но в следующее же мгновение сказал себе: "Это будет трусость с моей сто-
роны, если я не совершу того, что может принести мне пользу и сбить нем-
ножко презрительное высокомерие, с каким, должно быть, относится эта
прекрасная дама к бедному мастеровому, только что оставившему пилу".
Быть может, Жюльен расхрабрился еще и потому, что ему пришло на память
выражение "хорошенький мальчик", которое он вот уже полгода слышал по
воскресеньям от молодых девиц. Между тем, пока он боролся сам с собой,
г-жа де Реналь старалась объяснить ему в нескольких словах, каким обра-
зом следует держать себя на первых порах с детьми. Усилие, к которому
принуждал себя Жюльен, заставило его опять сильно побледнеть; он сказал
каким-то неестественным тоном:
- Сударыня, я никогда не буду бить ваших детей, клянусь вам перед бо-
гом.
И, произнося эти слова, он осмелился взять руку г-жи де Реналь и под-
нес ее к губам. Ее очень удивил этот жест, и только потом уж, подумав,
она возмутилась. Было очень жарко, и ее обнаженная рука, прикрытая
только шалью, открылась чуть ли не до плеча, когда Жюльен поднес ее к
своим губам. Через несколько секунд г-жа де Реналь уже стала упрекать
себя за то, что не возмутилась сразу.
Господин де Реналь, услышав голоса в передней, вышел из своего каби-
нета и обратился к Жюльену с тем величественным и отеческим видом, с ка-
ким он совершал бракосочетания в мэрии.
- Мне необходимо поговорить с вами, прежде чем вас увидят дети, -
сказал он.
Он провел Жюльена в комнату и удержал жену, которая хотела оставить
их вдвоем. Затворив дверь, г-н де Реналь важно уселся.
- Господин кюре говорил мне, что вы добропорядочный юноша Вас здесь
все будут уважать, и если я буду вами доволен, я помогу вам в будущем
прилично устроиться. Желательно, чтобы вы отныне не виделись больше ни с
вашими родными, ни с друзьями, ибо их манеры не подходят для моих детей.
Вот вам тридцать шесть франков за первый месяц, но вы мне дадите слово,
что из этих денег ваш отец не получит ни одного су.
Господин де Реналь не мог простить старику, что тог сумел перехитрить
его в этом деле.
- Теперь, сударь, - я уже всем приказал называть вас "сударь", и вы
сами увидите, какое это преимущество - попасть в дом к порядочным людям,
- так вот, теперь, сударь, неудобно, чтобы дети увидели вас в куртке.
Кто-нибудь из прислуги видел его? - спросил г-н де Реналь, обращаясь к
жене.
- Нет, мой друг, - отвечала она с видом глубокой задумчивости.
- Тем лучше. Наденьте-ка вот это, - сказал он удивленному юноше, про-
тягивая ему собственный сюртук. - Мы сейчас пойдем с вами к суконщику,
господину Дюрану.
Часа через полтора г-н де Реналь вернулся с гувернером, одетым в чер-
ное с ног до головы, и увидал, что жена его все еще сидит на прежнем
месте. У нее стало спокойнее на душе при виде Жюльена; глядя на него,
она переставала его бояться. А Жюльен уже и не думал о ней; несмотря на
все его недоверие к жизни и к людям, душа его в эту минуту была, в сущ-
ности, совсем как у ребенка: ему казалось, что прошли уже годы с той ми-
нуты, когда он, всего три часа тому назад, сидел, дрожа от страха, в
церкви. Вдруг он заметил холодное выражение лица г-жи де Реналь и понял,
что она сердится за то, что он осмелился поцеловать ее руку. Но гор-
дость, которая поднималась в нем оттого, что он чувствовал на себе новый
и совершенно непривычный для него костюм, до такой степени лишала его
всякого самообладания, а вместе с тем ему так хотелось скрыть свою ра-
дость, что все его движения отличались какойто почти исступленной, судо-
рожной порывистостью. Г-жа де Реналь следила за ним изумленным взором.
- Побольше солидности, сударь, - сказал ему г-н де Реналь, - если вы
желаете пользоваться уважением моих детей и прислуги.
- Сударь, - отвечал Жюльен, - меня стесняет эта новая одежда: я бед-
ный крестьянин и никогда ничего не носил, кроме куртки. Я хотел бы, с
вашего разрешения, удалиться в свою комнату, чтобы побыть одному.
- Ну, как ты находишь это новое приобретение? - спросил г-н де Реналь
свою супругу.
Повинуясь какому-то почти невольному побуждению, в котором она, ко-
нечно, и сама не отдавала себе отчета, г-жа де Реналь скрыла правду от
мужа.
- Я не в таком уж восторге от этого деревенского мальчика и боюсь,
как бы все эти ваши любезности не сделали из него нахала: тогда не прой-
дет и месяца, как вам придется прогнать его.
- Ну, что ж, и прогоним. Это обойдется мне в какую-нибудь сотню фран-
ков, а в Верьере меж тем привыкнут, что у детей господина де Реналя есть
гувернер. А этого нельзя добиться, если оставить его в куртке мастерово-
го. Ну, а если прогоним, ясное дело, та черная пара, отрез на которую я
взял сейчас у суконщика, останется у меня. Отдам ему только вот эту, что
в мастерской нашлась: я его сразу в нее и обрядил.
Жюльен пробыл с час у себя в комнате, но для г-жи де Реналь этот час
пролетел, как мгновение; как только детям сообщили, что у них теперь бу-
дет гувернер, они засыпали мать вопросами. Наконец появился Жюльен. Это
уже был другой человек: мало сказать, что он держался солидно, - нет,
это была сама воплощенная солидность. Его представили детям, и он обра-
тился к ним таким тоном, что даже сам г-н де Реналь, и тот удивился.
- Я здесь для того, господа, - сказал он им, заканчивая свою речь, -
чтобы обучать вас латыни. Вы знаете, что значит отвечать урок. Вот перед
вами священное писание. - И он показал им маленький томик, в 32-ю долю
листа, в черном переплете. - Здесь рассказывается жизнь господа нашего
Иисуса Христа, эта святая книга называется Новым заветом. Я буду посто-
янно спрашивать вас по этой книге ваши уроки, а теперь спросите меня вы,
чтобы я вам ответил свой урок.
Старший из детей, Адольф, взял книгу.
- Откройте ее наугад, - продолжал Жюльен, - и скажите мне первое сло-
во любого стиха. Я буду вам отвечать наизусть эту святую книгу, которая
всем нам должна служить примером в жизни, и не остановлюсь, пока вы сами
не остановите меня.
Адольф открыл книгу и прочел одно слово, и Жюльен стал без запинки
читать на память всю страницу и с такой легкостью, как если бы он гово-
рил на родном языке. Г-н де Реналь с торжеством поглядывал на жену. Де-
ти, видя удивление родителей, смотрели на Жюльена широко раскрытыми гла-
зами. К дверям гостиной подошел лакей; Жюльен продолжал говорить полаты-
ни. Лакей сначала остановился как вкопанный, постоял минутку и исчез.
Затем в дверях появились горничная и кухарка; Адольф уже успел открыть
книгу в восьми местах, и Жюльен читал наизусть все с такой же легкостью.
- Ах, боже ты мой! Что за красавчик-попик! Да какой молоденький! -
невольно воскликнула кухарка, добрая и чрезвычайно набожная девушка.
Самолюбие г-на де Реналя было несколько встревожено: собираясь проэк-
заменовать своего нового гувернера, он силился отыскать в памяти хотя бы
несколько латинских слов; наконец ему удалось припомнить один стих из
Горация. Но Жюльен ничего не знал по-латыни, кроме своей Библии. И он
ответил, нахмурив брови:
- Священное звание, к которому я себя готовлю, воспрещает мне читать
такого нечестивого поэта.
Господин де Реналь процитировал еще немало стихов, якобы принадлежа-
щих Горацию, и начал объяснять детям, кто такой был этот Гораций, но
мальчики, разинув рты от восхищения, не обращали ни малейшего внимания
на то, что им говорил отец. Они смотрели на Жюльена.
Видя, что слуги продолжают стоять в дверях, Жюльен решил, что следует
еще продолжить испытание.
- Ну, а теперь, - обратился он к самому младшему, - надо, чтобы Ста-
нислав-Ксавье тоже предложил мне какой-нибудь стих из священного писа-
ния.
Маленький Станислав, просияв от гордости, прочел с грехом пополам
первое слово какого-то стиха, и Жюльен прочитал на память всю страницу.
Словно нарочно для того, чтобы дать г-ну де Реналю насладиться своим
торжеством, в то время как Жюльен читал эту страницу, вошли г-н Вально,
владелец превосходных нормандских лошадей, и за ним г-н Шарко де Можи-
рон, помощник префекта округа. Эта сцена утвердила за Жюльеном титул
"сударь", - отныне даже слуги не дерзали оспаривать его право на это.
Вечером весь Верьер сбежался к мэру, чтобы посмотреть на это чудо.
Жюльен отвечал всем с мрачным видом, который удерживал собеседников на
известном расстоянии. Слава о нем так быстро распространилась по всему
городу, что не прошло и нескольких дней, как г-н де Реналь, опасаясь,
как бы его кто-нибудь не переманил, предложил ему подписать с ним обяза-
тельство на два года.
- Нет, сударь, - холодно отвечал Жюльен. - Если вам вздумается прог-
нать меня, я вынужден буду уйти. Обязательство, которое связывает только
меня, а вас ни к чему не обязывает, - это неравная сделка. Я отказыва-
юсь.
Жюльен сумел так хорошо себя поставить, что не прошло и месяца с тех
пор, как он появился в доме, как уже сам г-н де Реналь стал относиться к
нему с уважением. Кюре не поддерживал никаких отношений с господами де
Реналем и Вально, и никто уж не мог выдать им давнюю страсть Жюльена к
Наполеону; сам же он говорил о нем не иначе, как с омерзением.
VII
ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ СРОДСТВО
Они не способны тронуть сердце, не причинив ему боль.
Современный автор.
Дети обожали его; он не питал к ним никакой любви; мысли его были да-
леко от них. Что бы ни проделывали малыши, он никогда не терял терпения.
Холодный, справедливый, бесстрастный, но тем не менее любимый, - ибо его
появление все же как-то рассеяло скуку в доме, - он был хорошим воспита-
телем. Сам же он испытывал лишь ненависть и отвращение к этому высшему
свету, куда он был допущен, - правда, допущен только к самому краешку
стола, чем, быть может, и объяснялись его ненависть и отвращение. Иног-
да, сидя за столом во время какого-нибудь званого обеда, он едва сдержи-
вал свою ненависть ко всему, что его окружало. Как-то раз в праздник св.
Людовика, слушая за столом разглагольствования г-на Вально, Жюльен чуть
было не выдал себя: он убежал в сад под предлогом, что ему надо взгля-
нуть на детей!
"Какое восхваление честности! - мысленно восклицал он. - Можно поду-
мать, что это единственная добродетель в мире, а в то же время какое
низкопоклонство, какое пресмыкательство перед человеком, который уж на-
верняка удвоил и утроил свое состояние с тех пор, как распоряжается иму-
ществом бедняков. Готов биться об заклад, что он наживается даже на тех
средствах, которые отпускает казна на этих несчастных подкидышей, чья
бедность поистине должна быть священной и неприкосновенной. Ах, чудови-
ща! Чудовища! Ведь и сам-то я, да, я тоже вроде подкидыша: все меня не-
навидят - отец, братья, вся семья".
Незадолго до этого праздника св. Людовика Жюльен, повторяя на память
молитвы, прогуливался в небольшой роще, расположенной над Аллеей Вернос-
ти и называвшейся Бельведер, как вдруг на одной глухой тропинке увидел
издали своих братьев; ему не удалось избежать встречи с ними. Его прек-
расный черный костюм, весь его чрезвычайно благопристойный вид и то со-
вершенно искреннее презрение, с каким он относился к ним, вызвали такую
злобную ненависть у этих грубых мастеровых, что они набросились на него
с кулаками и избили так, что он остался лежать без памяти, весь в крови.
Г-жа де Реналь, прогуливаясь в обществе г-на Вально и помощника префек-
та, случайно зашла в эту рощу и, увидев Жюльена распростертым на земле,
решила, что он убит. Она пришла в такое смятение, что у г-на Вально ше-
вельнулось чувство ревности.
Но это была преждевременная тревога с его стороны. Жюльен считал г-жу
де Реналь красавицей, но ненавидел ее за ее красоту: ведь это было пер-
вое препятствие на его пути к преуспеянию, и он чуть было не споткнулся
