о него. Он всячески избегал разговаривать с нею, чтобы у нее скорее изг-
ладился из памяти тот восторженный порыв, который толкнул его поцеловать
у нее руку в первый день.
Элиза, горничная г-жи де Реналь, не замедлила влюбиться в юного гу-
вернера: она постоянно говорила о нем со своей госпожой. Любовь Элизы
навлекла на Жюльена ненависть одного из лакеев. Как-то однажды он услы-
шал, как этот человек упрекал Элизу: "Вы и говорить-то со мной больше не
желаете с тех пор, как этот поганый гувернер появился у нас в доме".
Жюльен отнюдь не заслуживал подобного эпитета; но, будучи красивым юно-
шей, он инстинктивно удвоил заботы о своей наружности. Ненависть г-на
Вально тоже удвоилась. Он громогласно заявил, что юному аббату не подо-
бает такое кокетство. Жюльен в своем черном долгополом сюртуке был похож
на монаха, разве что сутаны не хватало.
Госпожа де Реналь заметила, что Жюльен частенько разговаривает с Эли-
зой, и дозналась, что причиной тому является крайняя скудость его гарде-
роба. У него было так мало белья, что ему приходилось то и дело отдавать
его в стирку, - за этими-то маленькими одолжениями он и обращался к Эли-
зе. Эта крайняя бедность, о которой она и не подозревала, растрогала
г-жу де Реналь; ей захотелось сделать ему подарок, но она не решалась, и
этот внутренний разлад был первым тяжелым чувством, которое причинил ей
Жюльен. До сих пор имя Жюльена и ощущение чистой духовной радости слива-
лись для нее воедино. Мучаясь мыслью о бедности Жюльена, г-жа де Реналь
однажды сказала мужу, что следовало бы сделать Жюльену подарок, купить
ему белье.
- Что за глупости! - отвечал он. - С какой стати делать подарки чело-
веку, которым мы довольны и который нам отлично служит? Вот если бы мы
заметили, что он отлынивает от своих обязанностей, тогда бы следовало
поощрить его к усердию.
Госпоже де Реналь показался унизительным такой взгляд на вещи; однако
до появления Жюльена она бы даже не заметила этого. Теперь, всякий раз,
едва только взгляд ее падал на безукоризненно опрятный, хоть и весьма
непритязательный костюм юного аббата, у нее невольно мелькала мысль:
"Бедный мальчик, да как же это он ухитряется?"
И постепенно все то, чего недоставало Жюльену, стало вызывать в ней
одну только жалость и отнюдь не коробило ее.
Госпожа де Реналь принадлежала к числу тех провинциалок, которые на
первых порах знакомства легко могут показаться глупенькими. У нее не бы-
ло никакого житейского опыта, и она совсем не старалась блеснуть в раз-
говоре. Одаренная тонкой и гордой душой, она в своем безотчетном стрем-
лении к счастью, свойственном всякому живому существу, в большинстве
случаев просто не замечала того, что делали эти грубые люди, которыми ее
окружила судьба.
Будь у нее хоть какое-нибудь образование, она, несомненно, выделялась
бы и своими природными способностями и живостью ума, но в качестве бога-
той наследницы она воспитывалась у монахинь, пламенно приверженных "Свя-
тому сердцу Иисусову" и воодушевленных кипучей ненавистью ко всем тем
французам, которые считались врагами иезуитов. У г-жи де Реналь оказа-
лось достаточно здравого смысла, чтобы очень скоро забыть весь тот
вздор, которому ее учили в монастыре, но она ничего не обрела взамен и
так и жила в полном невежестве. Лесть, которую ей с юных лет расточали
как богатой наследнице, и несомненная склонность к пламенному благочес-
тию способствовали тому, что она стала замыкаться в себе. На вид она бы-
ла необыкновенно уступчива и, казалось, совершенно отреклась от своей
воли, и верьерские мужья не упускали случая ставить это в пример своим
женам, что составляло предмет гордости г-на де Реналя; на самом же деле
ее обычное душевное состояние было следствием глубочайшего высокомерия.
Какая-нибудь принцесса, которую вспоминают как пример гордыни, и та про-
являла несравненно больше внимания к тому, что делали окружающие ее
придворные, чем проявляла эта, такая кроткая и скромная с виду женщина,
ко всему, что бы ни сделал или не сказал ее супруг. До появления Жюльена
единственное на что она, в сущности, обращала внимание, были ее дети. Их
маленькие недомогания, их огорчения, их крохотные радости поглощали всю
способность чувствовать у этой души. За всю свою жизнь г-жа де Реналь
пылала любовью только к господу богу, когда воспитывалась в монастыре
Сердца Иисусова в Безансоне.
Хоть она и не снисходила до того, чтобы кому-нибудь говорить об этом,
но достаточно было хотя бы легкого озноба или жара у одного из ее сыно-
вей, чтобы она сразу же пришла в такое состояние, как если бы ребенок
уже погиб. Грубый смех, пожимание плечами да какая-нибудь избитая фраза
по поводу женской блажи - вот все, что она получала в ответ, когда в
первые годы замужества в порыве откровенности пыталась поделиться своими
чувствами с мужем. От такого рода шуточек, в особенности когда речь шла
о болезни детей, у г-жи де Реналь сердце переворачивалось в груди. Вот
что она обрела взамен угодливой и медоточивой лести иезуитского монасты-
ря, где протекала ее юность. Горе воспитало ее. Гордость не позволяла ей
признаться в этих огорчениях даже своей лучшей подруге, г-же Дервиль, и
она пребывала в уверенности, что все мужчины таковы, как ее муж, как г-н
Вально и помощник префекта Шарко де Можирон. Грубость и самое тупое рав-
нодушие ко всему, что не имеет отношения к наживе, к чинам или крестам,
слепая ненависть ко всякому неугодному им суждению - все это казалось ей
столь же естественным у представителей сильного пола, как то, что они
ходят в сапогах и фетровой шляпе.
Но даже после стольких лет г-жа де Реналь все-таки не могла привык-
нуть к этим толстосумам, в среде которых ей приходилось жить.
Это-то и было причиной успеха юного крестьянина Жюльена В симпатии к
этой благородной и гордой душе она познала какую-то живую радость, сияв-
шую прелестью новизны.
Госпожа де Реналь очень скоро простила ему и его незнание самых прос-
тых вещей, которое скорей даже умиляло ее, и грубость манер, которую ей
удавалось понемногу сглаживать Она находила, что его стоило послушать,
даже когда он говорил о чем-нибудь обыкновенном, ну хотя бы когда он
рассказывал о несчастной собаке, которая, перебегая улицу, попала под
быстро катившуюся крестьянскую телегу. Зрелище такого несчастья вызвало
бы грубый хохот у ее супруга, а тут она видела, как страдальчески сдви-
гаются тонкие, черные и так красиво изогнутые брови Жюльена. Малопомалу
ей стало казаться, что великодушие, душевное благородство, человечность
- все это присуще только одному этому молоденькому аббату. И все то со-
чувствие и даже восхищение, которые пробуждаются в благородной душе эти-
ми высокими добродетелями, она теперь питала только к нему одному.
В Париже отношения Жюльена с г-жой де Реналь не замедлили бы разре-
шиться очень просто, но ведь в Париже любовь - это дитя романов. Юный
гувернер и его робкая госпожа, прочитав три-четыре романа или послушав
песенки в театре Жимназ, не преминули бы выяснить свои взаимоотношения.
Романы научили бы их, каковы должны быть их роли, показали бы им приме-
ры, коим надлежит подражать, и рано или поздно, возможно, даже без вся-
кой радости, может быть, даже нехотя, но имея перед собой такой пример,
Жюльен из тщеславия невольно последовал бы ему.
В каком-нибудь маленьком городке в Авейроне или в Пиренеях любая слу-
чайность могла бы ускорить развязку - таково действие знойного климата.
А под нашим более сумрачным небом юноша-бедняк становится честолюбцем
только потому, что его возвышенная натура заставляет его стремиться к
таким радостям, которые стоят денег; он видит изо дня в день тридцати-
летнюю женщину, искренне целомудренную, поглощенную заботами о детях и
отнюдь не склонную искать в романах образцы для своего поведения. Все
идет потихоньку, все в провинции совершается мало-помалу и более естест-
венно.
Нередко, задумываясь о бедности юного гувернера, г-жа де Реналь спо-
собна была растрогаться до слез. И вот как-то раз Жюльен застал ее, ког-
да она плакала.
- Ах, сударыня, уж не приключилось ли с вами какой беды?
- Нет, мой друг, - отвечала она ему. - Позовите детей и пойдемте гу-
лять.
Она взяла его под руку и оперлась на него, что показалось Жюльену
очень странным. Это было впервые, что она назвала его "мой друг".
К концу прогулки Жюльен заметил, что она то и дело краснеет. Она за-
медлила шаг.
- Вам, наверно, рассказывали, - заговорила она, не глядя на него, -
что я единственная наследница моей тетки, которая очень богата и живет в
Безансоне. Она постоянно посылает мне всякие подарки... А сыновья мои
делают такие успехи... просто удивительные... Так вот я хотела попросить
вас принять от меня маленький подарок в знак моей благодарности. Это
просто так, сущие пустяки, всего несколько луидоров вам на белье. Только
вот... - добавила она, покраснев еще больше, и замолчала.
- Только что, сударыня? - спросил Жюльен.
- Не стоит, - прошептала она, опуская голову, - не стоит говорить об
этом моему мужу.
- Я человек маленький, сударыня, но я не лакей, - отвечал Жюльен,
гневно сверкая глазами, и, остановившись, выпрямился во весь рост. - Вы,
конечно, не соизволили об этом подумать. Я бы считал себя ниже всякого
лакея, если бы позволил себе скрыть от господина де Реналя что бы то ни
было относительно моих денег.
Госпожа де Реналь чувствовала себя уничтоженной.
- Господин мэр, - продолжал Жюльен, - вот уже пять раз, с тех пор как
я здесь живу, выдавал мне по тридцать шесть франков Я хоть сейчас могу
показать мою расходную книжку господину де Реналю, да хоть кому угодно,
даже господину Вально, который меня терпеть не может.
После этой отповеди г-жа де Реналь шла рядом с ним бледная, взволно-
ванная, и до самого конца прогулки ни тому, ни другому не удалось приду-
мать какого-нибудь предлога, чтобы возобновить разговор.
Теперь уже полюбить г-жу де Реналь для гордого сердца Жюльена стало
чем-то совершенно немыслимым; а она, она прониклась к нему уважением;
она восхищалась им: как он ее отчитал! Как бы стараясь загладить обиду,
которую она ему невольно нанесла, она теперь разрешила себе окружать его
самыми нежными заботами. И новизна этих забот доставляла радость г-же де
Реналь в течение целой недели. В конце концов ей удалось несколько смяг-
чить гнев Жюльена, но ему и в голову не приходило заподозрить в этом
что-либо похожее на личную симпатию.
"Вот они каковы, - говорил он себе, - эти богачи: втопчут тебя в
грязь, а потом думают, что все это можно загладить какими-то ужимками".
Сердце г-жи де Реналь было так переполнено, и так оно еще было невин-
но, что она, несмотря на все свои благие решения не пускаться в откро-
венности, не могла не рассказать мужу о предложении, которое она сделала
Жюльену, и о том, как оно было отвергнуто.
- Как! - вскричал страшно возмущенный г-н де Реналь. - И вы допусти-
ли, что вам отказал ваш слуга?
Госпожа де Реналь, возмущенная этим словом, попыталась было возра-
жать.
- Я, сударыня, - отвечал он, - выражаюсь так, как соизволил выра-
зиться покойный принц Конде, представляя своих камергеров молодой супру-
ге. "Все эти люди, - сказал он, - наши слуги". Я вам читал это место из
мемуаров де Безанваля, весьма поучительное для поддержания престижа.
Всякий, кто не дворянин и живет у вас на жалованье, - это слуга ваш. Я с
ним поговорю, с этим господином Жюльеном, и дам ему сто франков.
- Ах, друг мой! - промолвила, дрожа всем телом, г-жа де Реналь. - Ну
хоть по крайней мере так, чтобы слуги не видели.
- Ну, еще бы! Они стали бы завидовать - и не без оснований, - сказал
супруг, выходя из комнаты и раздумывая, не слишком ли велика сумма, ко-
торую он назвал.
Госпожа де Реналь до того была расстроена, что упала в кресло почти
