сель брига, ради которого мы предприняли этот тяжелый путь и за который
так дорого заплатили. Снова и снова я ловил в бинокль его очертания и
снова терял их из виду. Земли не было видно. Бриг словно висел между не-
бом и водой, и ничего более грустного мне не приходилось видеть за всю
мою жизнь. Затем, когда мы приблизились к нему, я заметил, что по обеим
его сторонам тянется пенная линия прибоя, отмечающая внешний край рифа.
Вдоль этой линии висела завеса из брызг, похожая на дым; прибой гремел,
как пушечная канонада.
Через полчаса мы подошли почти к самому рифу. Еще примерно полчаса мы
шли вдоль него, а затем волнение немного утихло, и шхуна ускорила ход.
Это означало, что мы достигли наветренной стороны острова - так из любви
к точности назову я это кольцо пены, водяной завесы и грома - и, обогнув
подводную скалу, вошли в проход, ведущий в лагуну.
ГЛАВА XIII
ОСТРОВ И РАЗБИТЫЙ БРИГ
Все были охвачены радостью. Она читалась на всех лицах. Джонсон за
штурвалом широко улыбался, Нейрс разглядывал план острова, и во взгляде
его уже не было ярости, а матросы, столпившись на носу, оживленно пере-
говаривались, указывая друг другу на берег. И неудивительно, ведь мы из-
бежали почти верной гибели, а после долгого плавания среди бескрайней
пустыни океана даже такой клочок суши казался необыкновенно заманчивым.
Кроме того, по одному из тех злокозненных совпадений, благодаря которому
судьба иногда кажется проказливым мальчишкой, чуть только мы оказались в
безопасном месте, как буря начала утихать.
Однако едва я избавился от одного страха, как стал жертвой другого.
Едва я понял, что скоро мы укроемся в лагуне, как проникся убеждением,
что Трент успел там побывать раньше меня. Я взобрался на ванты и стал
жадно всматриваться в кольцо кораллового рифа, в пенную полосу прибоя и
в глубокую лагуну, которая лежала за ними. В ней уже можно было разли-
чить два островка - Мидл-Брукс и Лоуэр-Брукс, как именовались они в
справочнике, - две невысокие, поросшие кустарником песчаные полосы около
полутора миль в длину, тянущиеся с востока на запад и разделенные узким
проливом. Над ними кружили, кричали и хлопали крыльями миллионы морских
птиц, белых и черных, причем черные были гораздо крупнее. Вспыхивая в
ярком солнечном свете, этот водоворот крылатой жизни непрерывно кружил
внутри себя, а потом вдруг взрывался и рассеивался по всей лагуне, и мне
невольно вспомнилось то, что я читал о небесных туманностях. Редкое об-
лачко вилось над рифом и внешним морем: пыль от прежних взрывов, решил
я. Был и еще один фокус у этого водоворота - несколько в стороне, у са-
мой линии ревущего прибоя, с аккуратно свернутыми парусами (если не счи-
тать разорванного в клочья топселя) и с красным флагом английского тор-
гового флота на грот-мачте виднелся "Летящий по ветру", созданный руками
стольких тружеников, оставивший след в жизни стольких людей и бороздив-
ший самые дальние уголки океана. Теперь он нашел здесь последнюю стоян-
ку, и океан уже начал разрушать его. И по направлению к нему неслась
"Нора Крейн", словно коршун, собирающийся обглодать его кости. Но, как я
ни вглядывался вдаль, я не мог заметить никаких признаков присутствия
человека. В лагуне не было шхуны из Гонолулу, у борта которой толпились
бы наши вооруженные соперники, над островками не вился дымок от костров,
где стряпалась бы пища. Казалось, мы все-таки не опоздали, и я глубоко и
с облегчением вздохнул.
Однако я пришел к этому приятному убеждению, только когда мы вплотную
приблизились к линии прибоя, когда лотовой уже занял свое место на носу,
а капитан поднялся на рей фок-мачты, готовясь провести нас по узкому
проходу среди коралловых рифов в лагуну. Все обстоятельства нам благоп-
риятствовали: заходящее солнце было позади нас, дул свежий и ровный ве-
тер, а отлив еще не наступил. Еще мгновение - и мы проскользнули между
двумя первыми бурунами, лотовой начал промер глубины, капитан принялся
выкрикивать четкие слова команды, шхуна стала лавировать среди опасных
подводных камней, и вскоре мы уже бросали якорь у северо-восточной око-
нечности островка МидлБрукс на глубине в пять саженей.
Паруса были свернуты, шлюпки очищены от всевозможного хлама, который
набрался в них за время плавания, а палуба убрана - работа эта заняла
добрых три четверти часа, и все это время я метался по палубе, как чело-
век, мучимый сильной зубной болью. Переход от бушующего моря к сравни-
тельному спокойствию лагуны странно подействовал на меня. Я не мог ни
секунды пробыть в неподвижности. Медлительность матросов, до смерти ус-
тавших во время бури, раздражала меня так, словно они притворялись, а
резкие крики морских птиц нагоняли на меня тоску, как погребальный звон.
С огромным облегчением я наконец спустился в шлюпку вслед за Нейрсом и
двумя матросами, и мы поплыли к "Летящему по ветру".
- А жалкий у него вид, - заметил капитан, кивая в сторону разбитого
брига, от которого нас отделяло около полумили. - Похоже, что ему не
очень-то нравится его стоянка и что капитан Трент не очень-то о нем за-
ботился. Живей, живей, ребята! - прибавил он, обращаясь к матросам. -
Вечером я вас всех отпущу на берег. Вы сможете поболтать с чайками и
вдоволь напиться морской водицы.
Мы все рассмеялись этой шутке, и шлюпка еще быстрее заскользила по
чуть подернутой рябью поверхности лагуны. Хотя "Летящий по ветру" зате-
рялся бы среди морских великанов у пристаней Сан-Франциско, он был раза
в три больше "Норы Крейн", и, когда мы подошли к его борту, он показался
нам огромным. Бриг лежал, повернувшись носом к рифу, у которого вечно
взлетали и падали волны бушующего прибоя, так что, направляясь к его
правому борту, мы должны были обогнуть корму. Руль был повернут до отка-
за влево, и мы без труда прочли надпись:
"ЛЕТЯЩИЙ ПО ВЕТРУ"
Гулль
С правого борта, примерно у конца юта, свисал веревочный трап, и по
нему мы поднялись на бриг. Он оказался весьма вместительным кораблем.
Приподнятый ют возвышался над палубой примерно на три фута, на носу был
небольшой матросский кубрик, а рядом с ним - камбуз. На рубке находилась
небольшая шлюпка, а две побольше стояли на ростр-блоках по бокам рубки.
И снаружи и внутри бриг был выкрашен белой краской, наиболее подходящей
для тропиков, а фальшборт и комингсы люков, как мы узнали позднее, были
обведены зеленой каймой. Однако, когда мы поднялись на корабль, эта кай-
ма была совершенно скрыта под густым слоем птичьего помета. Над кораблем
кружила туча птиц, а когда мы заглянули в камбуз, нам пришлось отступить
- с такой стремительностью вылетели оттуда гнездившиеся там чайки. Это
были злые, смелые птицы с сильными клювами, и некоторые черные экземпля-
ры размерами не уступали орлу.
На шкафуте мы заметили несколько бочонков, почти погребенных под му-
сором; раскопав их, мы обнаружили, что они содержат воду и солонину -
очевидно, Трент и его матросы уже готовили провизию, чтобы добраться до
Гонолулу в шлюпках, когда на горизонте неожиданно показалась "Буря".
Больше ничего примечательного на палубе не было, если не считать снас-
тей, оборвавшихся там, где по ним бил топсель, и теперь висевших запу-
танным клубком и гудевших в постепенно затихающем ветре.
Охваченные какой-то странной робостью, словно в присутствии смерти,
мы с Нейрсом спустились по винтовому трапу внутрь корабля и оказались
перед переборкой, делившей ют на две части. В первом помещении хранились
различные запасы и находились две койки - по мнению Нейрса, кока и вто-
рого помощника. Дальняя часть служила кают-компанией и имела форму под-
ковы (она была расположена в самой корме), у левого борта помещалась
кладовая и каюта старшего помощника, а у правого - капитанская каюта и
туалет. В эти помещения мы только заглянули - больше всего нас интересо-
вала кают-компания. В ней царил полумрак - световой люк был покрыт слоем
пыли и птичьего помета, - стоял тяжелый и душный запах, и всюду жужжали
рои мух. Меня удивило их присутствие на атолле Мидуэй, поскольку я счи-
тал их неизменными спутниками человека и его объедков. Вероятнее всего,
какой-нибудь корабль завез их сюда, причем довольно давно, поскольку они
успели размножиться в невероятном количестве. Пол был завален беспоря-
дочно разбросанной одеждой и книгами, морскими инструментами и всякими
вещами, которые могут быть выброшены из матросских сундучков при внезап-
ной тревоге после нескольких месяцев плавания. Странно было перебирать в
этой сумрачной каюте, содрогавшейся от разбивавшегося совсем рядом при-
боя и оглашаемой пронзительными криками чаек, запыленные вещи, которыми
дорожили какие-то неизвестные нам люди, которые они носили на своих те-
лах: старое, штопаное белье, пестрые пижамы, клеенчатые куртки, плащи,
флаконы с духами, вышитые рубахи, куртки из японского шелка, - короче
говоря, все виды одежды, от той, в которой выстаивают ночную вахту, и до
той, которую носят днем на веранде отеля. А вперемешку с ней валялись
книги, сигары, трубки, пачки табака, множество ключей, заржавленный пис-
толет и дешевые восточные сувениры: бенаресскне бронзовые изделия, ки-
тайские кувшинчики, картинки и ящички с завернутыми в вату красивыми ра-
ковинами - скорее всего, подарки родным, наверное, жившим в Гулле, отку-
да был родом Трент, и куда был приписан его корабль.
Осмотрев пол, мы занялись столом, который, очевидно, был накрыт к
обеду, потому что на нем стояла корабельная посуда из толстого фаянса с
остатками еды: в кружках виднелась кофейная гуща, на блюде лежал поджа-
ренный хлеб, а рядом с ним стояли банки с мармеладом и сгущенным моло-
ком. Красная скатерть около капитанского места была залита чем-то корич-
невым, очевидно, кофе, а на другом конце стола она была отвернута, и
прямо на досках стояла чернильница и лежало перо. Табуреты были отодви-
нуты от стола так, словно обедавшие кончили есть и курили, болтая между
собой; один из табуретов был сломан и валялся на полу.
- Посмотрите, они дописывали журнал, - сказал Нейрс, указывая на чер-
нильницу. - Значит, их застигли врасплох, как это всегда бывает. По-мое-
му, не родился еще капитан, у которого в минуту крушения журнал был бы в
порядке. Обычно приходится сразу дописывать за целый месяц, как Чарльзу
Диккенсу, который печатал по кусочку романа ежемесячно. Сразу видно, что
это лимонщики, - добавил он презрительно, указывая на стол, - мармелад и
жареный хлеб для капитана. Фу, гадость!
Эта насмешка над отсутствующими неприятно подействовала на меня. Не
могу сказать, чтобы капитан Трент или кто-нибудь из его исчезнувшей ко-
манды внушал мне особую симпатию, но унылое запустение этой когда-то
обитаемой каюты произвело на меня гнетущее впечатление - смерть творения
рук человеческих почти так же печальна, как смерть самого человека, и
мне вдруг почему-то показалось, что окружающая меня обстановка хранит
воспоминание о страшной трагедии.
- Мне немного не по себе, - сказал я. - Давайте поднимемся на палубу
и глотнем свежего воздуха.
- Да, унылое местечко, ничего не скажешь, - кивнул капитан. - Но,
прежде чем идти на палубу, хорошо бы отыскать ящик с сигнальными флага-
ми; я хочу поднять сигнал "покинут командой" или что-нибудь в этом роде.
Надо же украсить наш островок. Капитан Трент сюда еще не возвращался, но
его можно ждать в самом скором времени, и ему будет приятно увидеть на
бриге какой-нибудь сигнал.
- А не существует ли официальной формулы, которой мы могли бы вос-
пользоваться? - спросил я, увлеченный его мыслью. - Что-нибудь вроде:
"Продано в пользу страховой компании. За дальнейшими справками обра-
щаться к Дж. Пинкертону, Сан-Франциско".
- Что ж, - ответил Нейрс, - какой-нибудь старик боцман, пожалуй, мог
