шет, что его перевели в Замок, где она может завтра его навестить, и что
дела его улучшаются. - Вам это, наверное, неприятно слышать, - сказала
она. - Но можно ли осуждать моего отца, не зная его?
- Я и не думаю его осуждать, - ответил я. - И даю вам слово, я рад,
что у вас стало легче на душе, а если я и приуныл, что, должно быть,
видно по моему лицу, то согласитесь, что сегодня неподходящий день для
примирений и что люди, стоящие у власти, - совсем не те, с кем можно по-
ладить. Я все еще не могу опомниться после встречи с Саймоном Фрэзером.
- О, как можно их сравнивать! - воскликнула она. - И кроме того, не
забывайте, что Престонгрэндж и мой отец Джемс Мор - одной крови.
- В первый раз об этом слышу, - сказал я.
- Странно, как мало вы вообще знаете, - заметила Катриона. - Одни на-
зывают себя Грантами, другие Макгрегорами, но все принадлежат к одному
клану.
И все они сыны Эпина, в честь которого и названа наша страна.
- Какая страна? - спросил я.
- Моя и ваша, - ответила Катриона.
- Как видно, сегодня для меня день открытий, - сказал я, - ибо я
всегда думал, что моя страна называется Шотландией.
- А на самом деле Шотландия - это страна, которую вы называете Ирлан-
дией, - возразила она. - Настоящее же, древнее название земли, по кото-
рой мы ходим и из которой сделаны наши кости, - Эпин. И когда наши пред-
ки сражались за нее с Александром и римлянами, она называлась Эпин. И до
сих пор так называется на вашем родном языке, который вы позабыли!
- Верно, - сказал я, - и которому я никогда не учился. - У меня не
хватило духу вразумить ее относительно Александра Македонского.
- Но ваши предки говорили на нем из поколения в поколение, - заявила
она, - и пели колыбельные песни, когда ни меня, ни вас еще и в помине не
было. И даже в вашем имени еще слышится наша родная речь. Ах, если бы мы
с вами могли говорить на этом языке, вы бы увидели, что я совсем другая!
Это язык сердца!
Дамы угостили меня вкусным обедом, стол был сервирован красивой ста-
ринной посудой, и вино оказалось отменным; очевидно, миссис Огилви была
богата. За столом мы оживленно болтали, но, заметив, что солнце быстро
клонится к закату и по земле потянулись длинные тени, я встал и откла-
нялся. Я уже твердо решил попрощаться с Аланом, и мне нужно было найти и
осмотреть условленное место при дневном свете. Катриона проводила меня
до садовой калитки.
- Долго я вас теперь не увижу? - спросила она.
- Мне трудно сказать, - ответил я. - Быть может, долго, а быть может,
никогда.
- И это возможно, - согласилась она. - Вам жаль?
Я наклонил голову, глядя на нее.
- Мне тоже, и еще как, - сказала она. - Мы мало виделись с вами, но я
вас высоко ценю. Вы храбрый и честный; со временем вы, наверное, станете
настоящим мужчиной, и я буду рада об этом услышать. Если даже случится
худшее, если вам суждено погибнуть... что ж! Помните только, что у вас
есть друг. И долго-долго после вашей смерти, когда я буду совсем стару-
хой, я стану рассказывать внукам о Дэвиде Бэлфуре и плакать. Я расскажу
им, как мы расстались, что я вам сказала и что сделала. "Да сохранит и
направит вас бог, так будет молиться ваша маленькая подружка" - вот что
я сказала, и вот что я сделала...
Она схватила мою руку и поцеловала ее. Это так меня поразило, что я
вскрикнул, словно от боли. Лицо ее зарделось, она взглянула мне в глаза
и кивнула.
- Да, мистер Дэвид, - сказала она, - вот что я думаю о вас. Вместе с
поцелуем я отдала вам душу.
Я видел на ее лице воодушевление и рыцарский пыл смелого ребенка, но
не больше того. Она поцеловала мне руку, как когда-то целовала руку
принцу Чарли, в порыве высокого чувства, которое неведомо людям обычного
склада. Только теперь я понял, как сильно я ее люблю и какой трудный
путь мне еще нужно пройти для того, чтобы она думала обо мне, как о воз-
любленном. И все же я чувствовал, что уже немного продвинулся на этом
пути и что при мысли обо мне сердце ее бьется чуть чаще, а кровь стано-
вится чуть горячее.
После великой чести, которую она мне оказала, я уже не мог произнести
какую-нибудь обычную любезность. Мне даже трудно было говорить: в голосе
ее звучало такое вдохновение, что у меня готовы были хлынуть слезы.
- Благодарю господа, что вы так добры, дорогая, - сказал я. - Прощай-
те, моя маленькая подружка. - Я назвал ее так, как она назвалась сама;
затем поклонился и вышел за калитку.
Путь мой лежал по долине вдоль реки Лит, к Стокбриджу и Силвермилзу.
Тропинка бежала по краю долины, посреди журчала и звенела река, низкое
солнце на западе расстилало свои лучи среди длинных теней, и с каждым
извивом тропы передо мной открывались все новые картины, точно за каждым
поворотом был новый мир. Думая об оставшейся позади Катрионе и ждавшем
меня впереди Алане, я летел, как на крыльях. Мне бесконечно нравились и
здешние места, и этот предвечерний свет, и говор воды; я замедлил шаг и
огляделся по сторонам. И потому, а также по воле провидения - увидел не-
далеко позади себя в кустах рыжую голову.
Во мне вспыхнул гнев; я круто повернул назад и твердым шагом пошел
обратно. Тропа проходила рядом с кустами, в которых я заметил рыжую го-
лову. Поравнявшись с засадой, я весь напрягся, готовясь встретить и от-
разить нападение. Но ничего не случилось, я беспрепятственно прошел ми-
мо, и от этого мне стало только страшнее. Еще светило солнце, "о вокруг
было совсем пустынно. Если мои преследователи упустили такой удобный
случай, то можно было предположить лишь одно: они охотятся за кем-то по-
важнее, чем Дэвид Бэлфур. Ответственность за жизнь Алана и Джемса легла
мне на душу тяжким бременем.
Катриона все еще была в саду, одна.
- Катриона, - сказал я, - видите, я вернулся.
- И на вас нет лица! - воскликнула она.
- Я отвечаю за две человеческие жизни, кроме своей собственной, -
сказал я. - Было бы преступно и позорно ходить, не остерегаясь. Я не
знаю, правильно ли я поступил, придя к вам. Я был бы очень огорчен, если
бы навлек этим беду на нас обоих.
- Есть человек, который был бы огорчен еще больше и уже сейчас огор-
чен вашими словами, - проговорила она. - Скажите по крайней мере, что я
такого сделала?
- О, вы! Вы ничего не сделали, - ответил я. - Но когда я вышел, за
мной следили, и я могу назвать того, кто шел за мной по пятам. Это Нийл,
сын Дункана, слуга вашего отца и ваш.
- Вы, разумеется, ошиблись, - сказала она, побледнев. - Нийл в Эдин-
бурге, его послал с каким-то поручением отец.
- Вот этого я и боялся, - сказал я, - то есть последних ваших слов. А
если вы думаете, что он в Эдинбурге, то, кажется, я смогу доказать, что
это не так. У вас, конечно, есть условный сигнал на случай необходимос-
ти, сигнал, по которому он поспешит к вам на помощь, если сможет услы-
шать и добежать?
- Как вы узнали? - удивленно воскликнула Катриона.
- С помощью волшебного талисмана, который бог подарил мне при рожде-
нии, и называется он Здравый Смысл, - ответил я. - Сделайте одолжение,
подайте сигнал, и я покажу вам рыжую голову Нийла.
Не сомневаюсь, что слова мои звучали горько и резко. Горечь перепол-
няла мое сердце. Я винил и себя и девушку и ненавидел нас обоих; ее за
то, что она принадлежит к этой подлой шайке, себя - за глупое легкомыс-
лие, с которым я сунул голову в это осиное гнездо.
Катриона приложила пальцы к губам, и раздался свист, чистый, пронзи-
тельный, на высокой ноте; так мощно мог бы свистнуть пастух. С минуту мы
стояли молча, и я уже хотел было просить, чтобы она повторила сигнал, но
вдруг услышал, как внизу на склоне холма кто-то пробирается сквозь кус-
тарник. Я с улыбкой указал ей в ту сторону, и вскоре Нийл прыгнул в сад.
Глаза его горели, в руке был обнаженный "черный нож", как называют его в
горах; увидев меня рядом со своей госпожой, Нийл остановился, как вко-
панный.
- Он явился на ваш зов, - сказал я, - судите сами, был ли он в Эдин-
бурге и какого рода поручение дал ему ваш отец. Спросите его самого. Ес-
ли я или те двое, что от меня зависят, должны погибнуть от руки вашего
клана, то дайте мне идти навстречу смерти с открытыми глазами.
Дрожащим голосом Катриона обратилась к нему погэльски. Вспомнив дели-
катную щепетильность Алана в таких случаях, я чуть не рассмеялся горьким
смехом; именно сейчас, зная о моих подозрениях, она должна была бы гово-
рить только по-английски.
Они перебросились двумя-тремя фразами, и я понял, что Нийл, несмотря
на всю свою подобострастность, очень разозлился.
Затем Катриона повернулась ко мне.
- Он клянется, что это неправда, - сказала она.
- Катриона, - произнес я, - а вы сами верите этому человеку?
- Откуда я знаю? - воскликнула она, ломая руки.
- Но я должен как-то узнать, - сказал я. - Не могу больше блуждать в
потемках, неся на себе две человеческие жизни! Катриона, постарайтесь
поставить себя на мое место, а я богом клянусь, что изо всех сил стара-
юсь стать на ваше. Не думал я, что когда-нибудь нам с вами придется вес-
ти такой разговор, вот уж не думал; сердце мое обливается кровью. Но за-
держите его здесь до двух часов ночи, и больше мне ничего не нужно. Поп-
робуйте его уговорить.
Они опять заговорили по-гэльски.
- Он говорит, что мой отец. Джемс Мор, дал ему поручение, - сказала
Катриона. Она побледнела еще больше, и голос ее дрожал.
- Теперь мне все ясно, - сказал я, - и да простит им господь их зло-
деяния!
Она ничего не ответила, но по-прежнему смотрела на меня, и с лица ее
не сходила бледность.
- Что же, прекрасно, - сказал я, - Значит, я должен умереть и те двое
тоже?
- О, что же мне делать! - воскликнула она. - Как я могу идти напере-
кор отцу, когда он в тюрьме и жизнь его в опасности?
- Но может быть, все не так, как мы думаем? - сказал я. - Может быть,
он опять лжет и никакого приказа он не получал; возможно, все это
подстроил Саймон, без ведома вашего отца?
Она вдруг расплакалась, и у меня больно сжалось сердце; я понимал, в
каком ужасном положении эта девушка.
- Знаете что, - сказал я, - задержите его только на час; я попробую
рискнуть и буду молить за вас бога.
Она протянула мне руку.
- Мне так нужно хоть одно доброе слово, - всхлипнула она.
- Итак, на целый час, - сказал я, беря ее руку в свою. - Он стоит
трех жизней, дорогая!
- Целый час! - сказала она и стала громко молить Спасителя, чтобы он
простил ее.
Я подумал, что мешкать здесь больше нельзя, и убежал.
ГЛАВА XI
ЛЕС У СИЛВЕРМИЛЗА
Я не терял времени и что было духу помчался вниз по долине, мимо
Стокбриджа и Силвермилза. Каждую ночь от двенадцати до двух часов Алан
ждал в условленном месте - "в роще, что восточное Силвермилза и южнее
южной мельничной запруды". Рощу я нашел довольно легко, она сбегала по
крутому склону холма к быстрой и глубокой речке; здесь я пошел медлен-
нее, стараясь спокойно обдумать свои действия. Я понял, что мой уговор с
Катрионой - сущая бессмыслица. Вряд ли Нийла послали с таким поручением
одного, но возможно, что он был единственным из приверженцев Джемса Мо-
ра; в таком случае я сделал все, чтобы отправить отца Катрионы на висе-
лицу, и ничего такого, что помогло бы мне. Сказать по правде, раньше мне
все это и в голову не приходило. Если то, что она задержала Нийла, приб-
лизит гибель ее отца, она не простит себе этого до конца своей жизни. А
если сейчас по моим следам идут и другие, хороший же подарок я преподне-
су Алану; и каково будет мне самому?
Я уже подходил к западному краю леска, когда эти мысли поразили меня,
как громом. Ноги мои вдруг сами собой остановились и сердце тоже. "Зачем
я затеял эту безумную игру?" - подумал я и круто повернулся, готовый бе-
жать, куда глаза глядят.
Передо мной открылся Силвермилз; тропа огибала деревню петлей, однако
