явно были хорошо осведомлены, и мы могли наблюдать за ними и принимать
соответствующие решения.
К этому времени мы с Пинкертоном словно обезумели. Пинкертон был вне
себя, глаза его горели, как угли. Меня била лихорадка. Если бы в ту ми-
нуту, когда мы торговались на пятнадцатой тысяче, в зал вошел какойни-
будь свежий человек, его симпатии, вероятнее всего, оказались бы на сто-
роне Бэллерса. Последняя цифра уже превышала пятнадцать тысяч, и толпа
кругом следила за нами в мертвом молчании, изредка прерываемом взрывами
взволнованного шепота.
Мы достигли уже семнадцати тысяч, когда Дуглас Лонгхерст растолкал
зрителей на противоположном конце зала и, глядя Джиму прямо в глаза,
энергично помотал головой. Джим послал ему коротенькую записочку, состо-
ящую из трех слов: "За мой счет!" - после чего Лонгхерст предостерегающе
погрозил ему пальцем и удалился, как мне показалось, с очень грустным
лицом.
Хотя мистеру Лонгхерсту Бэллерс известен не был, этот темный крючкот-
вор прекрасно знал, кто такой глава синдиката. Когда тот вошел в круг,
Бэллерс бросил на него взгляд, исполненный надежды, а когда Лонгхерст
ушел, на лице нашего противника изобразилось явное удивление и разочаро-
вание. "Да как же это? - очевидно, думал он. - Значит, я имею дело не с
синдикатом?" И он решил резко повысить цифру.
- Восемнадцать тысяч, - сказал он.
- И пятьдесят, - ответил Джим, используя его прием.
- Двадцать тысяч, - объявил Бэллерс.
- И пятьдесят, - отозвался Джим с нервным смешком.
Затем, словно сговорившись, они опять вернулись к прежним цифрам, но
только сотни называл Бэллерс, а "пятьдесят" выкрикивал Джим. Теперь уже
многие пришли к тому же выводу, что и мы: я слышал, как повсюду в зале
раздавался шепот: "Опиум..." - и, судя по взглядам, которые на нас кида-
ли окружающие, они были убеждены, что мы получили эти сведения из надеж-
ного источника. И тут, что было крайне типично для Сан-Франциско, мой
сосед, пожилой толстяк с приятным лицом, неожиданно принял участие в
аукционе. Он резко поднял цену "Летящего по ветру", четырежды предложив
по тысяче, а затем так же неожиданно вышел из игры и превратился в без-
молвного зрителя.
После бесполезного вмешательства мистера Лонгхерста Бэллерс, каза-
лось, встревожился и при появлении третьего конкурента, в свою очередь,
нацарапал какую-то записочку. Я, конечно, решил, что она предназначается
капитану Тренту. Однако, когда юрист кончил писать и обвел взглядом тол-
пу, он, к моему величайшему удивлению, словно бы и не заметил при-
сутствия капитана.
- Позовите ко мне посыльного, - услышал я его слова.
Наконец кто-то исполнил его просьбу, но это был не капитан. "Он посы-
лает за инструкциями", - написал я Пинкертону. "За деньгами, - написал
он. - По-моему, пора сделать рывок, ладно?"
Я кивнул.
- Тридцать тысяч, - сказал Пинкертон, повышая цену сразу почти на три
тысячи долларов.
Бэллерс как будто бы заколебался, а затем с неожиданной решимостью
сказал:
- Тридцать пять тысяч!
- Сорок тысяч!
Наступила долгая пауза. Бэллерс, казалось, ни на что не мог решиться
и только в последнее мгновение, когда молоток аукциониста опускался в
третий раз, крикнул:
- Сорок тысяч и пять долларов!
Мы с Пинкертоном обменялись понимающим взглядом: Бэллерс слишком
взвинтил цену, а теперь понял свою ошибку и пытался выиграть время, что-
бы заткнуть аукцион до возвращения посыльного.
- Сорок пять тысяч долларов, - сказал Пинкертон глухим, дрожащим го-
лосом.
- Сорок пять тысяч и пять долларов, - сказал Бэллерс.
- Пятьдесят тысяч, - сказал Пинкертон.
- Прошу прощения, мистер Пинкертон, - сказал аукционист, - вы что-ни-
будь сказали?
- Мне... мне трудно говорить, - прохрипел Джим. - Пятьдесят тысяч,
мистер Борден.
Бэллерс обратился к аукционисту:
- Прошу разрешить мне три минуты поговорить по телефону. Я здесь
представляю клиента и только что послал ему записку.
- Меня это не касается, - грубо прервал его аукционист, - я обязан
продать этот корабль, и все. Вы чтонибудь прибавляете к пятидесяти тыся-
чам?
- Я уже имел честь объяснить вам, сэр, - возразил Бэллерс, тщетно пы-
таясь придать своему голосу достоинство, - что мой доверитель назвал мне
предельную цифру в пятьдесят тысяч долларов, но, если вы разрешите мне
потратить две минуты да телефонный разговор...
- Ерунда! - перебил его аукционист. - Если вы не повышаете цену, я
продаю корабль мистеру Пинкертону.
- Берегитесь! - взвизгнул юрист. - Это вам так не пройдет! Вы обязаны
действовать в интересах судовладельцев, а не мистера Дугласа Лонгхерста!
Однако вы прервали аукцион, чтобы позволить этому господину посовето-
ваться со своими приспешниками. Это вам даром не пройдет!
- Но вы же тогда ничего не сказали, - ответил аукционист, несколько
смутившись. - Свой протест вы должны были заявить тогда же.
- Я здесь не для того, чтобы следить, как ведется аукцион, - ответил
Бэллерс, - мне за это не платят.
- Ну, а мне платят именно за это, - возразил аукционист с прежней
наглостью и продолжал нараспев: - Пятьдесят тысяч долларов! Кто больше?
Кто больше? Кто больше, господа? Потерпевший кораблекрушение бриг "Летя-
щий по ветру" продается за пятьдесят тысяч... Продается... продается...
продан!
- Господи, Джим! А у нас есть эти деньги? - воскликнул я, словно раз-
буженный от сна последним ударом молотка.
- Разницу придется занять, - шепнул он, побелев как полотно. - Мы по-
пали в чертовски трудное положение, Лауден. Кредита у нас, наверное,
хватит, но мне придется много побегать. Выпиши мне чек на свои деньги, и
через час я буду ждать тебя в редакции "Окспдентела".
Я написал чек, но рука у меня так дрожала, что я сам не узнал бы сво-
ей подписи. Через мгновение Джим уже исчез. Трент ушел еще раньше... И
только. Бэллерс продолжал переругиваться с аукционистом, но, когда я по-
шел к выходу, я чуть не столкнулся - с кем бы вы думали? - с посыльным.
Всего несколько минут решили, кому суждено было стать владельцем "Ле-
тящего по ветру".
ГЛАВА X,
В КОТОРОЙ КОМАНДА ИСЧЕЗАЕТ НЕВЕДОМО КУДА
У дверей биржи я догнал низенького толстяка, который принял столь
краткое и столь энергичное участие в аукционе.
- Поздравляю вас, мистер Додд, - сказал он. - Вы и ваш друг стойко
держались до конца.
- Ну, вас надо благодарить не за что, - ответил я. - Вы ведь взвинчи-
вали цену разом на тысячу, соблазняя всех биржевых спекулянтов Сан-Фран-
циско последовать вашему примеру.
- О, это было временное умопомешательство, - сказал он. - Я от всего
сердца благодарю бога, что не повесил себе на шею подобный жернов. Вам в
эту сторону, мистер Додд? Ну, я пойду с вами! Такому старому хрычу, как
я, всегда приятно любоваться молодыми, полными сил бойцами. Когда я был
помоложе, а Сан-Франциско поменьше, я пускался в самые рискованные пред-
приятия. Да, я знаю вас, мистер Додд. Вернее сказать, я узнал бы вас в
любом месте - вас и вашу свиту в рыцарских одеяниях. Извините мне мою
шутку, но я имею несчастье быть владельцем загородного дома вблизи той
бухточки, которую вы облюбовали для своих пикников, и буду рад видеть
вас у себя в любое воскресенье, но только без рыцарственной свиты, ко-
нечно. Я могу угостить вас неплохим вином и показать вам лучшую библио-
теку по исследованиям Арктики, какая только есть в Соединенных Штатах.
Меня зовут Морган.
Судья Морган, переселившийся в Калифорнию в 1849 году, к вашим услу-
гам.
- А, так вы пионер! - воскликнул я. - Приходите ко мне, и я подарю
вам топор!
- Боюсь, что все ваши топоры понадобятся вам самому, - ответил он,
бросив на меня проницательный взгляд. - Если только у вас нет каких-ни-
будь частных сведений, вам придется разнести корабль в щепки, чтобы
отыскать этот опиум, не правда ли?
- Ну, либо это опиум, либо мы с моим другом лишились рассудка, - от-
ветил я. - Однако могу вас заверить, что никаких частных сведений у нас
нет. Мы действовали (как, я полагаю, и вы сами), основываясь на наблюде-
ниях.
- А, так вы человек наблюдательный, сэр? - осведомился судья.
- Могу сказать, что наблюдательность - мое ремесло или, вернее, мое
бывшее ремесло.
- Ну, так что же вы думаете о Бэллерсе? - спросил он.
- Да ничего хорошего, - сказал я.
- Для меня, - продолжал судья, - совершенно необъяснимо, каким обра-
зом ему могли дать подобное поручение. Я знавал его, да и он меня знает.
Я не раз делал ему замечания в суде, и, уверяю вас, это человек, совер-
шенно лишенный совести. Ему нельзя доверить даже доллар. А тут, как мы
слышали, он распоряжался пятьюдесятью тысячами. Не могу себе предста-
вить, кто мог прибегнуть к его услугам. Во всяком случае, этот человек
чужой в Сан-Франциско.
- Наверное, кто-нибудь из владельцев брига, - заметил я.
- Только не это! - воскликнул судья. - Судовладельцы, проживающие в
Лондоне, не могут иметь никакого отношения к опиуму, привозимому контра-
бандой из Гонконга в Сан-Франциско. Я полагаю, они узнали бы об этом
только в том случае, если бы опиум был обнаружен таможенной охраной, а
корабль конфискован. Нет, я грешил на капитана. Откуда, однако, у него
могли взяться нужные деньги, да еще после того, как он потратил немалую
сумму на закупку наркотика? Правда, он мог быть доверенным лицом како-
го-нибудь дельца в Сан-Франциско. Но в этом случае Бэллерс не был бы
приглашен. Как видите, это порочный круг.
- Мне кажется, я могу с уверенностью сказать, что это не капитан, -
возразил я. - Он и Бэллерс незнакомы.
- Если не ошибаюсь, капитан, это тот краснолицый субъект, который все
время вытирал лоб платком. Насколько я мог заметить, он следил за Бэл-
лерсом со жгучим интересом, - настаивал мистер Морган.
- Вы совершенно правы, - сказал я. - Трент был очень заинтересован в
аукционе. Весьма вероятно, что он знал Бэллерса в лицо и, уж во всяком
случае, знал, какую игру тот ведет. Однако голову даю на отсечение, что
Бэллерс Трента никогда не видел.
- Еще одна странность, - согласился судья. - Ну, это было весьма при-
ятное утро. Однако послушайте совета старого законника и отправляйтесь
на остров Мидуэй как можно скорее. Ставка велика, а Бэллерс и его компа-
ния вряд ли перед чем-нибудь остановятся.
С этим прощальным советом мистер Морган пожал мне руку и пошел своей
дорогой, а я направился в вестибюль "Западного отеля", на ступенях кото-
рого мы закончили наш разговор. Служащие отеля хорошо меня знали, и,
когда я объяснил, что должен дождаться Пинкертона, после чего мы здесь
позавтракаем, меня пригласили присесть в конторе. Там, в уединенном
уголке, я было начал приходить в себя после всех этих волнений, но вдруг
в комнату влетел и, перекинувшись несколькими словами с клерком, кинулся
к телефону не кто иной, как сам мистер Бэллерс. Можете осуждать меня, но
я не устоял перед искушением и, потихоньку приблизившись к нему, сел за
самой его спиной. Может быть, некоторым извинением послужит тот факт,
что я вообще любил подслушивать разговоры по телефону людей совершенно
мне незнакомых - просто для удовольствия. Трудно представить что-нибудь
более смешное и нелепое, чем подобного рода односторонняя беседа.
- Центральная, - сказал Бэллерс, - двадцать два сорок один и пятьсот
восемьдесят четыре-бе (или какойто другой похожий номер). Кто говорит?..
Хорошо... Мистер Бэллерс. Тот телефон был испорчен... Да, около трех ми-
нут... да... да... К сожалению, за сумму, вами названную... Нет... у ме-
ня не было полномочий... Не более и не менее... Полагаю, что так... О.
Пинкертон, контора в квартале Монтана... Да... да... Хорошо, сэр. Как
вам угодно, сэр...
Бэллерс повернулся, собираясь уходить, но вдруг заметил меня, отшат-
