тостью; а где сейчас находится эта прекрасная статуя Гения... Ну, Гения
какого-то места? "Вы ее, правда, не захватили с собой? Неужели?" - пот-
ряхивая кудрями, спросила самая кокетливая из моих кузин, словно предпо-
лагая, что я привез свое творение с собой и просто прячу его в кармане,
как подарок ко дню рождения. Это семейство, не искушенное в тропических
ураганах газетной чепухи Дальнего Запада, свято поверило "Санди Ге-
ральду" и болтовне бедняги Пинкертона. Трудно придумать другое обстоя-
тельство, которое могло бы подействовать на меня столь же угнетающе, и
до конца завтрака я вел себя, как наказанный школьник.
Когда и завтрак и семейные молитвы подошли к концу, я попросил разре-
шения побеседовать с дядей Эдамом "о состоянии моих дел"; При этой зло-
вещей фразе лицо моего почтенного родственника заметно вытянулось, а
когда дедушка наконец расслышал, о чем я прошу (старик был глуховат), и
выразил желание присутствовать при нашем разговоре, огорчение дяди Эдама
совершенно явно сменилось раздражением. Однако все это внешне почти не
проявилось, и, когда он с обычной угрюмой сердечностью выразил свое сог-
ласие, мы втроем перешли в библиотеку - весьма мрачное обрамление для
предстоящего неприятного разговора. Дедушка набил табаком свою глиняную
трубку и устроился курить рядом с холодным камином - окна позади него
были полуоткрыты, а шторы полуопущены, хотя утро было холодное и сумрач-
ное; не могу описать, насколько не соответствовал он всей этой обстанов-
ке. Дядя Эдам занял свое место за письменным столом посредине. Ряды до-
рогих книг зловеще смотрели на меня, и я слышал, как в саду чирикают во-
робьи, а кокетливая кузина уже барабанит на рояле и оглашает дом зауныв-
ной песней в гостиной над моей головой.
И вот, по-мальчишески уставившись в пол и стараясь говорить как можно
короче, я сообщил моим родственникам о своем финансовом положении - о
том, сколько я задолжал Пинкертону, о том, что я не могу зарабатывать
себе на жизнь как скульптор, о том, чем я намерен заниматься в Штатах, и
о том, как я решил прежде, нежели еще задолжать человеку постороннему,
сообщить обо всем этом своим родным.
- Могу только пожалеть, что ты не обратился ко мне с самого начала, -
сказал дядя Эдам. - Смею сказать, это выглядело бы более прилично.
- Согласен с вами, дядя Эдам, - ответил я, - но ведь я не знал, как
вы посмотрите на мою просьбу.
- Надеюсь, я не способен повернуться спиной к своему племяннику! -
воскликнул он с горячностью, но в его тоне, к которому я тревожно прис-
лушивался, прозвучало скорее раздражение, чем родственное чувство. - Не-
ужели я мог бы забыть, что ты сын моей сестры? Я считаю, что помочь тебе
- мой прямой долг, и я его исполню.
Мне оставалось только пробормотать:
- Благодарю вас.
- Да, - продолжал он. - И можно усмотреть руку провидения в том, что
ты приехал именно сейчас. В фирме, где я когда-то служил, открылась ва-
кансия; теперь ее владельцы величают себя "Итальянские оптовики"; можешь
считать, что тебе повезло, - добавил он, чуть улыбнувшись, - в мое время
это были простые бакалейщики. Я сведу тебя туда завтра же.
- Погодите минутку, дядя Эдам, - перебил я. - Ведь я прошу вас совсем
о другом. Я прошу вас вернуть Пинкертону, человеку небогатому, его
деньги. Я прошу вас помочь мне распутаться с долгами, а не устраивать за
меня мою жизнь.
- Если бы я хотел быть резким, я мог бы напомнить тебе, что нищим вы-
бирать не положено, - возразил мой дядя, - кроме того, ты уже видел, что
получилось, когда ты сам устраивал свою жизнь. Теперь тебе следует поло-
житься на советы тех, кто старше и - что бы ты об этом ни думал - умнее
тебя. Все эти планы твоего приятеля, о котором, кстати говоря, я ничего
не знаю, и болтовню о возможностях, открывающихся перед тобой на Дальнем
Западе, я просто оставляю без внимания. Я не могу допустить, чтобы ты
отправился через всю Америку в погоне за мыльным пузырем. Приняв место,
которое я, по счастью, могу тебе предложить и за которое многие молодые
люди ухватились бы с величайшей радостью, ты будешь получать для начала
целых восемнадцать шиллингов в неделю.
- Восемнадцать шиллингов в неделю! - вскричал я. - Да ведь мой бедный
друг давал мне больше, ничего не получая взамен!
- Если не ошибаюсь, именно этому другу ты хотел бы теперь возвратить
свой долг, - заметил дядя с видом человека, выдвигающего неопровержимый
довод.
- Эда-ам! - сказал мой дедушка.
- Мне крайне неприятно, что вам пришлось присутствовать при этом раз-
говоре, - произнес дядя Эдам, с угодливым видом поворачиваясь к каменщи-
ку, - но ведь вы сами так захотели.
- Эда-ам! - повторил старик.
- Я слушаю вас, сударь, - сказал дядя.
Дедушка несколько секунд просидел молча, попыхивая трубкой, а затем
сказал:
- Смотреть на тебя противно, Эдам!
Было заметно, что дядя обиделся.
- Мне очень грустно, если вы так думаете, - заметил он, - и тем более
грустно, что вы сочли возможным сказать это в присутствии третьего лица.
- Оно, конечно, так, Эдам, - сухо отрезал старик, - да только мне на
это почему-то наплевать. Вот что, малый, - продолжал он, обращаясь ко
мне, - я твой дед, так, что ли? А Эдама ты не слушай. Я пригляжу, чтобы
тебя не обидели. Я ведь богат.
- Папа, - сказал дядя Эдам, - мне хотелось бы поговорить с вами нае-
дине.
Я встал и направился к дверям.
- Сиди, где сидел! - крикнул мой дед, приходя в ярость. - Если Эдаму
хочется поговорить, пусть говорит. А все деньги здесь мои, и я заставлю,
чтобы меня слушались!
После такого предисловия у дяди Эдама явно пропала охота говорить:
ему дважды предлагалось "выложить, что у него на душе", но он угрюмо от-
малчивался, причем должен сказать, что в эту минуту мне было его искрен-
не жаль.
- Вот что, сынок моей Дженни, - сказал наконец дедушка. - Я собираюсь
поставить тебя на ноги. Твою мать я всегда любил больше, потому что с
Эдамом каши не сваришь. Да и ты сам мне нравишься, голова у тебя работа-
ет правильно, рассуждаешь ты, как прирожденный строитель, а кроме того,
жил во Франции, а там, говорят, знают толк в штукатурке. А это - первое
дело, особливо для потолков; небось, по всей Шотландии не найдешь строи-
теля, который больше меня пускал бы ее в ход. А хотел я сказать вот что:
если с капиталом, который я тебе дам, ты займешься этим ремеслом, то су-
меешь стать богаче меня. Ведь тебе полагается доля после моей смерти, а
раз она понадобилась тебе теперь, ты по справедливости получишь чуток
поменьше.
Дядя Эдам откашлялся.
- Вы очень щедры, папа, - сказал он, - и Лауден, конечно, это понима-
ет. Вы поступаете, как сами выразились, по справедливости; но, с вашего
разрешения, не лучше ли было бы оформить все это письменно?
Тлевшая между ними вражда чуть не вырвалась наружу при этих не вовре-
мя сказанных словах. Каменщик быстро повернулся к сыну, оттопырив нижнюю
губу, словно обезьяна. Несколько мгновений он глядел на него в злобном
молчании, а потом сказал:
- Позови Грегга!
Эти слова произвели видимый эффект.
- Он, наверное, уже ушел в контору, - пробормотал дядя Эдам.
- Позови Грегга! - повторил дед.
- Да говорю же вам, что он ушел в контору, - настаивал Эдам.
- А я тебе говорю, что он сидит в саду, как всегда, и покуривает, -
отрезал старик.
- Очень хорошо! - воскликнул дядя и быстро вскочил, словно что-то со-
образив. - В таком случае я сам за ним схожу.
- Нет, не сходишь! - крикнул дедушка. - Сиди, где сидел!
- Так как же, черт побери, я смогу его позвать? - огрызнулся дядя с
вполне простительным раздражением.
Дедушка (которому на это возразить было нечего) посмотрел на своего
сына со злорадной мальчишеской усмешкой и позвонил в колокольчик.
- Возьмите ключ от садовой калитки, - сказал дядя Эдам слуге, - прой-
дите в сад и, если мистер Грегг, нотариус, там (он обычно сидит под ста-
рым боярышником), передайте ему, что мистер Лауден-старший просит его
зайти к нему.
Мистер Грегг, нотариус! Тут я наконец понял скрытый смысл слов моего
деда и причину тревоги бедного дяди Эдама. Речь, оказывается, шла о за-
вещании старого каменщика.
- Послушайте, дедушка, - сказал я, - ничего этого мне не надо. Я
просто хотел попросить взаймы фунтов двести. Я могу позаботиться о себе
сам; у меня есть надежды и верные друзья в Штатах...
Старик отмахнулся от меня.
- Разговаривать буду я! - сказал он резко.
И мы в молчании с, тали ожидать прихода нотариуса. Наконец он появил-
ся - суровый человек в очках, но с довольно симпатичным лицом.
- А, Грегг! - воскликнул каменщик. - Ответьте-ка мне на один вопрос:
какое отношение имеет Эдам к моему завещанию?
- Боюсь, я не совсем вас понял, - ответил нотариус с некоторой расте-
рянностью.
- Какое он имеет к нему отношение? - повторил старик, ударяя кулаком
по ручке своего кресла. - Чьи это деньги - мои или Эдама? Имеет он право
вмешиваться?
- А, понимаю, - ответил мистер Грегг. - Разумеется, нет. Вступая в
брак, и ваша дочь и ваш сын получили определенную сумму и приняли ее по
всем правилам закона. Вы, конечно, помните об этом, мистер Лауден?
- Так что, коли мне захочется, - произнес мой дед, отчеканивая каждое
слово, - я могу оставить все свое имущество хоть Великому Моргалу? (Оче-
видно, он имел в виду Великого Могола.)
- Разумеется, - ответил Грегг с легкой улыбкой.
- Слышишь, Эдам? - спросил старик.
- Разрешите заметить, что мне ни к чему было это слышать, - ответил
тот.
- Ну и ладно, - объявил дед. - Вы с сынком Дженни отправляйтесь погу-
лять, а нам с Греггом надо обсудить одно дельце.
Когда я снова оказался в зале наедине с дядей Эдамом, я повернулся к
нему, весьма расстроенный, и сказал:
- Дядя Эдам, я думаю, мне незачем говорить вам, как все это для меня
тяжело.
- Да, мне очень грустно, что тебе пришлось увидеть своего деда в
столь новом для тебя свете, - ответил этот необыкновенный человек. -
Впрочем, пусть это тебя не расстраивает. Он обладает многими высокими
достоинствами и оригинальным характером. Я твердо уверен, что он щедро
тебя обеспечит.
Подражать его невозмутимости у меня не хватило сил. Я не мог долее
оставаться в этом доме, ни даже обещать, что я в него вернусь. В ре-
зультате мы договорились, что через час я зайду в контору нотариуса, ко-
торого (когда он выйдет из библиотеки) дядя Эдам предупредит об этом.
Полагаю, трудно придумать более запутанное положение: могло показаться,
что это мне нанесен тяжелый удар, а облаченный в непроницаемую броню
Эдам - великодушный победитель, который не пожелал воспользоваться своим
преимуществом.
Можно было не сомневаться, что я получу какие-то деньги, но сколько и
на каких условиях, я должен был узнать только через час, а пока мне ос-
тавалось лишь размышлять об этом, бродя по широким пустынным улицам но-
вого города, советуясь со статуями Георга IV и Уильяма Питта, любуясь
поучительными картинами в витрине магазина нот и возобновляя свое зна-
комство с эдинбургским восточным ветром. К концу этого часа я направился
в контору мистера Грегга, где мне после надлежащего вступления был вру-
чен чек на две тысячи фунтов и небольшой сверток с трудами по архитекту-
ре.
- Мистер Лауден просил меня также сообщить вам, - добавил нотариус,
заглянув в свои записи, - что хотя эти труды очень полезны для строите-
ля-практика, вам следует остерегаться, чтобы не утратить оригинальности.
Он советует вам также не "ходить на поводу" - это его собственное выра-
жение - у теории деформации и помнить, что портландского цемента, если к
нему добавить песок в правильной пропорции, хватит надолго.
Я улыбнулся и ответил, что, вероятно, его действительно хватит надол-
го.
- Мне как-то пришлось жить в доме, выстроенном моим уважаемым клиен-
