать. Такое, за-
меть себе, не каждому дано, здесь требуется сообразительность. Однако, я
чаю, стряпчему твоему уже не терпится меня увидеть.
Я крикнул мистеру Ранкилеру и помахал ему рукой, он подошел один и
был представлен моему другу мистеру Томсону.
- Рад нашему знакомству, мистер Томсон, - молвил он. - Я, к сожале-
нию, позабыл свои очки, а без них - вот и наш друг мистер Дэвид то же
скажет (он похлопал меня по плечу) - я слеп, как крот, и пусть уж вас
"не удивит, ежели завтра я пройду мимо - вас и не узнаю.
Сказал он это, думая Алана обнадежить, но и меньшего было б довольно,
чтобы уязвить самолюбие горца.
- Помилуйте, сэр, что за - важность, - чопорно сказал он, - когда мы
сошлись с единою целью добиться, чтобы мистеру Бэлфуру оказана была
справедливость, и, сколько я могу судить, едва ль, помимо этого, найдем
что-либо общее. Впрочем, я принимаю ваше извинение, оно было вполне
уместно.
- А я на большее и рассчитывать не дерзну, мистер Томсон, - сердечно
сказал Ранкилер. - Ну-с, а теперь, коль скоро в этом предприятии главные
лицедеи вы да я, нам следует, я полагаю, все до тонкости обсудить, а по-
тому не откажите в любезности дать мне руку, а то я не совсем отчетливо
разбираю дорогу - и темнота, знаете ли, да и очки забыл... Вы же, мистер
Дэвид, тем временем найдете славного собеседника в Торренсе. Только доз-
вольте вам напомнить, что нет решительно никакой нужды посвящать его в
подробности ваших и мистера... хм... Томсона приключений.
И оба, истово друг с другом беседуя, пошли вперед, а мы с Торренсом
