перевозя на борт бесчувственные тела шотландских вождей.
Как-то на один из наших обычных пикников явился инкогнито сам Пинкер-
тон под руку со своей алгебраичкой, и, надо сказать, он стал душой своей
двадцатки. Мисс Мэйми оказалась довольно хорошенькой девушкой с огромны-
ми ясными глазами, прекрасными манерами и удивительно правильной речью.
Поскольку нарушать инкогнито Пинкертона было строжайше запрещено, я не
имел возможности познакомиться с мисс Мэйми поближе, однако на другой
день мне было сообщено, что она сочла меня "остроумнейшим человеком из
всех, с кем ей приходилось встречаться".
"Не очень же ты разбираешься в остроумии", - подумал я. Однако не
скрою, что такого мнения придерживалась не только она. Одна из моих ост-
рот даже обошла весь Сан-Франциско, и я слышал, как ею, не подозревая о
моем присутствии, щеголяли в кабачках. Бремя славы становилось с каждым
днем тяжелее: стоило мне появиться на улице, особенно в не слишком феше-
небельном квартале, как кругом уже слышалось: "Кто это?" - "Как - кто!..
Да это же Дромадер Додд!" Или с уничтожающей насмешкой: "Ты что, не зна-
ешь мистера Додда, распорядителя пикников? Ну и ну!" Должен сказать, что
наши пикники, хотя и несколько вульгарные, были все же веселы, безыс-
кусственны и доставляли их участникам большую радость, так что, несмотря
на все заботы, руководить ими часто оказывалось для меня истинным удо-
вольствием.
По правде говоря, этому удовольствию мешали только два обстоя-
тельства. Во-первых, необходимость шутить с девочками-подростками, кото-
рых я терпеть не мог, а во-вторых... Но это требует некоторых объясне-
ний. В дни моего детства я, разумеется, научился (и, к сожалению, не ра-
зучился и по сей день) петь известный романс "Перед битвой". Надо ска-
зать, что мой голос обладает следующей особенностью: когда я беру верх-
ние или нижние ноты, их практически никто не слышит. Люди понимающие
объясняли мне, что я пою горлом. Впрочем, даже обладай я вокальным та-
лантом, "Перед битвой" - это не та песня, которую я стал бы петь: когда
мы вырастаем, наши вкусы меняются. Однако, истощив во время одного из
наиболее скучных пикников все свои другие светские таланты, я в отчаянии
исполнил эту песню. То была роковая ошибка! Либо на пароходе завелся
пассажир-старожил (хотя я никак не мог его выявить), либо сам пароход
впитал эту традицию, но, во всяком случае, с тех пор, едва мы успевали
отплыть от пристани, как среди публики распространялся слух, что мистер
Додд - замечательный певец, что мистер Додд поет "Перед битвой" и, нако-
нец, что мистер Додд сейчас споет "Перед битвой". Таким образом, это
стало обязательным номером, так же как падение топора в воду. И воскре-
сенье за воскресеньем я, пуская петуха за петухом, исполнял пресловутую
песенку, после чего меня награждали щедрыми аплодисментами. Великодушие
человеческого сердца не знает границ - меня неизменно просили исполнить
песенку на "бис".
Следует, однако, сказать, что мои труды, включая даже песню, оплачи-
вались очень щедро. В среднем после каждого воскресенья мы с Пинкертоном
делили между собой пятьсот долларов чистой прибыли. К тому же наши пик-
ники, хотя и косвенным образом, помогли мне заработать весьма приличную
сумму. Произошло это в конце лета, после "Прощального первоклассного
маскарада". К этому времени многие корзины сильно пострадали, и мы реши-
ли продать их, с тем чтобы весной, когда пикники возобновятся, приобрес-
ти новый набор. Среди покупателей был ирландец, по фамилии Спиди, к ко-
торому, не получив обещанных денег, я, после того как несколько моих пи-
сем остались без ответа, отправился домой лично, внутренне удивляясь то-
му, что вдруг оказался в роли кредитора. Спиди встретил меня очень во-
инственно, хотя и был явно напуган. Заплатить он не мог, а корзинки уже
успел перепродать и ехидно предложил мне обратиться в полицию. Мне не
хотелось терять собственные деньги, не говоря уж о деньгах Пинкертона,
и, кроме того, наглое поведение нашего должника меня возмутило.
- А вы знаете, мистер Спиди, что я могу отправить вас в тюрьму? -
сказал я, желая припугнуть его.
Мои слова были услышаны в соседней комнате. Оттуда немедленно выбежа-
ла толстая румяная ирландка и принялась убеждать и уговаривать меня:
- Да неужто у вас хватит духу сделать это, мистер Додд? Всем же из-
вестно, какой вы добрый и хороший человек. И лицо-то у вас такое доброе,
ну точь-в-точь как у моего покойного брата. Оно, конечно, правда, что он
любил выпить лишнего, от него, бедняги, так и разило... Да и в доме-то у
нас ничего нет, кроме мебели да ентих акций! Ну возьмите вы акции, мис-
тер Додд. Уж так-то дорого они мне обошлись, а говорят, и гроша ломаного
не стоят.
Не устояв перед ее мольбами, а кроме того, раскаиваясь в собственной
суровости, я в конце концов согласился взять большую пачку так называе-
мых "дутых" акций, на которые эта превосходная, хотя и несколько бестол-
ковая женщина потратила свои заработанные тяжким трудом сбережения.
Нельзя сказать, что эта сделка была для меня выгодна, но, во всяком слу-
чае, она успокоила ирландку, а с другой стороны, я не слишком рисковал,
так как этим акциям (я назову их "Кетамаунтский серебряный рудник") все
равно уже дальше падать было некуда.
Месяца два спустя я увидел в биржевой газете, что акции Кетамаунтско-
го рудника стали подниматься и к вечеру "енти акции" стоили уже целое
состояние. Наведя справки, я узнал, что в заброшенном руднике была обна-
ружена новая большая жила, которая обещает чудеса. Вот прекрасная тема
для философских размышлений: сколько раз в заброшенных рудниках, акции
которых стояли на нуле, обнаруживались новые жилы! Супруги Спиди, нимало
того не подозревая, избрали правильную политику выжидания, и их акции не
попали в руки синдикату, который нарочно "заморозил" рудник, чтобы по
дешевке скупить все его акции. Если бы они продержались немного дольше и
я не пришел требовать свои деньги, миссис Спиди уже щеголяла бы в шелко-
вых платьях.
Разумеется, я не мог воспользоваться подобной случайностью и отпра-
вился к Спиди, чтобы вернуть им их акции. В доме у них стоял страшный
шум. Туда явились все соседи (сами любившие играть на бирже), чтобы вы-
разить свое сочувствие, и в центре этой группы сидела обливающаяся сле-
зами миссис Спиди.
- Пятнадцать лет, - причитала она, когда я вошел, - копила я эти
деньги и даже детям молока не покупала, бессердечная я тварь! И ездила
бы я теперь в карете, будь в мире справедливость! И будь он проклят,
этот Додд! Как только он переступил наш порог, так я и поняла, что это
сам дьявол.
Тут она увидела меня, но даже драматизм этой минуты не идет ни в ка-
кое сравнение с тем, что за этим последовало, ибо, когда выяснилось, что
я пришел вернуть потерянное богатство, и когда миссис Спиди (предвари-
тельно облив мою грудь слезами) отказалась его принять, и когда мистер
Спиди (вызванный для этой цели из соседнего кабачка) присоединился к
этому отказу, и когда я стал настаивать на своем, а они настаивали на
своем, а соседи громогласно поддерживали каждого из нас по очереди, и
когда, наконец, мы договорились считать себя совладельцами акций и де-
лить доходы на три части - одну мне, одну мистеру Спиди, одну его супру-
ге, - представьте сами, какая буря восторгов бушевала в этой маленькой,
скудно обставленной комнате, где в одном углу стояла швейная машина, в
другом спали малыши, а грязные стены были украшены картинами, изображав-
шими президента Гарфилда и битву при Геттисберге. Кто-то из растроганных
соседей принес бутылку портвейна, и мы распили его, мешая со своими сле-
зами.
- Пью за ваше здоровье, милый вы человек! - рыдала миссис Спиди, осо-
бенно растроганная моей галантностью в вопросе о третьей доле. - И все
мы пьем за его здоровье, за мистера Додда, распорядителя пикников, само-
го известного человека во всей округе, и я молю бога, милый вы человек,
чтобы сохранял он вас в здравии и счастье до самой старости!
В конце концов оказалось, что наибольшую выгоду от этих акций получил
я, потому что я продал свою треть, когда она стоила пять тысяч долларов,
а Спиди, любившие риск, держались за свои акции, пока синдикат не начал
снова "замораживать" рудник, и с трудом выручили лишь четверть этой сум-
мы. Оно было и к лучшему, потому что почти все эти деньги были вложены в
новые акции, и, когда я в следующий раз увидел миссис Спиди, на ней еще
было великолепное платье, купленное во времена прежнего успеха, но она
уже проливала слезы по поводу новой катастрофы:
- Опять мы остались без гроша, милый вы мой человек! Все деньги, ка-
кие у нас были, и швейная машинка, и сюртук Джима - все мы вложили в
"Золотой Запад", а эти подлецы перестали платить дивиденды.
К концу этого года мое финансовое положение было таково. Я получил:
за акции Кетамаунтского серебряного рудника... 5 000 долларов
за пикники... 3 000 долларов
за лекцию... 600 долларов
прибыли с капитала, вложенного в дело Пинкертона... 1 350 долларов
Всего 9 950 долларов
К этому надо прибавить: остаток от дара моего деда... 8 500 долларов
С другой стороны:
я истратил... 4 000 долларов
Следовательно:
у меня оставалось... 14450 долларов
Не стыжусь сказать, что я смотрел на эту цифру с радостью и гор-
достью. Восемь тысяч долларов из этой суммы были вполне осязаемы и лежа-
ли в банке, остальные же носились неведомо где (пути их можно было прос-
ледить только по нашим счетным книгам), подчиняясь магическим чарам кол-
дуна Пинкертона. Мои доллары пробирались к берегам Мексики, где им гро-
зили морские волны и береговая охрана; они звенели на стойках пивных в
городе Томстоне, штат Аризона; они сияли на игорных столах в лагерях зо-
лотоискателей - даже воображение не могло уследить за их полетом, так
быстро и так далеко разлетались они, подчиняясь волшебному жезлу колду-
на. Но, где бы они ни были, они оставались моими, а кроме того, я полу-
чал весьма значительные дивиденды. "Мое состояние" называл я их. И надо
сказать, что, выраженная в долларах или даже английских фунтах, это была
значительная сумма. Ну, а во французских франках она казалась настоящим
богатством. Вероятно, я проговорился, и вы уже догадываетесь, о чем я
мечтал, на что надеялся, и готовы уже обвинить меня в непоследова-
тельности, но выслушайте сперва мои оправдания и рассказ об изменениях,
которые произошли в судьбе Пинкертона.
Примерно через неделю после пикника, на который он явился с Мэйми,
Пинкертон признался мне в своих чувствах к ней. Я видел, с каким выраже-
нием смотрели на него ясные глаза Мэйми во время пикника, и посоветовал
робкому влюбленному открыть ей свое сердце. На следующий вечер он уже
вел меня в гости к своей невесте.
- Ты должен стать ее другом, Лауден, как ты стал моим, - растроганно
просил он.
- Наговорив ей кучу неприятностей?.. Вряд ли таким образом можно за-
воевать дружбу молодой девушки, - ответил я. - Благодаря пикникам у меня
большой опыт в этом отношении.
- Да, ты просто великолепен во время этих пикников. Не могу выразить,
как я тобой восхищаюсь! - вскричал он. - Но что неприятного можешь ты ей
сказать? Она - само совершенство! Не понимаю, чем я мог заслужить ее лю-
бовь. И какая это ответственность для такого неотесанного малого, как я,
да к тому же еще не всегда правдивого!
- Подбодрись, старина, подбодрись! - сказал я.
Однако, когда мы дошли до пансиона, где жила Мэйми, он был чрезвычай-
но взволнован.
- Это Лауден, Мэйми, - сказал он, чуть не плача, - полюби его, у него
великая душа.
- Я хорошо вас знаю, мистер Додд, - сказала она любезно. - Джеймс не-
устанно восхваляет ваши добродетели.
- Дорогая моя, - ответил я, - когда вы поближе узнаете нашего друга,
