отозвался Ранкилер. - А так как короля Томсона до сих пор не бывало - во
всяком случае, моих ушей слава о нем не достигла, - я рассудил, что,
очевидно, вы имеете в виду то имя, которое вам дали при крещении.
Удар пришелся по больному месту; и не скрою, Алан принял его тяжело.
Ни слова не сказав в ответ, он отошел в дальний угол кухни, сел и нахох-
лился; и только после того, как к нему подошел я, пожал ему руку и стал
благодарить, сказав, что главная заслуга в моем торжестве принадлежит
ему, он улыбнулся краем рта и согласился примкнуть к нашему обществу.
К тому времени уж был затоплен очаг и откупорена бутылка вина, а из
корзины извлечена добрая снедь, которой мы с Торренсом и Аланом приня-
лись отдавать должное; стряпчий же с дядюшкой уединились для переговоров
в соседней комнате. Целый час совещались они при закрытых дверях; к ис-
ходу этого срока они пришли к соглашению, а после дядя с племянником по
всей форме приложили к нему руку. Его условия обязывали дядю уплатить
вознаграждение Ранкилеру за посредничество, а мне ежегодно выплачивать
две трети чистого дохода от имения Шос.
Так обездоленный бродяга из баллады вступил в свои владения; в ту
ночь я улегся спать на кухонные сундуки состоятельным человеком, отпрыс-
ком знатной фамилии. Алан, Торренс и Ранкилер безмятежно похрапывали на
своих жестких постелях; я же - хоть столько дней и ночей валялся под
открытым небом в грязи иль на камнях, зачастую на голодное брюхо, да еще
в страхе за свою жизнь - был этой переменой к лучшему выбит из колеи,
как ни одним ударом судьбы, и пролежал до самого рассвета, глядя, как
пляшут на потолке тени от огня, и обдумывая будущее.
ГЛАВА XXX
ПРОЩАНИЕ
Что ж, я-то сам обрел пристанище, однако на моей совести оставался
Алан, которому я столь многим был обязан; а на душе тяжелым камнем лежа-
ла и другая забота: Джеме Глен, облыжно обвиненный в убийстве. То и дру-
гое я наутро поверил Ранкилеру, когда мы с ним часов примерно в шесть
прохаживались взад-вперед перед замком Шос, а вокруг, сколько хватало
глаз, простирались поля и леса, принадлежавшие когда-то моим предкам, а
ныне мои. Хоть и о мрачных предметах велась беседа, а взгляд мой нет-нет
да и скользил любовно по этим далям, и мое сердце екало от гордости.
Что у меня прямой долг перед другом, стряпчий признал безоговорочно.
Я обязан, чего бы мне то ни стоило, помочь ему выбраться из Шотландии;
на участие в судьбе Джемса он смотрел совсем иначе.
- Мистер Томсон - это особая статья, - говорил он, - родич мистера
Томсона - совсем другая. Я не довольно осведомлен о подробностях, но,
сколько понимаю, дело решается не без вмешательства могущественного
вельможи (мы будем, с вашего дозволения, именовать его Г.А. [17]), кото-
рый, как полагают, относится к обвиняемому с известным предубеждением.
Г. А., спору нет, дворянин отменных качеств, и все же, мистер Дэвид,
timeo qui nocuere deos [18]. Если вы своим вмешательством вознамеритесь
преградить ему путь, к отмщению, помните, есть надежный способ отде-
латься от ваших свидетельских показаний: отправить вас на скамью подсу-
димых. А там вас ожидает столь же горестная участь, что и родича мистера
Томсона. Вы возразите, что невиновны - так ведь и он неповинен. А быть
судиму присяжными-горцами по поводу горской усобицы и притом, что на су-
дейском кресле горец, - от такого суда до виселицы рукой подать.
Честно говоря, все эти доводы я и сам себе приводил, и возразить мне
было нечего; а потому я призвал на помощь все простодушие, на какое был
способен.
- В таком случае, сэр, - сказал я, - мне, видно, ничего не останется,
как пойти на виселицу?
- Дорогое дитя мое, - вскричал Ранкилер, - ступайте себе с богом и
делайте, что считаете правильным! Хорош же я, что в свои-то лета настав-
ляю вас на путь постыдный, хоть и надежный. Беру назад свои слова и при-
ношу вам извинения. Ступайте и исполните свой долг и, коль придется, ум-
рите на виселице честным человеком. В жизни бывает кое-что похуже висе-
лицы.
- Немногое, сэр, - с улыбкой заметил я.
- Нет, сэр, позвольте! - вскричал он. - Очень многое. За примером хо-
дить недалеко, вот дяде вашему раз в двадцать лучше бы и пристойней бол-
таться на виселице!
Сказав это, он воротился в замок (все еще в сильном возбуждении: вид-
но, порыв мой очень пришелся ему по нраву) и принялся составлять для ме-
ня два письма, поясняя тем временем их назначение.
- Вот это, - говорил он, - доверительное письмо моим банкирам из Бри-
танского Льнопрядильного кредитного общества с просьбою открыть вам кре-
дит. Все ходы и выходы вам подскажет мистер Томсон, он человек бывалый,
вы же с помощью этого кредита добудете средства для побега. Надеюсь, вы
будете рачительным хозяином своим деньгам; однако по отношению к такому
другу, как мистер Томсон, я позволил бы себе даже расточительство. Что
же касается родича его, тут для вас самое лучшее проникнуть к Гене-
ральному прокурору, все ему рассказать и вызваться в свидетели; примет
ли он ваше предложение, нет ли - это совсем другой вопрос, который будет
зависеть уже от Г. А. Теперь, чтоб вас достойным образом представили Ге-
неральному прокурору, я вам даю письмо к вашему ученому тезке, мистеру
Бэлфуру из Пилрига, коего высоко почитаю. Для вас приличней быть предс-
тавлену человеком одного с вами имени, а владелец Пилрига в большой чес-
ти у правоведов и пользуется расположением Генерального прокурора Гран-
та. На вашем месте я не обременял бы его излишними подробностями. И зна-
ете что? Думаю, нет никакой надобности упоминать ему про мистера Томсо-
на. Старайтесь перенять побольше у мистера Бэлфура, он образец, достой-
ный подражания, когда же будете иметь дело с Генеральным прокурором,
блюдите осмотрительность, и во всех усилиях ваших, мистер Дэвид, да по-
может вам господь!
Засим он распрощался с нами и в сопровождении Торренса направился к
паромной переправе, а мы с Аланом, в свой черед, обратили стопы свои к
городу Эдинбургу. Мы шли заросшей тропинкой мимо каменных столбов и не-
достроенной сторожки и все оглядывались "а мое родовое гнездо. Замок
стоял пустынный, огромный, холодный и словно нежилой; лишь в одноме-
динственном окошке наверху подпрыгивал туда-сюда, вверх-вниз, как заячьи
уши в норе, кончик ночного колпака. Неласково встречали меня здесь, не-
добро принимали; но хоть по крайней мере мне глядели вслед, когда я ухо-
дил отсюда.
Неторопливо шли мы с Аланом своим путем, на разговор, на быструю
ходьбу что-то не тянуло. Одна и та же мысль владела обоими: недалека ми-
нута разлуки; и память о минувших днях томила и преследовала нас. Нет,
мы, конечно, говорили о том, что предстояло сделать, и было решено, что
Алан будет держаться неподалеку, прячась то тут, то там, но непременно
раз в день являясь на условленное место, где я бы мог снестись с ним ли-
бо самолично, либо через третье лицо. Мне же тем временем надлежало свя-
заться с каким-либо стряпчим из эпинских Стюартов, чтобы можно было на
него всецело положиться; обязанностью его будет сыскать подходящий ко-
рабль и устроить так, чтобы Алан благополучно погрузился. Едва мы все
это обсудили, как обнаружилось, что слова более нейдут нам на язык, и,
хоть я тщился поддразнивать Алана мистером Томсоном, а он меня - моим
новым платьем и земельными владениями, нетрудно было догадаться, что нам
вовсе не до смеха, а скорей хоть плачь.
Мы двинулись коротким путем по Корсторфинскому холму, и когда подошли
к тому месту, что называется Переведи-Дыхание, и посмотрели вниз на
Корсторфинские болота и далее, на город и увенчанную замком вершину, мы
разом остановились, ибо знали без всяких слов, что тут пути наши расхо-
дятся. Мой друг мне снова повторил все, о чем мы уговорились: где сыс-
кать стряпчего, в какой час его, Алана, можно будет застать в назначен-
ном месте, какой условный знак должен подать тот, кто придет с ним сви-
деться. Потом я отдал ему все свои наличные деньги (всего-то-навсего две
гиней, полученные от Ранкилера), чтобы ему пока не голодать, потом мы
постояли в молчании, глядя на Эдинбург.
- Ну что ж, прощай, - сказал Алан и протянул мне левую руку.
- Прощайте, - сказал я, порывисто стиснул ее и зашагал под гору.
Мы не подняли друг на друга глаза, и, покуда он был на виду, я ни ра-
зу не обернулся поглядеть на него. Но по дороге в город я чувствовал се-
бя до того покинутым и одиноким, что впору сесть на обочину и разре-
веться, точно малое дитя.
Близился полдень, когда, минуя Уэсткирк и Грассмаркет, я вышел на
столичные улицы. Высоченные дома по десять - пятнадцать ярусов; узкие,
сводчатые ворота, изрыгающие бесконечную вереницу пешеходов; товары,
разложенные в окнах лавок; гомон и суета, зловоние и роскошные наряды,
множество поразительных, хоть и ничтожных мелочей ошеломили меня, и я в
каком-то оцепенении отдался на волю текущей по улицам толпы и повлекся с
нею неведомо куда и все то время ни о чем другом не мог думать, кроме
как об Алане там, у Переведи-Дыхание, и (хоть скорее можно бы ожидать,
что меня приведут в восхищение весь этот блеск и новизна) холодная тоска
точила меня изнутри и словно сожаление, что что-то сделано не так.
Волею судьбы уличный поток прибил меня к самым дверям Британского
Льнопрядильного кредитного общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Тайное студенческое общество, членом которого был Стивенсон.
"L.J.R." предположительно означает Liberty, Justice, Reverence - Свобо-
да, Справедливость, Благонравие (англ.).
2. Виги или вигамуры - насмешливое прозвище приверженцев короля Геор-
га. (Прим, автора.)
3. 21 сентября 1745 года шотландцы разбили под Престонпансом войска
англичан.
4. "Круахан" - боевой клич Кемпбеллов. (Прим. автора.)
5. Испольщиком зовется арендатор, который берет у землевладельца на
корма скотину, а приплод делит с хозяином. (Прим. автора.)
6. Карл Стюарт, внук Иакова II, "молодой претендент" на престол Шот-
ландии.
7. Не от яйца начат был рассказ о Троянской войне. (Из Горация.)
8. В суть дела (лат.).
9. Был, но не являюсь (лат.).
10. Безбородый юнец без присмотра (лат.).
11. Какое место на земле (лат.).
12. Одинаковыми трудами запечатлел следы (лат.).
13. Ненавижу тебя, прекрасный сабинянин (лат.).
14. Горько вздыхающего (лат.).
15. Будем петь далее (лат.).
16. Достойное вмешательства бога-мстителя (лат.).
17. Герцог Аргайлский. (Прим. автора.)
18. Боюсь тех, которые вредят богам (лат.).
Стивенсон Роберт Луис
Катриона
Изд. "Правда", Москва, 1981 г.
OCR Палек, 1998 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР
ГЛАВА I
НИЩИЙ В РАЗЗОЛОЧЕННОМ СЕДЛЕ
25 августа 1751 года около двух часов дня, я, Дэвид Бэлфур, вышел из
банка Британского Льнопрядильного кредитного общества; рядом шел рас-
сыльный с мешком денег, а важные коммерсанты, стоя в дверях, провожали
меня поклонами. Всего два дня назад, и даже еще вчера утром, я ничем не
отличался от нищего бродяги, ходил в лохмотьях, без единого шиллинга в
кармане, товарищем моим был приговоренный к виселице изменник, а из-за
преступления, о котором шла молва по всей стране, за мою голову была
объявлена награда. Сегодня, получив наследство, я вступил в новую жизнь,
я стал богатым землевладельцем, банковский рассыльный нес в мешке мои
деньги, в кармане лежали рекомендательные письма, словом, как говорится,
я вытянул из колоды счастливую карту.
Однако же две тучки омрачали мой сияющий небосклон. Первая - то, что
мне предстояло выполнить чрезвычайно трудное и опасное дело; вторая -
окружавший меня город. Высокие, темные дома, толчея и шум на многолюдных
улицах - все это было для меня ново и непривычно после поросших вереском
