Госпожа де Реналь ни на минуту не сомкнула глаз. Ей казалось, что она
совсем не жила до сих пор. Она снова и снова мысленно переживала то сла-
достное ощущение и блаженство, охватившее ее, когда она почувствовала на
своей руке пламенные поцелуи Жюльена.
И вдруг перед ней мелькнуло страшное слово - прелюбодеяние. Все самое
отвратительное, что только низкое, гнусное распутство может вложить в
представление о чувственной любви, вдруг встало перед ней. И эти видения
старались загрязнить нежный, прекрасный образ - ее мечты о Жюльене и о
счастье его любить. Будущее рисовалось ей в самых зловещих красках. Она
уже видела, как все презирают ее.
Это были ужасные мгновения: душе ее открылись неведомые области. Едва
только ей дано было вкусить никогда не изведанного блаженства, и вот уже
она ввергнута в бездну чудовищных мук. Она никогда не представляла себе,
что можно так страдать; у нее помутился рассудок. На секунду у нее
мелькнула мысль сознаться мужу, что она боится полюбить Жюльена. Ей
пришлось бы тогда рассказать о нем все. К счастью, ей припомнилось нас-
тавление, которое ей когда-то давно, накануне свадьбы, прочла ее тетка,
- наставление о том, как опасно откровенничать с мужем, который в конце
концов, как-никак, господин своей жены. В полном отчаянии она ломала ру-
ки.
В голове ее бессвязно возникали мучительные, противоречивые мысли. То
она дрожала, что Жюльен ее не любит, то вдруг ее охватывал ужас: она
чувствовала себя преступницей и содрогалась, как будто ей завтра же
предстояла публичная казнь на городской площади Верьера - стоять у по-
зорного столба с дощечкой на груди, чтобы весь народ видел и знал, что
она прелюбодейка.
У г-жи де Реналь не было ни малейшего жизненного опыта, и ей даже
среди бела дня, в здравом уме и твердой памяти, не могло прийти в голо-
ву, что согрешить перед богом - не совсем то же, что стать жертвой все-
общего презрения и подвергнуться публичному позору.
Когда страшная мысль о прелюбодеянии и о всем том бесчестии, которое,
по ее мнению, оно неизбежно влечет за собой, на минуту покидала ее и она
начинала думать о том, как сладостно было бы жить с Жюльеном в невиннос-
ти, и погружалась в воспоминания, ее тотчас же снова охватывало ужасное
подозрение, что Жюльен любит другую женщину. Она вспоминала, как он поб-
леднел, испугавшись, что у него отнимут этот портрет или что он скомпро-
метирует ее, если этот портрет кто-нибудь увидит. Впервые она видела
страх на этом спокойном, благородном лице. Не было случая, чтобы он ког-
да-нибудь так волновался из-за нее или из-за детей. И этот новый повод
для мучений, когда она и так уже не знала, куда деваться от горя, пере-
полнил меру страданий, отпущенную человеческой душе. Г-жа де Реналь не-
вольно застонала, и ее стоны разбудили служанку. Вдруг она увидела перед
собой пламя свечи и Элизу, стоявшую возле ее постели.
- Так это вас он любит - вскричала она, не помня себя.
Служанка, с изумлением видя, что с ее госпожой творится что-то нелад-
ное, к счастью, не обратила никакого внимания на эти странные слова.
Г-жа де Реналь поняла, что допустила какую-то неосторожность.
- У меня жар, - сказала она ей, - и я, кажется, бредила. Побудьте
здесь со мной.
Вынужденная сдерживаться, она мало-помалу пришла в себя, и ей стало
несколько легче; рассудок, покинувший ее, пока она находилась в полуза-
бытье, теперь снова вернулся к ней. Чтобы избавиться от пристального
взгляда служанки, она приказала ей почитать вслух газету, и, постепенно
успокоенная монотонным голосом девушки, читавшей какую-то длинную статью
из "Quotidienne", г-жа де Реналь пришла к добродетельному решению обра-
щаться с Жюльеном, когда она с ним увидится, как нельзя холоднее.
XII
ПУТЕШЕСТВИЕ
В Париже можно встретить хорошо одетых людей, в провинции попадаются
люди с характером.
Синее.
На следующий день, с пяти часов утра, - г-жа де Реналь еще не выходи-
ла из спальни, - Жюльен уже отпросился у ее мужа на три дня. Неожиданно
для него самого Жюльену вдруг захотелось повидаться с нею; ему вспомни-
лась ее прелестная ручка. Он вышел в сад; г-жа де Реналь долго заставила
себя ждать. Конечно, если бы Жюльен любил, он бы не преминул заметить ее
за полуприкрытыми ставнями в окне второго этажа. Она стояла, прижавшись
лбом к стеклу, она смотрела на него. Наконец, вопреки всем своим решени-
ям, она все-таки рискнула выйти в сад. Вместо обычной бледности на лице
ее сейчас проступал яркий румянец Эта бесхитростная женщина явно была
взволнована: какая-то натянутость и даже, пожалуй, недовольство нарушали
обычное выражение невозмутимой ясности, как бы презревшей все пошлые,
мирские заботы, - той ясности, которая придавала особенное очарование ее
небесным чертам.
Жюльен поспешно приблизился к ней; он с восхищением смотрел на ее
прекрасные обнаженные руки, полуприкрытые накинутой наспех шалью. Свежий
утренний воздух, казалось, заставил еще ярче пылать ее щеки, на которых
после пережитых за ночь волнений играл лихорадочный румянец. Ее скром-
ная, трогательная красота и вместе с тем одухотворенная мыслью, - чего
не встретишь у простолюдинки, - словно пробудила в Жюльене какое-то
свойство души, которого он в себе не подозревал. Восхищенный этой красо-
той, которой жадно упивался его взор, Жюльен нимало не сомневался, что
его встретят дружески; он даже и не думал об этом. Каково же было его
удивление, когда он вдруг увидел явно подчеркнутую ледяную холодность, в
которой он тотчас же заподозрил желание поставить его на место!
Радостная улыбка на его губах сразу исчезла; он вспомнил, какое поло-
жение он занимает, особенно в глазах знатной и богатой наследницы. Лицо
его мгновенно изменилось: в нем теперь нельзя было прочесть ничего, кро-
ме высокомерия и злости на самого себя. Его охватило чувство нестерпимой
досады за то, что он дожидался здесь час с лишним, - и только дождался
того, что его так унизили.
"Только дурак может сердиться на других, - рассуждал он про себя. -
Камень падает вследствие собственной тяжести. Неужели я навсегда оста-
нусь таким младенцем? Неужели же я никогда не научусь отмерять этим лю-
дям ровно столько моей души, сколько полагается за их деньги? Если я хо-
чу, чтобы они меня уважали и чтобы я уважал самого себя, надо дать им
понять, что это только моя нужда вступает в сделку с их богатством, а
сердце мое за тысячу лье от их наглости и на такой высоте, где его не
могут задеть жалкие, ничтожные знаки их пренебрежения или милости".
В то время как эти чувства теснились в душе юного гувернера, на его
подвижном лице появилось выражение уязвленной гордости и жестокого оз-
лобления. Г-жа де Реналь совершенно растерялась. Добродетельная холод-
ность, которой она решила его встретить, сменилась на ее лице участием -
участием, полным тревоги и недоумения перед этой внезапной переменой,
совершившейся с ним на ее глазах. Ничего не значащие фразы, которыми
принято обмениваться утром насчет здоровья или погоды, застыли на губах
у обоих. Жюльен, который сохранил все свое здравомыслие, ибо он не испы-
тывал никакого смятения страсти, нашел способ показать г-же де Реналь,
что он ни в какой мере не считает их отношения дружескими: он не сказал
ей ни слова о своем отъезде, откланялся и исчез.
В то время как она стояла и смотрела ему вслед, пораженная этим злоб-
ным, презрительным взглядом, который еще только вчера был таким дружес-
ким, к ней подбежал ее старший сын и, бросившись ей на шею, крикнул:
- А у нас каникулы: господин Жюльен сегодня уезжает!
Услыхав это, г-жа де Реналь вся похолодела; она чувствовала себя та-
кой несчастной из-за своей добродетели, но она была еще во сто крат нес-
частнее из-за своей слабости.
Это новое событие заслонило собой все в ее воображении. Все ее благо-
разумные намерения мигом улетучились. Ей уж теперь приходилось думать не
о том, чтобы устоять перед этим обворожительным возлюбленным, а о том,
что она вот-вот потеряет его навеки.
Ей пришлось взять себя в руки, чтобы высидеть за завтраком. В довер-
шение всех зол г-н де Реналь и г-жа Дервиль только и говорили, что об
отъезде Жюльена. Верьерскому мэру показался несколько странным реши-
тельный тон Жюльена, каким тот заявил, что ему необходимо отлучиться.
- Ясно, что мальчишке кто-то сделал выгодное предложение, - в этом
можно не сомневаться. Но кто бы это ни был, будь то сам г-н Вально,
шестьсот франков в год на жалованье гувернеру - такая сумма заставит
хоть кого призадуматься. Вчера в Верьере ему, должно быть, сказали, что-
бы он подождал денька три, пока там подумают, так вот нынче утром, чтобы
не давать мне ответа, этот негодный мальчишка улизнул в горы. Подумать
только, что мы вынуждены считаться с какимто ничтожным мастеровым, кото-
рый еще и хамит нам, - вот до чего мы дошли!
"Если даже мой муж, который не представляет себе, как он жестоко ос-
корбил Жюльена, и тот опасается, как бы он от нас не ушел, так что же
я-то должна думать? - говорила себе г-жа де Реналь. - Все кончено!"
Чтобы выплакаться вволю и не отвечать на расспросы г-жи Дервиль, она
сказала, что у нее ужасно болит голова, ушла к себе в спальню и легла в
постель.
- Вот они, эти женщины, - повторял г-н де Реналь. - Вечно у них там
что-то не ладится. Уж больно они хитро устроены.
И он удалился, посмеиваясь.
В то время как г-жа де Реналь, жертва своей несчастной и столь вне-
запно поработившей ее страсти, переживала жесточайшие муки, Жюльен весе-
ло шагал по дороге, и перед его глазами расстилались живописнейшие пей-
зажи, какими только может порадовать глаз горная природа. Ему надо было
перевалить через высокий хребет к северу от Вержи. Тропинка, по которой
он шел среди густой чащи громадных буков, постепенно поднималась, делая
беспрестанные петли, по склону высокой горы, что замыкает на севере до-
лину Ду. Взорам путника, уже миновавшего невысокие холмы, между которыми
Ду поворачивает на юг, открылись теперь широкие плодородные равнины Бур-
гундии и Божоле. Хотя душа этого юного честолюбца была весьма мало
чувствительна к такого рода красотам, он время от времени все же не-
вольно останавливался и окидывал взором эту широкую, величественную кар-
тину.
Наконец он поднялся на вершину большой горы, через которую ему надо
было перевалить, чтобы попасть в уединенную долину, где жил его друг,
молодой лесоторговец Фуке. Жюльен вовсе не торопился увидеть Фуке - ни
его, ни вообще кого-либо на свете. Укрывшись, словно хищная птица, среди
голых утесов, торчащих на самой вершине большой горы, он заметил бы из-
далека всякого, кто бы ни направлялся сюда. Почти на отвесном уступе од-
ного из утесов он увидел небольшую пещеру, забрался в нее и расположился
в этом тайном убежище. "Вот уж здесь-то, - сказал он себе с заблестевши-
ми от радости глазами, - здесь никто не может до меня добраться". Здесь,
казалось ему, он отлично может записать некоторые свои мысли, что в лю-
бом ином месте было бы крайне опасно. Каменная четырехугольная глыба за-
менила ему стол. Он так увлекся, что еле успевал записывать; он ничего
не видел кругом. Наконец он очнулся и заметил, что солнце уже садится за
отдаленной грядой гор Божоле.
"А почему бы мне не остаться здесь на ночь? - подумал он. - Хлеб у
меня есть, и я свободен". Произнеся это великое слово, он почувствовал,
как душа его встрепенулась от восторга Вечное притворство довело его до
того, что он не мог чувствовать себя свободным даже с Фуке. Подперев го-
лову руками, Жюльен сидел в этой маленькой пещере, упиваясь своими меч-
тами и ощущением свободы, и чувствовал себя таким счастливым, как никог-
да в жизни. Он не заметил, как один за Другим догорели последние отблес-
ки заката. Среди обступившей его необъятной тьмы душа его, замирая, со-
