разные мысли. Мне казалось, что у меня в руках ключ к разгадке всех этих
тайн. Я узнал настоящее имя Диксона, - его звали Картью. Я узнал, на ка-
кие деньги Бэллерс пытался купить бриг, - и это была часть наследства,
полученного Картью. И к моей мысленной галерее картин, повествующих о
судьбе "Летящего по ветру", прибавилась еще одна картина, пожалуй, наи-
более драматичная. Я увидел палубу военного корабля у берегов затерянно-
го в океане острова, офицеров и матросов, и среди них - человека, скры-
вавшего свое происхождение, пока он плавал на торговом бриге, избежавше-
го гибели в море и упавшего без чувств, когда он услышал свое собствен-
ное имя. Я не мог не вспомнить мой разговор с ним по телефону. Повидимо-
му, у этого Диксона. Годдедааля или Картью совесть была сильно нечиста.
Судя по лицу на фотографии, которую мы нашли на "Летящем по ветру", изо-
браженный на ней человек вполне был способен на подобные бурные пережи-
вания, и я пришел к заключению, что Годдедааль (или Картью) - это раз-
гадка всей тайны.
Одно было ясно: раз "Буря" здесь, я должен познакомиться и с Сибрай-
том и с судовым врачом. Поэтому, распрощавшись с мистером Фаулером, я
поспешил вернуться в Гонолулу и в тщетном ожидании просидел до вечера на
прохладной веранде отеля. Уже пробило девять часов, когда мое терпение
было наконец вознаграждено.
- Вот джентльмен, которого вы спрашивали, - сказал мне портье, указы-
вая на молодого человека необычайно томной наружности, лениво игравшего
тросточкой.
Признаться, я никак не ожидал увидеть такого изнеженного щеголя и
несколько растерялся.
- Если не сшибаюсь, я имею удовольствие говорить с лейтенантом Сиб-
райтом, - сказал я, подходя к нему.
- О да, - ответил он. - Но, мне кажется, мы незнакомы.
- Я решился заговорить с вами именно для того, чтобы мы познакоми-
лись, - сказал я, нимало не смущаясь (на невежливость я всегда отвечаю
невежливостью, пожалуй, это моя единственная воинственная черта). - Мы
оба с вами имеем отношение к делу, которое меня живо интересует, и мне
кажется, что я могу оказать некоторую услугу одному из ваших друзей, во
всяком случае, сообщить ему кое-какие приятные новости.
Последнее я сказал, чтобы как-то успокоить свою совесть. Никакой ус-
луги мистеру Картью я, разумеется, оказать не мог и не хотел, но твердо
знал, что ему будет приятно услышать о том, что "Летящий по ветру" сож-
жен.
- Я... я вас не понимаю, - запинаясь, проговорил Сибрайт, - у меня
нет никаких друзей в Гонолулу.
- Друг, о котором идет речь, находится в Англии, - ответил я. - Это
мистер Картью, которого вы подобрали на острове Мидуэй. Моя фирма купила
бриг. Я только что вернулся с Мидуэя, и мне совершенно необходимо свя-
заться с мистером Картью. Надеюсь, вы будете так любезны и сообщите мне
его адрес.
Вы видите, что я быстро оставил всякую попытку заинтересовать этого
надменного британца. Ему явно было не по себе от моей настойчивости. Я
заключил, что, во-первых, он страшно боится, как бы я не навязался ему в
знакомые, и что, во-вторых, он неумен, тщеславен, лишен всякой находчи-
вости - улитка без домика - и постарается любой ценой положить конец на-
шему разговору, даже согласившись на мою просьбу. И я оказался прав. Ми-
нуту спустя он поспешно ретировался, вручив мне листок бумаги, на кото-
ром было нацарапано: "Дорсет, Столлбридж-ле-Картью, Норрис Картью".
Я одержал победу - поле боя и часть неприятельского обоза оказались в
моей власти. Однако во время нашей беседы я испытывал такие же страда-
ния, как мистер Сибрайт, и почувствовал, что у меня нет больше сил для
продолжения военных действий. Я понял, что английский флот непобедим (во
всяком случае, для меня), и решил впредь держаться от его флага на поч-
тительном расстоянии. Я оставил всякую мысль о поисках доктора и отпра-
вился спать. Утром моя решимость не продолжать расследования только ук-
репилась после случайной встречи с Сибрайтом, который поклонился мне так
надменно и сухо, что я счел за благо не заметить его приветствия и не
отвечать на него.
Судите же сами, каково было мое удивление, когда через полчаса я по-
лучил записку от лейтенанта "Бури с приглашением посетить корабль.
"Дорогой сэр! - начиналась записка. - Нас всех, разумеется, очень ин-
тересует судьба брига "Летящий по ветру", и едва только я упомянул, что
имел удовольствие познакомиться с вами, как все мои товарищи единодушно
выразили желание видеть вас своим гостем на нашем корабле. Мы были бы
очень рады, если бы вы могли посетить нас сегодня вечером или, если вы
заняты, пообедали бы с нами завтра пли сегодня". Далее следовало указа-
ние часа обеда и подпись: "Дж. Ласеллес Сибрайт" вместе с утверждением,
что он остается искренне моим.
"Нет, мистер Ласеллес Сибрайт, - подумал я, - что вы не мой - это яс-
но, но не менее ясно, что вы Находитесь в подчинении у кого-то другого.
Вы рассказали о нашей встрече, получили нахлобучку, написали под диктов-
ку эту записку, и вот я приглашен на борт "Бури", однако не для того,
чтобы знакомиться с членами ее экипажа и не для того, чтобы рассказывать
о судьбе "Летящего по ветру", но для того, чтобы подвергнуться допросу
со стороны человека, интересующегося Картью, и готов держать пари, что
это доктор. И еще я готов держать пари, что если бы вы не дали мне вчера
этого адреса, то вам не пришлось бы писать записку".
Я тут же ответил, что буду сегодня к обеду, и в назначенный час не
слишком бравые на вид матросы "Норы Крейн" доставили меня в шлюпке к
ощетиненному орудиями борту "Бури".
Офицеры военного корабля, казалось, были искрение рады мне. Мои сот-
рапезники, в отличие от Сибрайта, с мальчишеским интересом расспрашивали
меня о подробностях нашего плавания. За столом только и разговоров было,
что о "Летящем по ветру", о том, как он сел на мель, о том, как я нашел
его, о течениях вокруг острова Мидуэй, о его лагуне, о дующих там вет-
рах. Несколько раз упоминалось имя Картью, причем самым естественным то-
ном. Случай с ним заставил вспомнить судьбу покойного графа Абердина,
который умер помощником капитана на американской шхуне. Если я не узнал
о Картью почти ничего нового, это объяснялось тем, что они сами почти
ничего не знали, - их просто заинтересовала необыкновенная судьба этого
человека и они сожалели о его долгой болезни. Я убедился, что этой темы
не избегают и что офицеры "Бури" ничего не стараются скрыть от меня, так
как им нечего скрывать.
Все, казалось, было совершенно естественным и нормальным, и, однако,
доктор смущал меня. Это был высокий коренастый человек лет пятидесяти, с
седеющими волосами, беспокойным ртом и кустистыми бровями. Он говорил
редко, прерывая молчание только для того, чтобы отпустить веселую шутку,
а его негромкий добродушный смех был необыкновенно заразителен. Нас-
колько я мог понять, он считался присяжным остряком кают-компании и в то
же время пользовался всеобщим уважением.
Вскоре я убедился, что он исподтишка наблюдает за мной, и не преминул
последовать его примеру. Если Картью симулировал свою болезнь - а все
обстоятельства неопровержимо это доказывали, - то, значит, доктор был
посвящен во все или, по крайней мере, во многое. Его суровое, волевое
лицо все больше убеждало меня в этом. Человека с такими глазами и с та-
ким ртом нельзя было заставить действовать вслепую или по чьей-то указ-
ке. С другой стороны, трудно было поверить, что он согласится пот-
ворствовать преступлению. Короче говоря, доктор, казалось, никак не под-
ходил для роли, которую я отвел ему в моих теориях. Я был охвачен удив-
лением и любопытством.
После обеда, когда все собирались перейти в курительную, я, подчиня-
ясь неожиданному порыву, отрезал себе все пути к отступлению: сославшись
на легкое недомогание, я попросил разрешения посоветоваться с доктором.
- Я совершенно здоров, доктор Эрквард, - сказал я, как только мы ос-
тались наедине.
Он что-то промычал и устремил на меня внимательный взгляд своих серых
глаз. Было ясно, что первым он говорить не собирается.
- Я хотел бы побеседовать с вами о "Летящем - по ветру" и о мистере
Картью, - продолжал я. - Будем откровенны. Вы должны были этого ожидать.
Я уверен, что вы знаете все, и, как человек проницательный, вероятно,
догадались, что и мне известно многое. Так какова же наша позиция отно-
сительно друг друга и моя позиция по отношению к мистеру Картью?
- Я не совсем вас понимаю, - ответил он, помолчав, и после паузы до-
бавил: - Мне неясна ваша цель. мистер Додд.
- То есть вы хотите сказать, с какой целью я навожу эти справки?
Он кивнул.
- Я думаю, мы просто говорим о разных вещах, - ответил я. - Моя цель
очень проста: это то, ради чего я сюда приехал. Я заплатил за "Летящего
по ветру" невероятно высокую цену, так как мистер Картью через своего
агента торговался на аукционе до последнего. В результате я разорился.
Но если я не нашел на бриге богатства, я нашел там недвусмысленные дока-
зательства совершенного преступления. Поймите мое положение - я разорил-
ся из-за этого человека, которого никогда не видел. Может быть, я хочу
отомстить или потребовать компенсации, и, я думаю, вы согласитесь, что у
меня есть возможность добиться и того и другого.
Доктор ничего не ответил.
- Неужели вы не понимаете, - продолжал я, - какова моя позиция по от-
ношению к мистеру Картью и с какой целью я обращаюсь к человеку, кото-
рый, несомненно, посвящен в секрет, и спрашиваю его честно и прямо?
- Я должен попросить вас пояснить свою мысль, - сказал он.
- Вы не хотите облегчить мне дело, - возразил я, - но постарайтесь
понять одно: моя совесть не слишком чувствительна, но все же она у меня
есть. Преступления бывают разные, и некоторые их разновидности не вызы-
вают у меня особого осуждения. Мистер Картью у меня в руках, и я не из
тех, кто добровольно отказывается от преимущества, а кроме того, я любо-
пытен. Но, с другой стороны, я не хотел бы причинять неприятности чело-
веку несчастному или навлекать на него новые беды.
- Мне кажется, я вас понимаю. Предположим, я дам вам слово, что слу-
чившемуся есть оправдания, весьма значительные.
- Это значило бы для меня очень много, доктор, - ответил я.
- Скажу больше, - продолжал он. - Предположим, я был бы там или вы
были бы там - неизвестно, как поступили бы мы сами после некоего собы-
тия, и, возможно, мы поступили бы точно так же. А теперь попробуйте по-
нять мою точку зрения. Я буду откровенен с вами и признаюсь, что мне из-
вестно все. Вы уже догадались, как я поступил. Я хочу просить вас сде-
лать вывод из моих действий относительно тех фактов, которые были мне
известны и которые я не имею ни оснований, ни права сообщить вам.
Не берусь передать исполненный глубокой убежденности тон, каким были
сказаны эти слова. Тем, кто не слышал, как говорил доктор Эрквард, может
показаться, что он морочил меня загадками, я же получил от него хороший
урок и похвалу.
- Благодарю вас, - сказал я, - чувствую, что вы сказали гораздо
больше, чем я имел право вас спрашивать, и ровно столько, сколько могли.
Я принимаю это как знак доверия, которое постараюсь оправдать. Надеюсь,
сэр, вы позволите мне считать вас своим другом.
Он уклонился от ответа, предложив мне присоединиться к остальному об-
ществу, но, когда мы вошли в курительную, сумел смягчить свою резкость.
Он с дружеской фамильярностью положил мне руку на плечо и весело сказал:
- Я прописал мистеру Додду стаканчик нашей мадеры.
Мне больше не пришлось встретиться с доктором Эрквардом, но он так
ясно запечатлелся в моей памяти, что сейчас я словно опять вижу его пе-
ред собой. И нелегко было забыть его после того, что он мне сообщил.
Придумать теорию, объясняющую все загадочные обстоятельства, связанные с
