- Да просто затем, чтобы сдаться ему, - ответил я.
- Мистер Бэлфур! - воскликнул стряпчий. - Вы смеетесь надо мной?
- Нисколько, сэр, - сказал я, - хотя мне кажется, что вы позволили
себе такую вольность по отношению ко мне. Но вы должны усвоить раз и
навсегда, что мне не до шуток.
- Мне также, - сказал Стюарт. - И вы тоже должны усвоить, как вы из-
волили выразиться, что мне все меньше и меньше нравится ваше поведение.
Вы пришли ко мне с целым ворохом прожектов, тем самым вовлекая меня в
разного рода сомнительные дела и заставляя вступать в общение с разными
весьма подозрительными личностями. А затем заявляете, что прямо из моей
конторы идете с повинной к Генеральному прокурору! Ни пуговица Алана, ни
две его пуговицы, ни сам Алан целиком не вынудят меня впутываться в ваши
дела.
- Я бы на вашем месте не стал так горячиться, - сказал я. - Наверное,
можно избежать того, что вам так не по душе. Но я не вижу иного способа,
кроме как явиться к Генеральному прокурору; если вы придумаете что-либо
другое, то, скажу откровенно, у меня гора свалится с плеч, ибо я побаи-
ваюсь, что переговоры с его светлостью повредят моему здоровью. Для меня
ясно одно: я как свидетель должен рассказать то, что знаю; Я надеюсь
спасти честь Алана, если от нее еще что-то осталось, и голову Джемса - а
тут медлить нельзя.
Стряпчий секунду помолчал.
- Послушайте, милейший, - сказал он затем, - вам ни за что не позво-
лят дать такие показания.
- Это мы еще посмотрим, - ответил я. - Я могу быть упрямым, если за-
хочу.
- Неслыханный болван! - закричал Стюарт. - Да ведь им нужен Джемс!
Они хотят повесить Джемса, - Алана тоже, если он попадется им в руки, но
Джемса уж непременно! Попробуйте-ка подступиться к прокурору с таким де-
лом и увидите, он сумеет быстро заткнуть вам рот.
- Я лучшего мнения о Генеральном прокуроре, - возразил я.
- Да что там прокурор! - воскликнул он. - Кемпбеллы - вот кто сила,
милейший! Они накинутся на вас всем кланом, и на прокурора, беднягу, то-
же. Просто поразительно, как вы сами этого не понимаете. Если они не
заставят вас замолчать добром, то пойдут на любую подлость. Они засадят
вас на скамью подсудимых, неужели вы не понимаете? - кричал он, тыча
пальцем в мое колено.
- Да, - сказал я. - Не далее, как сегодня утром, мне то же самое ска-
зал другой стряпчий.
- Кто же это? - спросил Стюарт. - Как видно, он человек дельный.
Я ответил, что мне неудобно называть его имя: это почтенный старый
виг, который не желает вмешиваться в подобные дела.
- По-моему, весь мир уже замешан в это дело! - воскликнул Стюарт. -
Но что же он вам сказал?
Я пересказал ему свой разговор с Ранкилером перед домом в Шосе.
- Ну да, и вас повесят, - сказал стряпчий. - Будете болтаться на ви-
селице рядом с Джемсом Стюартом. Это вам на роду написано.
- Надеюсь, меня ждет лучший удел, - сказал я, - но спорить не стану:
здесь есть известный риск.
- Риск! - Стряпчий хмыкнул и опять помолчал. - Следовало бы поблаго-
дарить вас за преданность моим друзьям, которых вы так ретиво защищаете,
- произнес он, - если только у вас хватит сил устоять. Но предупреждаю,
вы ходите по краю пропасти. И я хоть и сам из рода Стюартов, но я не же-
лал бы очутиться на вашем месте даже ради всех Стюартов, живших на земле
со времен праотца Ноя. Риск? Да, рисковать я готов сколько угодно, но
сидеть на скамье подсудимых перед кемпбелловскими присяжными и кемпбел-
ловским судьей, на кемпбелловской земле, из-за кемпбелловской распри...
думайте обо мне что хотите, Бэлфур, но это свыше моих сил!
- Должно быть, мы просто по-разному смотрим на вещи, - сказал я. -
Мои убеждения внушил мне отец.
- Да будет ему земля пухом! Сын не посрамит его имени, - сказал
стряпчий. - И все же, не судите меня слишком строго. Я в чрезвычайно
трудном положении. Видите ли, сэр, вы заявляете, что вы виг; а я сам не
знаю, кто я. Но уж, конечно, не виг; я не могу быть всего лишь вигом. Но
- пусть это останется между нами - и другая партия, быть может, мне не
очень по душе.
- Неужели это так? - воскликнул я. - От человека с вашим умом я дру-
гого и не ждал!
- Хо! Не пытайтесь ко мне подольститься. Умные люди есть и на той и
на другой стороне. Я лично не испытываю особого желания обижать короля
Георга; а что до короля Иакова, благослови его господь, то по мне он
вполне хорош и за морем. Я стряпчий, понимаете, мне бы только книги да
бутылочку чернил, хорошую защитительную речь, хорошо составленную бума-
гу, да стаканчик вина в здании парламента с другими стряпчими, да, пожа-
луй, субботним вечером партию в гольф. И при чем тут вы, с вашими горс-
кими пледами и палашами?
- Да, - сказал я, - вы, пожалуй, мало похожи на дикого горца.
- Мало? - удивился он. - Да ничуть, милейший мой! И все же я родился
в горах, и когда клан играет на волынке, кто должен плясать, как не я?
Мой клан и мое имя - вот что главное. Меня, как и вас, тоже учил этому
отец, и хорошими же делами я занимаюсь! Измены и изменники, переправка
их сюда и отсюда, и французские рекруты, пропади они пропадом, и переп-
равка этих рекрутов, и их иски - ох, уж эти иски! Вот сейчас я веду дело
молодого Ардшила, моего двоюродного брата; он претендует на поместье на
основании брачного контракта, а именье-то конфискованное! Я говорил им,
что это вздор, но им хоть бы что! И вот я пыжился, как мог, перед другим
адвокатом, которому это дело так же не нравится, как и мне, потому что
это чистая погибель для нас обоих - это непочтенно, это пятно на нашем
добром имени, вроде хозяйского тавра на коровьей шкуре! Но что я могу
поделать? Я принадлежу к роду Стюартов и должен лезть из кожи вон ради
своей родни и своего клана. А тут не далее как вчера одного из Стюартов
бросили в Замок. За что? Я знаю, за что: акт семьсот тридцать шестого
года, вербовка рекрутов для короля Людовика. И вот увидите, он кликнет
меня себе в адвокаты, и на моем имени будет еще одно пятно! Честно вам
скажу: знай я хоть одно слово по-древнееврейски, я бы плюнул на все и
пошел в священники!
- Да, положение у вас трудное, - согласился я.
- Трудней трудного! - воскликнул он. - И потому я гляжу на вас с не-
вольным уважением - вы ведь не Стюарт, но с головой увязли в делах Стю-
артов. А ради чего, я не знаю; разве только из чувства долга?
- Думаю, что вы правы, - ответил я.
- Что ж, это превосходное качество. Но вот вернулся мой клерк, и с
вашего позволения мы втроем немножко перекусим. А потом я направлю вас к
одному весьма достойному человеку, который охотно возьмет вас в жильцы.
И я сам наполню ваши карманы, кстати, из вашего же собственного мешка.
Все это будет стоить не так много, как вы полагаете, даже корабль.
Я знаком дал ему понять, что нас может слышать клерк.
- Пусть себе, можете не бояться Робби, - сказал стряпчий. - Он сам из
Стюартов, бедняга. Он переправил больше французских рекрутов и беглых
папистов, чем у него волос на подбородке. Эта часть моей деятельности
всецело в его ведении. Кто у нас сейчас может переправить человека за
море, Роб?
- Скажем, Энди Скаугел на "Репейнике", - ответил Роб. - Вчера я видел
Хозисона, только, кажется, у него еще нет корабля. Потом еще Тэм Стобо;
но я что-то в Тэме не уверен. Я видел, как он шептался с какими-то по-
дозрительными нетрезвыми личностями, и если речь идет о важной персоне,
я бы с Тэмом не стал связываться.
- За голову этого человека обещано двести фунтов, Робин, - сказал
Стюарт.
- Господи боже мой, неужели это Алан Брек? - воскликнул клерк Робин.
- Он самый.
- Силы небесные! Это дело серьезное, - сказал клерк. - Тогда попробую
столковаться с Энди; Энди будет самый подходящий...
- Я вижу, большая у вас работа, - заметил я.
- Мистер Бэлфур, ей конца нет, - ответил Стюарт.
- Ваш клерк назвал одно имя - Хозисон, - продолжал я. - Кажется, я
его знаю, это Хозисон с брига "Завет". Вы ему доверяете?
- Он скверно поступил с вами и Аланом, - сказал стряпчий Стюарт, - но
вообще-то я о нем хорошего мнения. Если уж он примет Алана на борт свое-
го корабля на определенных условиях, то я не сомневаюсь, что он честно
выполнит уговор. Что ты скажешь, Роб?
- Нет честнее шкипера, чем Эли, - сказал клерк. - Слову Эли я бы до-
верился, как Шевалье или самому Эпину, - добавил он.
- Ведь это он привез тогда доктора, верно? - спросил стряпчий.
- Да, он, - подтвердил клерк.
- И, кажется, отвез его назад? - продолжал Стюарт.
- Да, причем у того был полный кошель денег, - сказал Робин. - И Эли
об этом знал.
- Как видно, человека с первого взгляда не раскусишь, - сказал я.
- Вот об этом-то я и забыл, когда вы ко мне вошли, мистер Бэлфур, -
сказал стряпчий.
ГЛАВА III
Я ИДУ В ПИЛРИГ
На следующее утро, едва я проснулся в своем новом жилище, как тотчас
же вскочил и надел свое новое платье; и едва проглотил завтрак, как сра-
зу же отправился навстречу новым приключениям. Теперь можно было наде-
яться, что с Аланом будет все благополучно, но спасение Джемса - дело
куда более трудное, и я невольно опасался, что это предприятие обойдется
мне чересчур дорого, как утверждали все, с кем я делился своими планами.
Похоже, что я вскарабкался на вершину горы только затем, чтобы броситься
вниз; я прошел через множество суровых испытаний, достиг богатства,
признания своих прав, возможности носить городскую одежду и шпагу на бо-
ку, и все это лишь затем, чтобы в конце концов совершить самоубийство,
причем самоубийство наихудшего рода: то есть дать себя повесить по указу
короля.
"Ради чего я это делаю?" - спрашивал я себя, шагая по Хай-стрит и
свернув затем к северу по Ли-Уинд. Сначала я попробовал внушить себе,
что хочу спасти Джемса Стюарта; я вспомнил его арест, рыдания его жены и
сказанные мною в тот час слова, и это соображение показалось мне весьма
убедительным. Но тут же я подумал, что, в сущности, мне, Дэвиду Бэлфуру,
нет (или не должно быть) никакого дела до того, умрет ли Джемс в своей
постели или на виселице. Конечно, он родня Алану; но что касается Алана,
то ему лучше всего было бы где-то притаиться, и пусть костями его родича
распорядятся как им угодно король, герцог Аргайлский и воронье. Я к тому
же не мог забыть, что, когда мы все вместе были в беде. Джемс не слишком
заботился ни об Алане, ни обо мне.
Затем мне пришло в голову, что я действую во имя справедливости: ка-
кое прекрасное слово, подумал я, и в конце концов пришел к заключению,
что (поскольку мы на свое несчастье живем среди дел политических) самое
главное для нас - соблюдать справедливость; а казнь невинного человека -
это рана, нанесенная всему обществу. Потом во мне заговорил другой го-
лос, пристыдивший меня за то, что я вообразил себя участником этих важ-
ных событий, обозвавший меня тщеславным мальчишкой-пустозвоном, который
наговорил Ранкилеру и Стюарту громких слов и теперь единственно из само-
любия старается выполнить свои хвастливые обещания. Но мало этого, тот
же голос нанес мне удар побольнее, обвинив меня в своего рода трусливой
хитрости, в том, что я хочу ценою небольшого риска купить себе полную
безопасность. Да, конечно, пока я не явлюсь к Генеральному прокурору и
не докажу свою непричастность к преступлению, я в любой день могу по-
пасться на глаза Манго Кемпбеллу или помощнику шерифа, меня опознают и
за шиворот втянут в эпинское убийство. И, конечно, если я дам свои пока-
зания и это кончится для меня благополучно, мне будет потом дышаться го-
раздо легче. Но, обдумав этот довод, я не нашел в нем ничего постыдного.
Что касается остального, то есть два пути, думал я, и оба ведут к одному
и тому же. Если Джемса повесят, в то время, как я мог бы его спасти, это
будет несправедливо; если я, наобещав так много, не сделаю ничего, я бу-
