свидетелей, могу вас уверить, что ваши взгляды ошибочны. Виновность Бре-
ка очевидна; и вашего свидетельства, подтверждающего, что он в момент
убийства находился на холме, будет вполне достаточно, чтобы его пове-
сить.
- Трудно вам будет повесить его, пока вы его не поймали, - заметил я.
- Что же касается остального, то я охотно признаю ваше право доверять
своим впечатлениям.
- Герцог уже осведомлен обо всем, - продолжал Фрэзер. - Я только что
от его высочества, и он мне высказал все откровенно и прямо, как истин-
ный вельможа. Он назвал ваше имя, мистер Бэлфур, и заранее выразил вам
свою признательность, если вы станете внимать советам тех, кто печется о
вашем благополучии и благополучии страны куда больше, чем вы сами. Бла-
годарность в устах герцога не пустые слова: experto crede [3]. Смею ут-
верждать, что вам кое-что известно о моем имени и моем клане, о недос-
тойном примере и плачевной смерти моего отца, не говоря уже о моих
собственных заблуждениях. И что же - я примирился с нашим добрым герцо-
гом; он походатайствовал обо мне перед нашим другом Престонгрэнджем, я
опять на коне и принимаю участие в судебном преследовании врагов короля
Георга и мщении за недавнее дерзкое и наглое оскорбление, нанесенное его
величеству.
- Что и говорить, весьма благородное занятие для сына вашего отца, -
сказал я.
Фрэзер сдвинул свои белесые брови.
- Вы можете ехидствовать сколько вам угодно, - сказал он. - Но я
здесь по долгу службы, я здесь для того, чтобы добросовестно выполнить
данное мне поручение, и вы напрасно думаете, что вам удастся сбить меня.
И разрешите вам сказать, что для юноши с вашим умом и честолюбием хоро-
ший толчок в самом начале гораздо полезнее, чем десять лет упорного тру-
да. Вам только стоит захотеть этого толчка; скажите, в какой области вы
желали бы выдвинуться, и герцог будет заботиться о вас с отеческой лю-
бовью.
- Боюсь, что мне недостает сыновней покорности, - сказал я.
- Неужели вы в самом деле думаете, сэр, что вся политика нашей страны
может рухнуть и развалиться из-за какого-то неотесанного мальчишки? -
закричал он. - Эпинское дело - пробный камень; всякий, кто хочет преус-
петь в будущем, должен ревностно помогать нам! Возьмите хоть меня - вы
думаете, я ради своего удовольствия ставлю себя в некрасивое положение
человека, который преследует того, с кем он сражался плечом к плечу?
Просто у меня нет выбора!
- Но мне думается, сэр, что вы лишили себя выбора участием в этом чу-
довищном восстании, - заметил я. - Я же, к счастью, в ином положении: я
верный подданный и могу с чистой совестью смотреть в глаза герцогу и ко-
ролю Георгу.
- Вы так полагаете? - усмехнулся он. - Разрешите возразить: вы глубо-
ко заблуждаетесь. Насколько я знаю, Простонгрэндж был до сих пор нас-
только деликатен, что не опровергал ваши свидетельства; тем не менее они
нам кажутся чрезвычайно сомнительными. Вы утверждаете, что невиновны.
Факты, мой дорогой сэр, говорят о том, что вы виновны.
- Этого я от вас и ждал.
- Свидетельство Манго Кемпбелла, ваше бегство после убийства, то, что
вы так долго скрывались, мой дорогой юноша, - сказал мистер Саймон, -
этих улик достаточно, чтобы послать на виселицу смирного вола, а не то
что Дэвида Бэлфура! Я буду заседать в суде, мне предоставят слово, и
тогда я заговорю иначе, чем сегодня, и если мои слова вам и сейчас не
нравятся, то тогда они доставят вам еще меньше удовольствия! О, да вы
побледнели! - воскликнул он. - Я задел за живое вашу бесстыжую душу! Вы
бледны, и у вас бегают глаза, мистер Дэвид! Вы поняли, что могила и ви-
селица куда ближе, чем вы воображали!
- Просто естественная слабость, - сказал я. - Ничего позорного в этом
нет. Позор... - хотел я продолжить.
- Позор ожидает вас на виселице, - перебил он.
- Где сравняюсь с милордом вашим отцом, - сказал я.
- О, нисколько! - воскликнул он. - Вы не понимаете сути дела. Мой
отец пострадал за государственное преступление, за вмешательство в дела
королей. А вас повесят за подлое убийство из самых низких целей. И вы
играли в нем гнусную роль предателя, вы заговорили с этим беднягой, что-
бы задержать его, а вашими сообщниками была шайка горских оборванцев.
Можно доказать, мой великолепный мистер Бэлфур, можно доказать, и мы до-
кажем, уж поверьте мне, человеку, от которого кое-что зависит, мы сможем
доказать и докажем, что вам за это было заплачено. Я так и вижу, как пе-
реглянутся судьи, когда я представлю улики и выяснится, что вы, такой
образованный юноша, дали себя подкупить и пошли на это ужасное дело ради
каких-то обносков, бутылки виски и трех шиллингов и пяти с половиной
пенсов медной монетой!
Меня словно обухом ударило; в его словах была доля правды: одежда,
бутылка ирландского виски и три шиллинга пять с половиной пенсов медяка-
ми - это было почти все, с чем Алан и я ушли из Охарна, и я понял, что
кто-то из людей Джемса проболтался в тюрьме.
- Как видите, мне известно больше, чем вы думали, - злорадно сказал
он. - И не рассчитывайте, мой великолепный мистер Дэвид, что прави-
тельству Великобритании и Ирландии будет трудно найти свидетелей, чтобы
дать делу такой оборот. У нас здесь, в тюрьме, сколько угодно людей, ко-
торые поклянутся в чем угодно, когда мы им прикажем, - когда им прикажу
я, если так вам больше нравится. И теперь судите сами, что за славу вы о
себе оставите, если предпочтете умереть. С одной стороны, жизнь, вино,
женщины и рука герцога, всегда готовая вас поддержать. С другой стороны,
веревка на шее, виселица, на которой будут стучать ваши кости, и позор-
нейшая, гнуснейшая история о наемном убийце, которая останется у вас в
роду и перейдет из поколения в поколение. Вот, взгляните! - перешел он
на угрожающий визг. - Вот я вынимаю из кармана бумагу! Видите, чье тут
написано имя - это имя Дэвида Великолепного, и чернила едва просохли.
Смекнули, что это за бумага? Это приказ о взятии вас под стражу, и стоит
мне позвонить вот в этот колокольчик, как он будет немедленно приведен в
исполнение. И когда с этой бумагой вас препроводят в Толбут, то да помо-
жет вам бог, ибо ваш жребий брошен!
Не стану отрицать, эта низость испугала меня не на шутку, и мужество
почти покинуло меня - так ужасна была угроза позорной смерти. Минуту на-
зад мистер Саймон злорадствовал, заметив, что я побледнел, но сейчас я,
наверное, был белее своей рубашки, к тому же голос мой сильно дрожал.
- В этой комнате присутствует благородный джентльмен! - воскликнул я.
- Я обращаюсь к нему! Я вверяю ему свою жизнь и честь.
Престонгрэндж со стуком захлопнул книгу.
- Я же говорил вам, Саймон, - сказал он, - вы пошли ва-банк и проиг-
рали свою игру. Мистер Дэвид, - продолжал он, - прошу вас поверить, что
вас подвергли этому испытанию не по моей воле. И прошу вас поверить - я
очень рад, что вы вышли из него с честью. Быть может, вы меня не сразу
поймете, но тем самым вы оказали мне некоторую услугу. Если бы мой друг
добился от вас большего, чем я вчера вечером, оказалось бы, что он луч-
ший знаток людей, чем я; оказалось бы, что каждый из нас, мистер Саймон
и я, находится не на своем месте. А я знаю, что наш друг Саймон честолю-
бив, - добавил он, легонько хлопнув Фрэзера по плечу. - Ну что же, этот
маленький спектакль окончен; я настроен в вашу пользу, и, чем бы ни кон-
чилось это неприятнейшее дело, я постараюсь, чтобы к вам отнеслись снис-
ходительно.
Хорошие слова сказал мне Престонгрэндж, и, кроме того, я видел, что
отношения между моими противниками были далеко не дружеские, пожалуй, в
них даже сквозила враждебность. Тем не менее я не сомневался, что этот
допрос был обдуман, а быть может, и прорепетирован ими совместно; оче-
видно, мои противники решили испробовать на мне все средства, и теперь,
когда не подействовали ни убеждения, ни лесть, ни угрозы, мне оставалось
только гадать, что же они придумают еще. Но после перенесенной пытки у
меня мутилось в глазах и дрожали колени, и я только и мог, что пробормо-
тать те же слова:
- Я вверяю вам свою жизнь и честь.
- Хорошо, хорошо, - сказал Престонгрэндж, - мы постараемся спасти и
то и другое. А пока вернемся к более приятным делам. Вы не должны гне-
ваться на моего друга мистера Саймона, он всего лишь выполнял полученные
указания. А если вы в обиде на меня за то, что я стоял здесь, словно его
пособник, то пусть ваша обида не распространится на мое ни в чем не по-
винное семейство. Девочки жаждут вашего общества, и я не желаю их разо-
чаровывать. Завтра они собираются в Хоуп-Парк, вот и вам хорошо бы про-
гуляться с ними. Но сначала загляните ко мне, быть может, мне понадобит-
ся сказать вам кое-что наедине, и потом я вас передам под надзор моим
барышням, а до тех пор еще раз подтвердите свое обещание молчать.
Напрасно я не отказался сразу, но, говоря по правде, в ту минуту я
соображал довольно туго и послушно повторил обещание. Как я с ним прос-
тился - не помню, но когда я очутился на улице и за моей спиной захлоп-
нулась дверь, я с облегчением прислонился к стене дома и отер лицо. Мис-
тер Саймон, этот, как мне казалось, страшный призрак, не выходил у меня
из головы, подобно тому, как внезапный грохот еще долго отдается в ушах.
В памяти моей вставало все, что я слыхал и читал об отце Саймона, о нем
самом, о его лживости и постоянных многочисленных предательствах, и все
это перемешивалось с тем, что я сейчас испытал сам. Каждый раз, вспоми-
ная о гнусной, ловко придуманной клевете, которой он хотел меня заклей-
мить, я вздрагивал от ужаса. Преступление человека на виселице у
Лит-Уокской дороги мало чем отличалось от того, что теперь навязывали
мне. Разумеется, подлое дело свершили эти двое взрослых мужчин, отняв у
ребенка какие-то жалкие гроши, но ведь и мои поступки в том виде, как их
намерен представить на суде Саймон Фрэзер, выглядят не менее подлыми и
возмутительными.
Меня заставили очнуться голоса двух слуг в ливреях; они разговаривали
у дверей Престонгрэнджа.
- Держи-ка записку, - сказал один, - и мчись что есть духу к капита-
ну.
- Опять притащат сюда этого разбойника? - спросил другой.
- Да, видно так, - сказал первый. - Хозяину и Саймону он спешно пона-
добился.
- Наш Престонгрэндж вроде бы малость свихнулся, - сказал второй. -
Скоро он этого Джемса Мора насовсем у себя оставит.
- Ну, это не наше с тобой дело, - ответил первый.
И они разошлись: один убежал с запиской, другой вернулся в дом.
Это не сулило ничего хорошего. Не успел я уйти, как они послали за
Джемсом Мором, и, наверное, это на него намекал мистер Саймон, сказав о
людях, которые сидят в тюрьме и охотно пойдут на что угодно, лишь бы вы-
купить свою жизнь. Волосы зашевелились у меня на голове, а через секунду
вся кровь отхлынула от сердца: я вспомнил о Катрионе. Бедная девушка! Ее
отцу грозила виселица за такие некрасивые проступки, что его, конечно,
не помилуют. Но что еще противнее: теперь он готов спасти свою шкуру це-
ною позорнейшего и гнуснейшего убийства - убийства с помощью ложной
клятвы. И в довершение всех наших бед, по-видимому, его жертвой буду я.
Я быстро зашагал, сам не зная куда, чувствуя только, что мне необхо-
дим воздух, движение и простор.
ГЛАВА VII
Я НАРУШАЮ СВОЕ СЛОВО
Могу поклясться, что совершенно не помню, как я очутился на
Ланг-Дайкс [4] - проселочной дороге на северном, противоположном городу
берегу озера. Отсюда мне была видна черная громада Эдинбурга; на склонах
над озером высился замок, от него бесконечной чередой тянулись шпили,
остроконечные крыши и дымящие трубы, и от этого зрелища у меня защемило
сердце. Несмотря на свою молодость, я уже привык к опасностям, но ничем
еще я не был так потрясен, как опасностью, с которой столкнулся нынче
