ПРОЕКТ
ОБЩИЙ ТЕКСТ TEXTSHARE
http://textshare.da.ru http://textshare.tsx.org
textshare@aport.ru
Хотите получать сообщения о появлении новых текстов?
Подпишитесь на почтовую рассылку по адресу http://podpiska.da.ru
Ч.АЙТМАТОВ
БЕЛЫЙ ПАРАХОД
(ПОСЛЕ СКАЗКИ)
Ч.Айтматов. Собрание сочинений, т.2.
М., Молодая гвардия, 1983, сс. 6-114
В квадратных скобках [] номер страницы.
Номер страницы предшествует странице.
[6]
I
У него были две сказки. Одна своя, о которой никто не знал. Другая та,
которую рассказывал дед. Потом не осталось ни одной. Об этом речь.
В тот год ему исполнилось семь лет, шел восьмой.
Сначала был куплен портфель. Черный дерматиновый портфель с блестящим
металлическим замочком-защелкой, проскальзывающей под скобу. С накладным
кармашком для мелочей. Словом, необыкновенный самый обыкновенный школьный
портфель. С этого, пожалуй, все и началось.
Дед купил его в заезжей автолавке. Автолавка, объезжая с товарами
скотоводов в горах, заглядывала иной раз и к ним на лесной кордон, в
Сан-Ташскую падь.
Отсюда, от кордона, по ущельям и склонам поднимался в верховья
заповедный горный лес. На кордоне всего три семьи. Но все же время от
времени автолавка наведывалась и к лесникам.
Единственный мальчишка на все три двора, он всегда первым замечал
автолавку.
- Едет! - кричал он, подбегая к дверям и окошкам. - Машина-магазин
едет!
Колесная дорога пробивалась сюда с побережья Иссык-Куля, все время
ущельем, берегом реки, все время по камням и ухабам. Не очень просто было
ездить по такой дороге. Дойдя до Караульной горы, она поднималась со дна
теснины на откос и оттуда долго спускалась по крутому и голому склону ко
дворам лесников. Караульная гора совсем рядом - летом почти каждый день
мальчик бегал туда смотреть в бинокль на озеро. И там, на дороге, всегда
все видно как на ладони - и пеший, и конный, и, уж конечно, машина.
[7]
В тот раз - а это случилось жарким летом - мальчик купался в своей
запруде и отсюда увидел, как запылила по откосу машина. Запруда была на
краю речной отмели, на галечнике. Ее соорудил дед из камней. Если бы не
эта запруда, кто знает, может быть, мальчика давно уже не было бы в живых.
И, как говорила бабка, река давно бы уже перемыла его кости и вынесла бы
их прямо в Иссык-Куль, и разглядывали бы их там рыбы и всякая водяная
тварь. И никто не стал бы его искать и по нем убиваться - потому что
нечего лезть в воду и потому что не больно кому он нужен. Пока что этого
не случилось. А случись, кто знает, - бабка, может, и вправду не кинулась
бы спасать. Еще был бы он ей родным, а то ведь, она говорит, чужой. А
чужой - всегда чужой, сколько его ни корми, сколько за ним ни ходи.
Чужой... А что, если он не хочет быть чужим? И почему именно он должен
считаться чужим? Может быть, не он, а сама бабка чужая?
Но об этом - потом, и о запруде дедовой тоже потом...
Так вот, завидел он тогда автолавку, она спускалась с горы, а за ней
по дороге пыль клубилась следом. И так он обрадовался, точно знал, что
будет ему куплен портфель. Он тотчас выскочил из воды, быстро натянул на
тощие бедра штаны и, сам мокрый еще, посиневший - вода в реке холодная, -
побежал по тропе ко двору, чтобы первым возвестить приезд автолавки.
Мальчик быстро бежал, перепрыгивая через кустики и обегая валуны, если
не по силам было их перескочить, и нигде не задержался ни на секунду - ни
возле высоких трав, ни возле камней, хотя знал, что были они вовсе не
простые. Они могли обидеться и даже подставить ножку. "Машина-магазин
приехала. Я приду потом", - бросил он на ходу "Лежащему верблюду" - так он
назвал рыжий горбатый гранит, по грудь ушедший в землю. Обычно мальчик не
проходил мимо, не похлопав своего "Верблюда" по горбу. Хлопал он его
по-хозяйски, как дед своего куцехвостого мерина - так, небрежно, походя;
ты, мол, обожди, а я отлучусь тут по делу. Был у него валун "Седло" -
наполовину белый, наполовину черный, пегий камень с седловинкой, где можно
было посидеть верхом, как на коне. Был еще камень "Волк" - очень похожий
на волка, бурый, с сединой, с мощным загривком и тяжелым надлобьем. К нему
он подбирался ползком и прицеливался. Но самый любимый камень -
[8]
это "Танк", несокрушимая глыба у самой реки на подмытом берегу. Так и жди,
кинется "Танк" с берега и пойдет, и забурлит река, закипит белыми
бурунами. Танки в кино ведь так и ходят: с берега в воду - и пошел...
Мальчик редко видел фильмы и потому крепко запоминал виденное. Дед иногда
возил внука в кино на совхозную племферму в соседнее урочище за горой.
Потому и появился на берегу "Танк", готовый всегда ринуться через реку.
Были еще и другие - "вредные" или "добрые" камни, и даже "хитрые" и
"глупые".
Среди растений тоже - "любимые", "смелые", "боязливые", "злые" и
всякие другие. Колючий бодяк, например, - главный враг. Мальчик рубился с
ним десятки раз на дню. Но конца этой войне не видно было - бодяк все рос
и умножался. А вот полевые вьюнки, хотя они тоже сорные, - самые умные и
веселые цветы. Лучше всех встречают они утром солнце. Другие травы ничего
не понимают - что утро, что вечер, им все равно. А вьюнки, только пригреют
лучи, открывают глаза, смеются. Сначала один глаз, потом второй, и потом
один за другим распускаются на вьюнках все закрутки цветов. Белые,
светло-голубые, сиреневые, разные... И если сидеть возле них совсем тихо,
то кажется, что они, проснувшись, неслышно шепчутся о чем-то. Муравьи - и
те это знают. Утром они бегают по вьюнкам, жмурятся на солнышке и слушают,
о чем говорят цветы между собой. Может быть, сны рассказывают?
Днем, обычно в полдень, мальчик любил забираться в заросли стеблистых
ширалджинов. Ширалджины высокие, цветов на них нет, а пахучие, растут они
островками, собираются кучей, не подпуская близко другие травы. Ширалджины
- верные друзья. Особенно, если обида какая-нибудь и хочется плакать,
чтобы никто не видел, в ширалджинах лучше всего укрыться. Пахнут они, как
сосновый лес на опушке. Горячо и тихо в ширалджинах. И главное - они не
заслоняют неба. Надо лечь на спину и смотреть в небо. Сначала сквозь слезы
почти ничего не различить. А потом приплывут облака и будут выделывать
наверху все, что ты задумаешь. Облака знают, что тебе не очень хорошо, что
хочется тебе уйти куда-нибудь иди улететь, чтобы никто тебя не нашел и
чтобы все потом вздыхали и ахали - исчез, мол, мальчишка, где мы теперь
его найдем?.. И чтобы этого не случилось, чтобы ты никуда не исчезал,
чтобы ты тихо лежал и любовался облаками, облака будут превращаться во все,
[9]
чего ты ни захочешь. Из одних и тех же облаков получаются самые различные
штуки. Надо только уметь узнавать, что изображают облака.
А в ширалджинах тихо, и они не заслоняют небо. Вот такие они,
ширалджины, пахнущие горячими соснами...
И еще разные разности знал он о травах. К серебристым ковылям, что
росли на пойменном лугу, он относился снисходительно. Они чудаки - ковыли!
Ветреные головы. Ид мягкие, шелковистые метелки без ветра жить не могут.
Только и ждут - куда дунет, туда они и клонятся. И кланяются все как один,
весь луг, как по команде. А если дождь пойдет или гроза начнется, не знают
ковыли, куда им приткнуться. Мечутся, падают, прижимаются к земле. Были бы
ноги, убежали бы, наверное, куда глаза глядят... Но это они притворяются.
Утихнет гроза, и снова легкомысленные ковыли на ветру - куда ветер, туда и
они...
Один, без друзей, мальчишка жил в кругу тех нехитрых вещей, которые
его обступали, и разве лишь автолавка могла заставить его позабыть обо
всем и стремглав бежать к ней. Что уж там говорить, автолавка - это тебе
не камни и не травы какие-то. Чего там только нет, в автолавке!
Когда мальчик добежал до дому, автолавка уже подъезжала ко двору,
сзади домов. Дома на кордоне стояли лицом к реке, надворье переходило в
пологий спуск прямо к берегу, а на той стороне реки, сразу от размытого
яра, круто восходил лес по горам, так что подъезд к кордону был один -
сзади домов. Не добеги мальчик вовремя, никто и не знал бы, что автолавка
уже здесь.
Мужчин в тот час никого не было, все разошлись еще с утра. Женщины
занимались домашними делами. Но тут он пронзительно закричал, подбегая к
раскрытым дверям:
- Приехала! Машина-магазин приехала! Женщины всполошились. Кинулись
искать припрятанные деньги. И выскочили, обгоняя одна другую. Бабка и та
его похвалила:
- Вот он у нас какой глазастый!
Мальчик почувствовал себя польщенным, точно сам привел автолавку. Он
был счастлив оттого, что принес им эту новость, оттого, что вместе с ними
ринулся на задворье, оттого, что вместе с ними толкался у открытой дверцы
автофургона. Но здесь женщины сразу забыли
[10]
о нем. Им было не до него. Товары разные - глаза разбегались. Женщин было
всего три: бабка, тетка Бекей - сестра его матери, жена самого главного
человека на кордоне, объездчика Орозкула, - и жена подсобного рабочего
Сейдахмата - молодая Гульджамал со своей девочкой на руках. Всего три
женщины. Но так суетились они, так перебирали и ворошили товары, что
продавцу автолавки пришлось потребовать, чтобы они соблюдали очередь и не
тараторили все разом.
Однако его слова не очень-то подействовали на женщин. Сначала они
хватали все подряд, потом стали выбирать, потом возвращать отобранное.
Откладывали, примеряли, спорили, сомневались, десятки раз расспрашивали об
одном и том же. Одно им не нравилось, другое было дорого, у третьего цвет
не тот... Мальчик стоял в стороне. Ему стало скучно. Исчезло ожидание
чего-то необыкновенного, исчезла та радость, которую он испытал, когда
увидел на горе автолавку. Автолавка вдруг превратилась в обычную машину,
набитую кучей разного хлама.
Продавец хмурился: не видно было, чтобы эти бабы собирались хоть
что-нибудь купить. Зачем он ехал сюда, в такую даль, по горам?
Так оно и подучилось. Женщины стали отступать, пыл их умерился, они
как бы даже устали. Начали почему-то оправдываться - то ли друг перед
другом, то ли перед продавцом. Бабка первая пожаловалась, что денег нет. А
денег нет в руках - товар не возьмешь. Тетка Бекей не решалась на крупную
покупку без мужа. Тетка Бекей - самая несчастная среди всех женщин на
свете, потому что у нее нет детей, за это и бьет ее спьяну Орозкул, потому
и дед страдает, ведь тетка Бекей его, дедова, дочь. Тетка Бекей взяла
кое-что по мелочи и две бутылки водки. И зря, и напрасно - самой же хуже
будет. Бабка не удержалась:
- Что ж ты беду на свою голову сама кличешь? - зашипела она, чтобы
продавец ее не услышал.
- Сама знаю, - коротко отрезала тетка Бекей.
- Ну и дура, - еще тише, но со злорадством прошептала бабка. Не будь
продавца, как бы она сейчас отчитала тетку Бекей. Ух, они и ругаются же!..
Выручила молодая Гульджамал. Она принялась объяснять продавцу, что ее
Сейдахмат собирается скоро в город, в город деньги нужны будут, потому не
может она раскошелиться.
[11]
Вот так они потолкались возле автолавки, купили товара "на грош", так
сказал продавец, и разошлись по домам. Ну, разве это торговля! Плюнув
вслед ушедшим бабам, продавец принялся собирать разворошенные товары,
чтобы сесть за руль и уехать. Тут он заметил мальчишку.
- Ты чего, ушастый? - спросил он. У мальчишки были оттопыренные уши,
тонкая шея и большая, круглая голова. - Купить хочешь? Так побыстрей, а то
закрою. Деньги есть?
Продавец спрашивал так, просто от нечего делать, но мальчишка ответил
уважительно:
- Нет, дядя, денег нет, - и помотал головой.
- А я думаю, есть, - с притворным недоверием протянул продавец. - Вы
ведь здесь все богачи, только прикидываетесь бедняками. А в кармане у тебя
что, разве не деньги.
- Нет, дядя, - по-прежнему искренне и серьезно ответил мальчик и
вывернул драный карман. (Второй карман был наглухо зашит.)
- Значит, просыпались твои деньги. Поищи там, где бегал. Найдешь.
